Агент N 13

Сердитый Чордаш маленькой, густо обрызганной веснушками рукой разгладил складку на пластиковой скатерти, покрывавшей кухонный стол, и все тем же хрипловатым, будто крякающим голосом проговорил:

– Пожалуйста, а в чем именно?
– И вдруг густо весь побагровел: на месте только что расправленной складки на скатерти виднелся едва заметный разрез. "Сколько раз я твердил Элке, что нужно резать хлеб на дощечке, а не на скатерти!" - пронеслись в его голове гневные упреки жене, и он теперь уже краем уха следил за тем, что говорил ему Фельмери.

А Фельмери говорил вот что:

– Вы не помните, на какой улице ночью девятнадцатого июля рабочие могли ремонтировать дорогу или канализационные люки?

– Ночью у нас вообще не работают.

– Извините, - поспешил уточнить лейтенант.
– Я неверно сформулировал вопрос. Где могла гореть ночью красная сигнальная лампочка, если работы не были окончены днем?

– Мы строго соблюдаем правила безопасности. Я за этим сам слежу, ответил Чордаш, думая про себя: "Черт бы побрал эту скатерть. Ее ведь теперь ничем и не заклеишь. Так и поползет дальше".
– Правила положено строго соблюдать, - повторил он вслух.

– Правильно, товарищ Чордаш, - согласился с ним Фельмери.
– Так вот вспомните, пожалуйста, где девятнадцатого июля ночью были установлены красные сигнальные лампочки?

– Тут и вспоминать нечего, - возразил Чордаш заносчивым, пожалуй, даже хвастливым тоном. На мгновение он забыл об испорченной скатерти, хотя рука его продолжала гладить разрез, словно больную рану.
– Если завтра утром вы навестите меня на службе, в отделе, я смогу вам совершенно точно сказать, где в указанную вами ночь горел красный свет.

– Нам это нужно знать сейчас, немедленно, уважаемый товарищ главный инженер, - с подкупающей улыбкой заметил Шалго.
– Вы, как государственный служащий, товарищ Чордаш, а точнее, как лицо, облеченное доверием, знаете, что такое вопросы государственной безопасности. Поэтому мы и обратились именно к вам...

Мужчина весь вытянулся в струну от мгновенно наполнившей его и теперь распиравшей изнутри гордости.

– Минуточку терпения, товарищи. Сейчас. Только переоденусь.

Полчаса спустя они уже были в конторе товарища Чордаша и тщательно, графу за графой, просматривали "Журнал ведения дорожных работ". Шалго только головой покачивал при виде аккуратности, с которой были оформлены все журнальные записи. Тем временем из желтого шкафа был извлечен скоросшиватель и в нем за несколько секунд найден акт N_068/19.

– Вот, пожалуйста. На этой схеме мы видим, так сказать, все нужные нам данные, - гордо произнес товарищ Чордаш и, словно полководец, устремив вперед указующий перст, вытянулся во весь свой крохотный рост.
– Вот этими красными кружками, - принялся пояснять великий человечек, - обозначены места, где установлены лампы красного цвета. Как вы видите, в тот день на пяти объектах моими рабочими производились дорожные работы. Цифры вверху обозначают день начала работ, внизу - дату окончания.

– Отлично, - похвалил Фельмери.
– Давно не видел такой четкости в делопроизводстве. Подозреваю, что товарищ Чордаш тайком окончил какую-нибудь военную академию.

– Академий я не кончал. И даже на военной службе никогда не был. Но я привык думать. И привык во всем соблюдать порядок.

– Полагаю, товарищ начальник, что Фюред вы знаете как свои пять пальцев, - сказал Шалго.

– Еще бы не знать!
– воскликнул Чордаш.
– Да я здесь родился и вырос. В школе здесь учился. А с сорок пятого года бессменно на государственной службе состою. В этом со мной никто не может сравниться. Так сказать, рос вместе с нашим городом... Я тут не то что каждую улицу - каждого жителя в лицо знаю!

– Тогда вам нетрудно будет сказать, вот эти два объекта на каких улицах находятся?

– спросил Шалго и показал на два красных кружка вблизи кардиологического санатория.

– Конечно, нетрудно. Этот - на улице Майва, а этот - на улице Балванеш. На первом объекте меняют водопроводную магистральную трубу, а на втором просела мостовая. Наверное, подмыло снизу асфальт грунтовыми водами. В ближайшие три дня работы будут закончены на обоих объектах.

– Но лампочки красные там и сейчас горят?
– уточнил Шалго.

– Конечно.

– А из этих двух улиц какая поднимается в гору?

– Обе. По улице Майва движение одностороннее, по улице Балванеш двустороннее.

Шалго задумчиво разглядывал схему, и Фельмери, словно угадав его мысли, спросил:

– А если ехать от Шиофока и свернуть на улицу Балванеш, дорога будет идти в гору или под гору?

– В гору.

На всякий случай они записали названия и остальных улиц, где девятнадцатого июля ночью горел красный предупредительный свет.

– Еще один вопрос, - сказал Шалго, пока Чордаш перевязывал шнурком папку с документами и ставил на полку скоросшиватель.
– Не знаком ли вам случайно профессор Матэ Табори? У него дача в Эмеде.

– Он яхтсмен? Как же, знаком! Разумеется, только понаслышке. Лично не имел чести. Наша знаменитость местная, так сказать.

– И сестру его знаете?

– Чокнутую художницу?
– Чордаш как-то странно ухмыльнулся.
– Знаю. Да ее все тут у нас знают.

– Лично?

– Нет, лично тоже, так сказать, не удостоен. Но издали частенько доводилось наблюдать за ихней работой. На берегу озера, с мольбертом. Сказывали, на конкурсах красоты до войны она неоднократно избиралась местной "королевой побережья". Только я, так сказать, в те времена не очень бывал зван на эти самые конкурсы...

– Да, в молодости она была очень хороша собой, - подтвердил Шалго. Вы, конечно, слышали и о том, что после войны Бланка Табори усыновила ребенка из сиротского дома.

– Еще бы! Знаю, конечно, я этого месарошского мальчонку, так сказать.

Шалго изумленно уставился на Чордаша.

– Месарошского? Значит, у мальчика был отец?

– У всякого ребенка должен быть отец, так сказать. Только Месарошем его прозвали не по отцу, а потому, что подкинули его в дом к Месарошам. В сорок первом это было, если меня память не обманывает. Однажды ночью позвонил кто-то в калитку к Месарошам. Господин Месарош - наш здешний адвокат. Вышел он к калитке, а там никого. Только корзина плетеная стоит на земле, и в ней младенчик, так сказать, месяцев трех-четырех от роду. Господин Месарош ту корзину в руки и с ней в полицейский участок. Винце, наш тогдашний участковый, сам дежурил в тот вечер. Составил он протокол по всей форме, и все дела. От него я и слышал эту, так сказать, историю...

– А где этот Винце живет?

– Не живет он, так сказать, больше нигде. Помер. В прошлом году еще. Хороший был человек. Он все проверки после Освобождения чистым прошел. Никаких к нему претензий не было. Потом он еще долго у нас в дорожном отделе работал.

– А что этот ваш Винце с тем найденышем сделал?
– продолжал допытываться Шалго.

– А что ему делать? Вызвал наутро господина адвоката к себе и поладил с ним, договорился, так сказать, что господин Месарош сам отвезет мальчонку вместе с полицейским протоколом в Веспрем, в сиротский приют. Это я совершенно точно знаю.