Академия безмолвия

Женщина откинула капюшон с лица, бледного, как у упыря, с бесцветными губами и щеками, и при этом ровными, правильными чертами, как у нераскрашенной глиняной куклы. Пышные каштановые пряди еще больше подчеркивали ее бледность. Трудно было определить ее возраст - тридцать? сорок? пятьдесят? Все может быть.

– Приветствую вас, адепты, - голос ее, такой же одноцветный, как и лицо, одновременно и раздражал, и завораживал.
– Я глава факультета жизни Адриана Сейкен.

«Ну надо же, факультет жизни, а выглядит так, словно ее только что из могилы выкопали»

«Погоди, какой еще факультет жизни?»

«Ты меня спрашиваешь?»

– Помимо тех сфер, что всегда изучали маги - целительство, защита, владение стихиями, трансформация и телекинез, наша Академия исконно занималась главным. Что есть главное, адепты?

Адепты дружно затрепетали, наконец, один из юношей - кажется, тот, с кем мы вместе искали центральную площадь, - высказался:

– Жизнь?

– Жизнь, - кивнула профессор Снейкен.
– Жизнь и смерть.

«Надеюсь, это не то, что я думаю?», - мне не с кем было поделиться, кроме как с внутренним голосом.

«Надеюсь, ты вообще хоть иногда думаешь», - нервно огрызнулся тот.

– Мы будем заниматься некромантией?
– кажется, этот вопрос задала девушка.

– Мы будем заниматься многим, - все так же одноцветно проговорила профессор Сейкен.
– Главой факультета смерти является профессор Джордас Элфант, к сожалению, он немного опаздывает. Я думаю, он представит вам свою точку зрения, однако, на мой взгляд, жизнь наиболее удивительная и, как это ни парадоксально, наименее изученная форма существования материи.

– Вы можете возвращать жизнь?
– новый голос, на сей раз непонятно, мужской или женский.

– К этому вопросу мы непременно вернемся, - леди усмехается бесцветными губами.

Вдруг она просовывает тонкую руку под складки тяжелого плотного плаща и извлекает на свет черную птицу размером чуть больше ее ладони. Ворон? Вороненок.

Птица чуть взмахнула крыльями, словно пытаясь удержать равновесие, и осталась сидеть на ладони женщины.

– Саму по себе жизнь вернуть не трудно, - женщина поглаживает птицу по черной, блестящей спинке.
– Весь вопрос в том, что это будет за жизнь? И чья?

Каким-то молниеносным выверенным жестом профессор Сейкен ухватила птицу за голову и свернула ей шею. Мне показалось, что в моментально наступившей тишине я услышала тихий и мерзкий хруст ломаемых косточек, хотя этого, конечно, быть не могло. Профессор подбросила на ладони черное безвольное тельце.

– Лишить жизни кого бы то ни было - проще простого. А вернуть? Излечить? Чем меньше тело, чем примитивней рассудок и, если хотите, душа, чем меньше времени прошло с момента смерти - тем легче и быстрее вернуть беглянку.

Леди Сейкен подняла птицу за одного крыло, словно демонстрируя беспомощную вялость несчастного существа. Сложила ладони «лодочкой», поднося убиенную ко рту («неужто воскрешающий поцелуй?!» - внутренний голос, как всегда, скрывает свое беспокойство за сарказмом), прикрыла глаза, что-то беззвучно шевеля губами и словно легонько дуя на черные перышки.

Мне вдруг стало холодно, будто по коже пробежались крошечные ледяные лапки неведомого существа. Холодно и бесконечно тоскливо. Против воли я представила огонь

– наиболее родственную, если верить Гриэле, мне стихию. Мороз стал отступать, неохотно, словно отгоняемый угрожающим видом ружья голодный угрюмый волк. Я опустила горящее внутренним жаром лицо и увидела легкие прозрачные всполохи пламени на руках, вокруг запястий, между пальцев, словно я комкала прозрачную огненной раскраски ткань.

Между тем профессор факультета жизни подняла лицо, кожа на лице натянулась и несколько мгновений леди напоминала прекрасно сохранившуюся мумию. Я моргнула, пытаясь усмирить внутренний и внешний огонь, как наваждение спало. Леди Сейкен стояла перед нами, совершенно спокойная, невыразимо холодная промозглая печаль более не сотрясала мое тело, а пламя не рвалось наружу, но какое-то неприятное, леденящее чувство осталось.

Все словно выдохнули, вернулись несущественные, но все же звуки - я не могла описать ни один из них, но я снова почувствовала себя на открытой солнечной площади среди людей, а не погребенной заживо в глубоком узком колодце.

Профессор равнодушно махнула рукой - и черная птица вспорхнула в воздух, пролетела над нашими остолбенелыми головами. Откуда-то издалека раздалось пронзительное сердитое карканье.

Только сейчас я заметила, что ни ректора, ни мистера Алахетина нет на площади, я затруднялась сказать, когда и куда они ушли. Поймала взгляд Ларса, откровенно ошарашенного. Сложно сказать, что выражал для него мой взгляд.

– Ааа...
– открыл было рот один из адептов.

– Нет, с людьми так нельзя. Точнее, с людьми нельзя так. Теперь я хотела бы подвести итоги, - проговорила леди Сейкен.
– Сейчас вы пройдете в главное здание вот в ту сторону, - она небрежно махнула рукой.
– Каждый из вас получит персональные материалы для занятий, на первых порах вам ничего не понадобиться, кроме бумаги, чернил и перьев, расписание и именной жетон. То, что вы заходите туда, означает, что вы безусловно принимаете правила Академии, а именно, - ее голос усилился и теперь хлестал нас, как хлыст:

Вы сохраняете полнейшее молчание в стенах Академии на протяжении всего срока обучения в Академии, за исключением одного часа после заката.

Вы никогда и никому не рассказываете о происходящем в стенах Академии.

Вы не покидаете стен Академии за исключением тех случаев, когда кто-либо из Голосов Академии выдаст вам специальный пропуск.

Вы не совершаете самовольных убийств и воскрешений.

За нарушение любого из этих правил или за попытку нарушения, даже если она будет неудачной, вы будете отчислены.

Леди обвела взглядом притихших юношей и девушек.

– Вы можете принять решение сейчас или отложить его на двадцать четыре дня, после чего у вас состоится торжественное посвящение выживших в адепты Академии Безмолвия, - неожиданно профессор расхохоталась. Ее смех, прозвучавший в абсолютной тишине, снова вызвал ледяную щекотку.

– Идите же.

Все как один, мы повернулись, и вереница оробевших студентов тихонько поплелась в указанном направлении. Насколько я могла судить, никто из присутствующих не пытался двинуться в какую-то иную сторону.