Адвокат вольного города 7
Шрифт:
— Единый знаменатель?
— Как в математике? Ну, пожалуй, можно и так сказать. Объединяющий фактор и дисциплина — это ключевой элемент при любом мероприятии. И у каждого из нас своя функция. Вопрос ведь в том, какую функцию возьмёшь ты и как с ней справишься, верно?
Полковник намекнул и сказал даже, возможно, больше, чем должен был и теперь откинулся на спинку, чтобы, небрежно наклонив голову, смотреть в окно.
Я последовал его примеру.
Мда. Кажется, нихрена я не смыслю в летательной технике.
Крылья странной штуки кеппер широко развернулись,
Кеппер взлетел, беспечно легко отрываясь от земли, одновременно разворачиваясь в воздухе, делая это почти вертикально, а сам по себе полёт был легче и плавнее, если не считать гула крыльев и постепенно утихшей вибрации, чем полёт происходил бы у самолёта.
Когда белоснежный пилот, с которым никто не перебросился ни единым словом, поднял аппарат на несколько сот метров, он включил какую-то штуку, от которой корпус окутало серебристым сиянием и лёгким движением направил эту стрекозу вперёд.
Ну да. Минимальный опыт полётов показывал, что летим мы, мать его, очень быстро. А окружающее аппарат поле, наверное, магическим образом решает проблему сопротивления воздуха. Один раз мы налетели на какую-то невнимательную птичку, и её тут же резко отбросило, как футбольный мяч. Значит, поле и проблему столкновений до определённой степени решает.
Земля внизу, а мы поднялись ещё выше, двигалась быстро. Баранов, как и его бойцы, не выказывали этому никакого удивления, видимо летали на этой шайтан-машине не первый раз.
— А зачем меня зовёт государь, Вы сказали? — я попробовал выудить из полковника какую-то полезную информацию, но тот лишь усмехнулся.
По глазам видно, что с одной стороны никто такие вещи вслух не говорит, а с другой, что Баранов был далеко не дурак и не пешка.
— Думаю, Аркадий Ефимович, как господин посол и глава дипломатического ведомства, Вы сможете спросить у него сам. Понять по контексту вопросов.
Я кивнул, намёк понятен.
— А советы по этикету? Вы меня простите, но это Вы с государем на короткой ноге, я его увижу впервые в жизни.
Баранов позволял себе ещё раз усмехнуться.
— Есть пару советов. Во-первых, в разговоре с императором Вы должны стоять. Сидит он, стоит, ходит… хоть лежит. Вы должны стоять. Единственное исключение, если он сам Вам прикажет сесть. И то, если в ходе разговора он сядет напротив, а потом встанет, Вы тоже встаёте.
— Как школьник при ответе учителю?
— Вроде того. Дальше, он говорит, Вы не перебиваете. Спрашивает, отвечайте честно, это в Ваших интересах. Не юлите, не врите. Он узнает, будет гневаться.
— А самому спрашивать можно?
— Считаете, что Вы вправе что-то спрашивать у императора?
— Быть может в ходе беседы потребуется…
— Разве что так. Будьте сдержаны и немногословны. Вы не в зале суда, чтобы заболтать императора. Цените и берегите его время. Если он согласился Вам уделить какое-то время, то это само по себе большая
честь. Ну и само собой, то, что он Вас позвал вовсе не означает, что Вы прибудете и он Вас немедленно примет.— Само собой, не дурак, понимаю, что буду ждать в приемной сколько надо. Я очень усидчивый, это печать профессии.
Баранов кивнул и снова повернулся к окну, своим поведением намекая, что разговор если не закончен, то по крайней мере поставлен на паузу.
По моим ощущениям кеппер прибыл в Москву примерно через час двадцать после взлёта. По моим ощущениям, до столицы пара тысяч километров и это если по прямой летать. То есть скорость эта хреновина дала почти две тысячи километров в час.
Против моего самолётика, который летает сто-сто пятьдесят в час, что неплохо для эпохи, эта металлическая стрекоза — настоящий болид.
Ну, на то он и царь, а я так, погулять вышел. Впрочем, мы тоже гордость имеем.
— А меня обратно отвезут? — робко спросил я Баранова.
— Если потребуется, — простодушно ответил полковник и было опять непонятно, это такой военно-политический юмор или мне и правда может не потребоваться транспортировка. Не, ну а чего, какая разница, где хоронить?
Трансфер к императору был на уровне.
Приземлилась стрекоза на лётном поле где-то внутри Москвы, из салона вышел только я и Баранов. Не успел я размять затёкшие конечности, как на поле уже примчался короткий и явно бронированный автомобиль с наглухо затемнёнными стеклами.
Водитель, бородатый кавказец с погонами армейского майора стартовал в ту же секунду, когда я захлопнул за собой дверь.
Полковник на переднем пассажирском сидении, я позади. Насладиться красотами столицы мне никто не дал, автомобиль нёсся как сумасшедший, я пару раз даже ждал, что мы разобьёмся ко всем херам, но водила был настоящий асом, игнорирующим правила дорожного движения и морщась от досадной помехи в виде других автомобилей.
Мы были во дворце через сорок минут, причём въехали с какого-то второстепенного входа, проехав по дорожке между кустов и газонов.
Баранов резвым атлетом выскочил и жестом велел мне поспешать.
По дороге нас трижды остановила охрана, Баранов показывал документы на себя и, внезапно, на меня, его и меня досматривали и проверяли какими-то артефактами. Он воспринимал досмотры как само собой разумеющееся, так что я подстраивался под него и тоже давал себя проверять.
При этом перемещались мы по лабиринтам коридоров и лестниц довольно быстро.
Только когда он посадил меня в большущей и давящей своим интерьером приёмной, он успокоился, дошёл до солидной немолодой женщины-секретаря, что-то ей проговорил, она еле заметно кивнула.
Да. Ждать пришлось долго, я даже выяснил, что у приемной есть собственный туалет, большой, аскетичный и чистый, как операционная, сверкающей белым фаянсом и светлым полированным камнем.
Привез меня Баранов в «без пятнадцати девять» (наверное, у Кустового и столицы разные часовые пояса), а принял меня император «без пяти четыре по полудни».