Академия Высших: студенты

Мурасаки добрел до душа, слишком поздно сообразив, что сначала надо было снять форму. Сработал датчик движения, вода полилась прямо на него. Мурасаки сел на пол и подставил лицо воде. Странно, он никак не мог понять – холодно ему или, наоборот, жарко. Какая вода льется на него – теплая? Горячая? Он приложил пальцы к щекам. Они были ледяными. Мурасаки нащупал на внутренней стороне браслета кнопку экстренной помощи. Она специально была сделана так, чтобы исключить случайные вызовы. Но сейчас Мурасаки хотелось, чтобы она находилась прямо на панели браслета и нажималась бы от одного касания, а еще лучше – от взгляда. Пальцы не слушались. Наконец, ему удалось справиться с вызовом, и браслет тут же налился красным светом. Мурасаки устало закрыл глаза.

Прошло много времени, прежде чем Мурасаки понял, что он все так же сидит в душе, в промокшей насквозь одежде, а помощи все еще нет. Он с трудом разлепил веки. Экран браслета полыхал красным, цифры плыли перед глазами. Вода непонятной температуры продолжала литься на голову, но кажется, делала только хуже. Резь в боку стала такой, как будто Мурасаки проглотил нож. Странно еще, что его не тошнит. Хотя это была бы та еще затея – тошнота, состоящая из ножей. Ну и мысли! Нет, определенно, головой он повредился тоже.

Только усилием воли Мурасаки заставил себя подняться и выбраться из душевой кабинки. За его спиной вода сразу же отключилась, но толку? Теперь он сам был ходячим душем. Вода стекала с него струями. Хуже даже, чем в тот ливень, под который они попали с Сигмой. Мурасаки закусил губу. Почему именно сейчас ему стало плохо, когда у него появилась надежда найти Сигму? Почему это не случилось с ним еще пару дней назад – пока он не получил ее свитер, пока Констанция не обмолвилась про ментальные следы? Хотя нет, правильно, что не случилось, – думал Мурасаки, пытаясь стащить с себя мокрую одежду. Пальцы дрожали и почти не чувствовали ни пуговиц, ни молний. Ноги подкашивались. В глазах все плыло и двоилось. Эх, жаль, что рядом нет Сигмы, она хотя бы могла предположить, что с ним. А он, сколько ни старался, так и не смог постичь принципов работы человеческого тела на том же уровне, что и Сигма. Зато он точно знал, что мокрую одежду лучше снять, а если получится дойти до бокса со стерильными полотенцами, будет вообще прекрасно. Правда, что делать потом, Мурасаки пока не очень понимал. Наверное, можно обмотаться полотенцем и сверху накинуть парку, а потом спуститься в медицинский отсек студенческого центра. Но Мурасаки не был уверен, что в состоянии пройти десять метров до бокса с полотенцами, не говоря уже о том, чтобы найти свою одежду и выйти из раздевалки.

До бокса Мурасаки все-таки дошел и даже смог достать одно огромное полотенце. Его вполне хватило на то, чтобы вытереться и замотаться почти целиком. Но на этом силы у Мурасаки закончились. Он поднес браслет к глазам и, едва понимая, что делает, и нажал последний вызов.

Последней с ним говорила Констанция.

Констанция ворвалась в раздевалку, как метеор.

– Мурасаки! Что ты тут делаешь? – рявкнула она, подходя к парню.

Мурасаки с трудом открыл глаза.

– Жду… какого-нибудь медика.

– В Академии инфекция. Медикам не до тебя!

Мурасаки постучал пальцем по полыхающему красным браслету.

– Я заметил, – он собрался с силами и попытался подняться. Но ноги упрямо не слушались его, а перед глазами все плыло, так что он плохо понимал, где верх, где низ. Он снова сполз на пол и бессильно привалился к стене.

– Прекрасно, – вздохнула Констанция. – А почему ты без одежды?

– Я бегал… потом мне стало плохо и я зашел в душ. В одежде. Потом она намокла.

– Меня больше интересует, почему ты пошел в спортзал, Мурасаки! После всего, что было ночью, ты с утра как ни в чем не бывало пошел в спортзал! Бегать!

Мурасаки заставил себя посмотреть на Констанцию. Что он мог ей сказать?

– Я не знал, что заболел. Поэтому пошел. Бегать.

Слова отобрали у него последние силы.

Констанция снова вздохнула, поднесла к лицу свой браслет и с кем-то связалась. Мурасаки не вслушивался в ее слова, но по общему тону понял, что на этот раз Кошмариции не удалось получить то, чего она хотела.

– Значит, так, Мурасаки, – заговорила Кошмариция, – выглядишь ты ужасно. Как и все студенты, которые подхватили это непонятно что. В медблоках аврал. За тобой смогут прийти не раньше, чем через полчаса. Если повезет. А за это время ты вполне можешь успеть умереть, что в мои планы совершенно не входит. Ты слышишь меня?

Мурасаки кивнул. Но Констанция молчала и он повторил:

– Слышу.

– Очень хорошо. Так что будь хорошим мальчиком, не сопротивляйся!

Она наклонилась к нему и протянула руки. Мурасаки съежился и постарался отодвинуться подальше, но дальше была только стена.

– Мурасаки, – вздохнула Констанция, – я все равно тебя вытащу и отнесу в медблок. Конечно, для нас обоих было бы лучше, если бы ты был нормально одет, а не в полотенце. Но что есть, то есть.

– Вы… вы не можете.

Вместо ответа Констанция Мауриция присела перед ним, притянула к себе и взяла на руки, как ребенка. А потом легко выпрямилась, как будто Мурасаки и в самом деле был ребенком.

– Пожалуйста… отпустите, – попросил Мурасаки. – Не надо.

– Ты не в состоянии ходить, ты не в состоянии стоять, – ответила Констанция, направляясь к выходу из раздевалки, – куда я тебя отпущу? Неужели ты думаешь, что я не в состоянии переместить шестьдесят килограммов биомассы в нужном направлении?

Мурасаки закрыл глаза. Все равно он почти ничего не видел. В конце концов, если Кошмариция решила, что хочет его отнести на руках, это ее проблемы, а не его. Вот только в одном она права: лучше бы ему быть одетым.

Глава 23. Нервничают все

Констанция Мауриция нервно расхаживала вдоль окна, иногда бросая взгляды наружу. Ничего интересного там не было и быть не могло. Пустой двор. Совсем пустой. Все студенты были надежно упакованы – кто в своих коттеджах, кто в медблоках. Но ощущение безопасности или даже передышки не приходило.

Нервничали все.

Бертран то и дело прихлебывал кофе из своего огромного стакана. Звук получался странным, немного шипящим: то ли кофе шипел на Бертрана, то ли Бертран на кофе. В другое время Констанция бы сама зашипела на Бертрана, но не сейчас. Сейчас все вели себя примерно так же.

Алия что-то черкала в своем блокноте, выдирала листы, яростно рвала или просто комкала, как будто она сдавала экзамен на скоростное взятие интегралов. Беата что-то читала на своем планшете, но Констанция видела, что ее глаза бегают по одной и той же строке, изображение никуда не смещалось. Или Беата была глубоко в своих мыслях, или слишком на взводе, чтобы воспринять прочитанное.

Истебан с Джоном прикидывались идиотами, затеяв спор на примитивном языке альфа-самцов: «я тебе сказал!» – «нет, я первый сказал!» – «а я сказал, что ты неправ!». Констанция подозревала, что если спросить у них о предмете спора, они и не вспомнят.

И только декан задерживался. Где его носит? Почему до него никогда нельзя дозвониться?!

Констанция снова и снова нажимала кнопку вызова и снова и снова видела одну и ту же надпись «вызов отклонен».

Наконец вошел декан. Констанция яростно бросила яростный взгляд на часы, чтобы сказать ему про опоздание, и осеклась. Декан не опоздал. Он пришел вовремя. Ровно в полдень. Сама она пришла за пять минут до полудня и была первой. В каком же они состоянии, что пять минут кажутся вечностью? До чего их довели эти дети! Как они вообще такое позволили?!