Актуальные проблемы языкознания ГДР: Язык – Идеология – Общество
Шрифт:
Но тут возникает чрезвычайно сложная проблема. Мы проиллюстрируем ее на примере того, чем в марксистском понимании является «лживый язык» буржуазии. Процитируем строки из «Немецкой идеологии», которые можно отнести также и к совершающимся ныне в широком масштабе империалистическим манипуляциям общественным мнением.
«Чем больше форма общения данного общества, а следовательно, и условия господствующего класса развивают свою противоположность по отношению к ушедшим вперед производительным силам, чем больше вследствие этого раскол в самом господствующем классе, как и раскол между ним и подчиненным классом, – тем неправильней становится, конечно, и сознание, первоначально соответствовавшее этой форме общения, то есть оно перестает быть сознанием, соответствующим этой последней, тем больше прежние традиционные представления этой формы общения, в которых действительные личные интересы и т.д. и т.д. сформулированы в виде всеобщих интересов, опускаются до уровня пустых идеализирующих фраз, сознательной иллюзии, умышленного лицемерия. Но чем больше их лживость разоблачается жизнью, чем больше они теряют свое значение для самого сознания, – тем решительнее они отстаиваются, тем все более лицемерным, моральным и священным становится язык этого образцового общества» [109] .
109
К. Маркс, Ф. Энгельс.
Такие понятия, как «свобода», «демократия», «права человека», «самоопределение» и другие, которые зарождающаяся буржуазия противопоставляла феодальному общественному строю как вехи, действительно знаменовавшие прогресс, давно превратились в «labels» – ярлыки, этикетки, которые существовавшие классовые отношения лишили содержания. Таким образом, вскрываемая социолингвистикой «зависимость между языком и буржуазными отношениями» [110] состоит в апологетике языка. Так, в джунглях буржуазной прессы можно детально проследить, какой инфляции подверглись высокие понятия времен процветания буржуазии, превратившись в средство вуалирования действительных классовых отношений. Механизм и практическое осуществление этой направленной языковой политики составляют область интересов социолингвиста. Его интересуют методы, используемые фабрикаторами общественного мнения. Семантическая сторона вопроса, как ни важна она в общественной реальности, составляет для него (пусть и реальный) лишь фон. Употребление уже, можно сказать, окостеневших обозначений в целях сохранения противного общественным интересам социального строя представляет собой прагматическую акцию, которая требует социолингвистической интерпретации. Значение слова «свободный», например, в излюбленном выражении империалистической пропаганды «свободный мир» не идентично с энгельсовским понятием свободы из его теории необходимости. Следует ли считать, что перед нами лишь двузначность полисемантичного слова, два омонима, или правильнее было бы говорить с позиций социолингвистики о двух общественных вариантах одного словарного значения?
110
Там же, с. 284.
Если проанализировать всю сеть обозначений, употребляемых буржуазией для поддержания и восхваления своего классового господства, то можно получить определенный портрет буржуазной идеологии, своего рода спектр буржуазного сознания. Однако «лучи этого спектра» (если продолжить этот образ) в какой-то мере нейтрализуются «собирательной линзой» общенародного языка. Тот же самый язык, например немецкий, отражает идеологию рабочего класса и, в частности, его боевого авангарда – партии. Социолингвистика должна установить, в какой мере буржуазия и рабочий класс говорят на одном «языке» и в какой мере этот язык для них различен. При этом социолингвистика может использовать прагматическую постановку вопроса, направленную на исследование того, чтo оба основных класса «делают из одного и того же языка». Сквозь общенародный язык просвечивают различные «идеологические спектры». Это может стать исходной точкой для обширной программы исследований. На основе марксистско-ленинской теории развития общества должны быть выявлены и систематизированы классово обусловленные особенности употребления языка. Таким путем может быть исследовано как противоречие между реальным общественным положением и базирующимся на нем сознанием, с одной стороны, и искажающей факты языковой оболочкой – с другой, так и соответствие прогрессивных общественных отношений и интересов наиболее эффективному языковому выражению. Правда, могут иметь место и должны быть исследованы также две обратные ситуации. Так, например, апологетика может выступать в прекрасном языковом оформлении, в то время как прогрессивные идеи могут скрываться за весьма скудным словесным арсеналом.
Следовательно, не существует прямой зависимости между требованием определенной исторической ситуации и его реализацией в успешной языковой коммуникации. Если мы говорили выше о социальных вариантах «в рамках» и «вне рамок» общенародного языка как о двух основных явлениях, рассматриваемых социолингвистикой, то теперь, обращаясь к функциям этих вариантов, мы переходим к следующему тематическому комплексу социолингвистики. Мы хотели бы здесь особо отметить роль языка как инструмента «социального воздействия» [111] . Конечно, это понятие намного шире и включает в себя не только социальные варианты. Но при осуществлении языкового воздействия – при помощи средств массовой информации или при межличностных контактах, официальных сообщениях, посредством художественной литературы – возникают релевантные для социолингвистики узловые пункты или точки приложения сил, через которые прокладывают себе путь как (пассивное) понимание, так и (активное) взаимопонимание. Это могут быть, например, так называемые ключевые слова [112] , равно как и общественно значимый акцент. Практически и социальные варианты в процессе коммуникативного воздействия постоянно подвергаются «перезарядке», усиливаются, отвергаются и, конечно, прежде всего создаются заново.
111
Характерно, что по этому тематическому комплексу имеется обширная буржуазная литература. См.:
· J.O. Hertzler. A Sociology of Language. New York, 1965 (особенно гл. XI: The Language of Social Control and the Social Control of Language, p. 264 – 299, а также библиографию на с. 533 – 535).
Сюда же относится так называемый «контент-анализ» Ласуэла (H.D. Lasswell. The Language of Politics. New York, 1949) и его последователей.
112
Ср.: G. Matore. La methode en lexicologie. Paris, 1953.
Проследим комплекс обозначений, связанных с 3-й реформой высшей школы, как он отразился в постановлениях, публикациях, радио, прессе
и в первую очередь в повседневных разговорах в самих институтах и университетах. Здесь преобладают такие выражения, как, например,· «всестороннее укрепление Германской Демократической Республики»,
· «осуществление научно-технического прогресса / научно-технической революции»,
· «тесная взаимосвязь науки, экономики и общественной жизни»,
· «наука как непосредственная производительная сила»,
· «концентрация»,
· «создание крупных научно-исследовательских центров»,
· «социалистический коллективный труд»,
· «классовое воспитание»,
· «единство научной работы и преподавания»,
· «научно-эффективный учебный процесс»,
· «новая по содержанию и методике организация учебного процесса»,
· «повышение квалификации»,
· «управление, планирование и организация системы высшего образования»,
· «новое качество руководства»,
· «современная организация науки»,
· «новая фаза социалистической политики в области высшего образования»
· и (в качестве противоположного полюса) «западногерманская политика в области науки и образования на службе монополистического капитала».
Это перечисление можно было бы продолжить или распространить на другие области (например, «развитие социалистической демократии», «вклад в дело осуществления нашей социалистической Конституции»).
Во всех этих терминах нашел свое отражение решающий аспект социальной действительности. Он обратился в лозунги, потому что развитое социалистическое общество повелительно требует оптимальной организации системы высшего образования и всего научного потенциала. Для выполнения стоящих перед университетами существенно возросших задач и для отыскания наиболее эффективных путей возникли выражения, которые в свою очередь оказывали обратное воздействие и вкупе с положением вещей порождали новые мысленные ассоциации. Причем для нашего социалистического общества характерно сознательное объединение научных, экономических и политических требований. Это находит свое отчетливое отражение в терминологии. Тем самым вышеприведенный комплекс обозначений становится решающим идеологическим средством обращения к народным массам, способным их заинтересовать и мобилизовать.
Весьма знаменательно, что постановление Политбюро ЦК СЕПГ «Дальнейшее развитие марксистско-ленинских общественных наук в ГДР» [113] провозглашает это взаимопроникновение и сочетание общественных потребностей и языковых форм основным объектом исследования языкознания. Согласно этому, при строительстве развитого социалистического общества возникают
«также и в отношении процессов языковой коммуникации новые задачи. Сюда относятся особенно исследования структуры и функций языка в общественной коммуникации…» [114] .
113
«Einheit», Ht. 12, 1968, S. 1455 – 1470.
114
Там же, с. 1461.
В дело разработки также упомянутой в решении центральной и узловой темы «Основные вопросы общественной эффективности языка» [115] именно социолингвистике предстоит сделать особо весомый вклад.
Следует, однако, спросить, достаточна ли выработанная нами система категорий, чтобы исследовать эффективность языка в нашем социалистическом обществе? Опираясь на введенное нами понятие социальных вариантов, которое мы до сих пор использовали в плане накопления или, в лучшем случае, классификации фактов, следует предпринять дальнейший, решающий шаг, если мы хотим вскрыть главные взаимосвязи между языком и обществом. При этом поучительным может стать развитие лингвистики последних десятилетий. Точно так же, как с введением понятий фонемы и семемы прояснились ранее не систематизированные и не изученные структурные отношения, – так же понятие идеологемы могло бы обеспечить методологический подход к введению в социолингвистику понятия релевантности. Как известно, концепция, символизируемая в структурной лингвистике окончанием -ема (прилаг. «эмический»), позволяет кратко выразить диалектику между общим и единичным или особенным, а также между закономерным и случайным. «Эмы» (например, фонемы, морфемы, лексемы, семемы) представляют собой различительные элементы, из которых строится структура языка. Они являются также интерсубъектно сличимыми инвариантами, в то время как, например, звуки по своей физической сущности или образы в сознании говорящего подвержены широкому диапазону вариаций. В соответствии с этой основной мыслью можно было бы сказать, что идеологема (возможно, будет найден более удачный термин) – это социальный инвариант, проявляющийся в языковых единицах, или, короче, лингвистический инвариант с социальной релевантностью [116] .
115
Там же, с. 1470.
По вопросу о реализации этого решения и новых задачах марксистско-ленинских общественных наук см.:
· K. Hager. Die entwickelte sozialistische Gesellschaft (Aufgaben der Gesellschaftswissenschaften nach dem VIII. Parteitag der SED). – «Einheit», Ht. 11, 1971, S. 1203 – 1242.
· Zentraler Forschungsplan der marxistisch-leninistischen Gesellschaftswissenschaften der DDR bis 1975. – «Einheit», Ht. 2, 1972, S. 169 – 184.
116
Пожалуй, лучше отразил бы ситуацию термин «прагмема». В этом случае будет подразумеваться некоторый класс общественно обусловленных языковых вариантов.
Инвариант или соответственно систему этих инвариантов «представляет» нам марксистско-ленинское учение об обществе. Мы никогда не извлекаем их из исходного языкового материала непосредственно. Представляется важным внести в это ясность, приступая к определению понятия идеологемы. Попытки лингвистической антропологии в духе Уорфа или Вейсгербера терпят неудачу как раз из-за того, что они постулируют языковую картину мира, не имеющую реальной опоры ни в языке, ни в общественном сознании языковой общности, которой она приписывается. Понятие идеологемы представляет собой абстракцию, которая приводит к общему знаменателю то, что различно в языковом отношении, но подлежит совмещению в общественном плане. Чтобы проиллюстрировать образование и структуру идеологемы, проведем для примера следующий анализ.