Академия Высших: студенты

– Сложно понять, – улыбнулся Мурасаки, – я пока не уверен даже в том, что я себя чувствую.

– И в чем же это проявляется? – с интересом спросила Беата, подавшись вперед.

– Приходится ощупывать себя, чтобы понять, одет я или нет, – безмятежно ответил Мурасаки. – В голове шумит. Соображаю я не так быстро, как привык.

– Считай, ты еще легко отделался… учитывая, что ты натворил, – ответила Беата и строго посмотрела на Мурасаки.

Мурасаки поднял брови.

– А что я натворил? Плохо помню.

– «Плохо помню» и «ничего не помню» – это разные вещи. И я точно не стану тебе рассказывать о твоих подвигах.

Мурасаки внимательно посмотрел на Беату.

– Вы теперь мой куратор, Беата?

– Нет, – покачала головой Беата. – Но если я не твой куратор, это не значит, что мне запрещено с тобой разговаривать.

– Что ж… – Мурасаки приподнялся и сел в постели, внимательно следя за тем, чтобы одеяло не сползло ниже талии. Пижама была не из тех, которыми хочется хвастаться перед женщинами. Даже если они тебе годятся в далекие-далекие предки. – Давайте поговорим. Что вы хотите от меня узнать?

– Я бы хотела получить доступ к твоим воспоминаниям, – прежде. чем Мурасаки успел открыть рот, она продолжила, – я знаю, что Констанция Мауриция уже сняла твои воспоминания о той ночи, я их видела. Но меня интересует немного другой период.

– Какой? – с интересом спросил Мурасаки. Он надеялся, что его интерес силен ровно настолько, чтобы замаскировать только что полученное знание: Констанция ковырялась в его памяти и поделилась этим воспоминанием с другими кураторами. Значит, он, Мурасаки, что-то видел или знал, что-то представляющее угрозу для… кого? Или чего? Для Академии? Кураторов? Может быть, что-то связанное со вспышкой этой непонятной инфекции? Раз по словам Беаты он что-то эдакое натворил.

– Видишь ли, я точно не могу сказать, – заговорила Беата. – Меня интересует момент, когда ты впервые нашел в парке…

Она замялась, и Мурасаки вдруг понял, что именно ее интересует: те странные солнечные часы, возле которых они с Сигмой занимались теорией вероятностей. Но почему? Что в них такого? И как они вообще связаны с происходящим? Мурасаки терпеливо ждал, пока Беата подберет нужное слово. То, как она их назовет, тоже будет информацией. Важной информацией, – он чувствовал это буквально каждой клеточкой тела, дрожа от нетерпения.

Наконец, Беата взмахнула рукой, довольно точно очерчивая контуры сломанных часов.

– Это сломанное устройство, в пыли и трещинах. С такой зеленой панелью.

Мурасаки нахмурился.

– Я не помню, когда это было, Беата. Я не искал его специально. Просто гулял по парку. Изучал его. Я даже не помню, было ли это летом, перед началом занятий, или позже.

– Это неважно, – мягко сказала Беата. – Я найду, когда это случилось, если ты дашь мне ментальный доступ к этому событию.

Мурасаки кивнул. Конечно, он не должен сопротивляться. Но… Если они спрашивают разрешение, значит… Мурасаки ухмыльнулся. Значит, он может торговаться, вот что!

– А вы можете в благодарность за услугу вернуть мне память последних дней? Сутки перед вспышкой инфекции, – невинно пояснил Мурасаки. – Ментальный контакт позволяет это сделать? Мне очень не нравятся эти провалы в памяти. Вы правильно сказали, что это разные вещи – плохо помнить и ничего не помнить. Я не помню ничего. И я хочу знать, что я натворил.

Беата изменилась в лице. Всего на пару мгновений, но Мурасаки успел заметить. Вот как!

– Нет, Мурасаки, этого я делать не стану, хотя могу. Это не просто провалы памяти. Констанция Мауриция как твой куратор закрыла тебе доступ к этим воспоминаниям и сделала это ради твоего же блага.

– И это не помешает мне учиться дальше?

– Думаю, что нет. А если помешает, Констанция Мауриция сама снимет блок. Уверяю тебя, – Беата вздохнула, – на ее месте я поступила бы точно так же. Но я вижу, что тебе… тоже хочется получить какую-то выгоду от нашего обмена информацией. И я тебя понимаю Ментальный контакт – слишком неприятная вещь, чтобы позволять всем подряд влезать в свою сущность. Поэтому давай сделаем так. Я обещаю тебе в обмен на доступ к твоей памяти полную информацию по любому вопросу, который ты мне задашь. Не сейчас. Когда ты выздоровеешь и мы разберемся с эпидемией.

– То есть, – медленно заговорил Мурасаки, – я могу прийти к вам и спросить, например, как убить куратора и вы мне ответите? Честно и исчерпывающе?

Беата улыбнулась.

– Да. Но с таким вопросом ты ко мне, конечно же, не придешь.

– Почему вы так уверены?

– Потому что кураторов убить невозможно. Если ты этого еще не понял, то поймешь, едва займешься изучением вопроса. Предлагаю тебе использовать мои знания с большей выгодой для себя.

– То есть я могу спросить о чем-нибудь… – Мурасаки расчетливо запнулся, – личном?

– Конечно.

Мурасаки решился. Такой шанс упускать нельзя. В конце концов он может спросить у нее, где сейчас Сигма. Или как избавиться от ментального контроля.

– Хорошо, я согласен, – сказал Мурасаки.

Беата протянула руку, взяла его за подборок и повернула к себе, чуть подавшись вперед, чтобы их глаза были на одном уровне.

– Откройся мне, – прошептала она.

И Мурасаки снял барьер. То, что пряталось за зрачками Беаты, ничем не отличалось от пропасти, которую носила в себе Констанция. Мурасаки вздрогнул и провалился внутрь.

К счастью, на этот раз он не прокусил губу. Наоборот, Беата бережно отпустила его лицо и, взяв за плечи, уложила в постель. Что-то сказала в пространство и, повернувшись к Мурасаки, прошептала:

– Сейчас тебе принесут сладкой воды, обязательно выпей и тебе станет легче.

– Вы нашли то, что искали? – спросил Мурасаки.

– Да, – кивнула Беата. – Спасибо, – она похлопала его по руке. – Выздоравливай.

Как только она вышла, в палату вошел медбрат – в таком же защитном костюме, как и врач, с автономной подачей воздуха. Мурасаки усмехнулся. Что там сказала Беата? Кураторов убить нельзя? Похоже на то. Уж во всяком случае кишечная инфекция для этого не годится.

Глава 26. О чем говорят кураторы

В этом ресторане, как всегда, было пусто. Огромный зал, залитый холодным голубым светом, был похож на операционную. Выстроенные в ряды столы и стулья из полированного титана только усиливали впечатление. И легкое звяканье приборов о край посуды – тоже. Впрочем, приборы звякали здесь нечасто, разве что когда кому-нибудь из кураторов приходила в голову нелепая мысль заказать десерт. Других посетителей в это время обычно не было. Иногда Беате даже казалось, что их никогда не бывает, вообще никогда. Вот и сейчас был занят только один столик – в самом центре зала, как будто специально, чтобы официант не мог незаметно возникнуть из-за спины.