Афганский рубеж 4

— Так точно, — сказал тыловик и протянул мне коробку.

— Ты меня не понял, как я погляжу.

— А! Вот теперь понял, — подмигнул Яков и поставил коробку.

Он полез к себе в куртку и вытащил оттуда… пузырёк с прозрачной жидкостью.

— Яша, ещё раз меня не поймёшь, будешь иметь бледный вид.

Сычкин расстроился и убрал пузырёк. Не думал, что увижу его когда-нибудь таким… обиженным.

— Командир, мне сказали, что вы добились того, чтобы мне дали медаль. Я решил вас отблагодарить. Вот выпивка, а в коробке закуска.

— Ильич, ты медаль заслужил, а не выторговал. Запомни это. А если кто-то скажет что это не так, можешь смело плюнуть тому в лицо, — похлопал я по плечу тыловика.

Яков приободрился, взял коробку и пошёл в сторону столовой.

— Сан Саныч, а что с остальным делать?

— С чем именно.

— Ну, я 50 коробок притащил сегодня с Кандагара.

Поражаюсь его способности выбивать продовольственные товары.

— Кушать. Все будем кушать консервы и запивать сгущёнкой. Доброй ночи! — ответил я и вошёл в ЦБУ.

Доложив об итогах вылета Веленову, я долго отвечал на его вопросы. Юрий Борисович интересовался всем и не успевал записывать.

— Так, сначала НАРы, потом чем работали? — спросил Веленов, когда через 15 минут мы перешли к обсуждению самого удара по каравану.

— Сначала цель подсветили, а потом капитан Винокура пустил «сигару».

— Пустил сигару… какая ещё «сигара»?! — возмутился командир полка.

— Юрий Борисович, зачем такие подробности? Я ж вам вкратце уже всё изложил.

— На КП требуют подробностей. План «Завеса» контролируется из столицы. Причём самой что ни есть советской столицы. Всё нужно знать. Так что за «сигара»?

Пока я докладывал командиру полка, появился и Кеша. Нашего сухого пайка хватило, чтобы угостить и разведчиков, и дежурную смену на ЦБУ.

Как только мы сели перекусить, Липкин начал рассказывать о беседе с Сопиным. Послушать было интересно, поскольку Игорь Геннадьевич находился в Кабуле рядом с генералом Целевым.

— Все довольны, но не до конца. Завтра летим на осмотр места вместе с Сопиным, — проговорил Пётр Петрович, намазывая кильку на хлеб.

— Понятно. Что генерал сказал? — спросил я.

— Рэм Иванович ждёт телеграмму от нас с именами отличившихся. А для тебя, Саныч, отдельное сообщение. Целевой сказал, чтоб себя не указывал. Он сам знает, как тебя наградить, — ответил мне Липкин.

— Сан Саныч, наверняка подготовят тебе большую и красивую звёздочку, — предположил Винокура.

— Думаю, что отделаются «большим командирским спасибо», — ответил я.

Сидящие за столом улыбнулись и решили выйти на перекур. Остался только Кеша и Пётр Петрович.

Мой друг Иннокентий был занят поеданием ещё одной банки тушёнки, которой я его угостил. А вот Липкин не торопился вставать из-за стола. Командир отряда спецназа придвинулся ко мне и внимательно посмотрел.

— Саныч, как ты сюда попал в этот забытый всеми Шахджой? Это не твой уровень.

— Почему ты так считаешь? Я досрочно получил воинское звание «майор». Вот теперь отрабатываю, — произнёс я, отклонившись назад.

— Ну, хорош! Я никогда не поверю, что ты поспорил с генералом. Где ты его вообще встретил то в Торске?

Когда-то я ему рассказал, что меня сюда отправили из перепалки с генералом. Естественно, что о романтических отношениях с Кристиной Васильевной Чагаевой умолчал. Так что иной информации ему знать не нужно.

— Я целенаправленно поехал в главкомат и поспорил.

— Партизан! Вот с Кешей хорошо разговаривать, — повернулся он к Петрову, который заканчивал с приёмом пищи.

— А мне нечего скрывать. Мне в Союзе неинтересно, — сказал Кеша, взяв галеты.

Липкин сделал удивлённое лицо. Услышать такое даже для меня сначала было странным. Особенно, когда я уже встретился в этой жизни с человеком, которому претит жить в Советском Союзе.

Но в случае с Кешей я быстро понял, что он имел в виду совершенно другое.

— Пояснишь, Иннокентий? — спросил Пётр Петрович.

— Всё просто. С кем не заговоришь, все просто живут. Лучше, чем лет пять назад. То Саманту Смит обсудят, то «Вечный зов», то «Чучело». Мне им нечего сказать.

— А здесь? — задал вопрос я, хотя и сам прекрасно знал ответ.

— Здесь у меня друзья. Здесь ничего объяснять не надо. Здесь есть с кем поговорить.

Интересная вещь получается. Государство в этой реальности повернулось лицом к участникам войны в Афганистане. В обществе отношение людей адекватное и уважительное. Но пресловутый «афганский синдром» ветеранов по-прежнему не отпускает.

К рассвету, техники уже подготовили нам Ми-8 для полёта в район ночного удара. Михаил Орлов оказался на вертолёте раньше меня и что-то высказывал одному из техников. При подходе к стоянке я успел уловить окончание разговора.

— Ты понимаешь, что люди на борту, и я за них отвечаю. Как так можно было?! — возмущался Михаил.

— Виноват, товарищ старший лейтенант… — отвечал ему техник, поправляющий шапку.

— Кругом, и шагом марш отсюда! — громко крикнул Орлов, и техник быстро убежал.

Только я собрался разузнать в чём дело, как обнаружил интересную деталь. На утреннюю задачу вчера планировали 11-й борт, а отчитывает Орлов техника рядом с 12 м.

— Товарищ командир… — подошёл ко мне Михаил.

— Вольно! В чём дело?

— Борт пришлось… поменять. На 11-м неисправность, — ответил Михаил, но врать у него не особо получается.

— И что же там неисправно?

— «Волос» нашли на рычаге поворота лопасти, — ответил Орлов.

— Оригинальное название. После поговорим. Где пассажиры? — спросил я, и Михаил показал мне на грузовую кабину.

Войдя в неё, я поздоровался со всеми присутствующими и прошёл в кабину экипажа.

На борту с нами были Сопин, прилетевший утром в Шахджой, командир отряда спецназа Липкин и мой начальник штаба Алексей Гвидонович. Ещё к ним добавились два офицера с подразделения Петра Петровича.

Особо выделялся замполит отряда разведчиков, который держал в руках фотоаппарат. Я невольно вспомнил службу в Вооружённых Силах в моей прошлой жизни. Там тоже на фотоотчётах много что было завязано.

Через несколько минут винты раскрутились. Разрешение на взлёт от руководителя полётами было получено, и Орлов начал выполнять контрольное висение. Два Ми-24, которые осуществляли прикрытие, уже висели над площадками.