Акула пера в мире Файролла-11 Снисхождение. Том 2

– Бисквитный - жалобно пробормотала та, держа ее на вытянутых руках - С пропиткой и сливочным кремом. И цукатами. Да пошло оно все! Съем!

– Вот и молодец - я одобрил я действия Танюши и окинул глазами стол.

Интересно, из каких соображений его формировали, в гастрономическом смысле? Слева от торта лежал целиком зажаренный гусь, справа - тарелка с рыбным ассорти. Еще здесь имелось несколько блюд с мясной нарезкой, ваза с профитролями, запеченное мясо, украшенное бумажными розочками, венские вафли, фруктовое желе, которое уже начало оплывать и приличных размеров лоханка с каким-то супом. Просто рядом с ней половник лежал, так что вряд ли там что-то другое. То ли исходили из принципа 'пусть каждый себе что-то найдет', то ли просто не заморачивался никто, мол - что приготовили, то и выложили.

Гусь издавал потрясающий аромат жира и чеснока, я бы с удовольствием открутил ему ногу, намазал горчицей, что стояла рядом с ним и сточил бы ее под коньячок или вон, белое вино, но, поразмыслив, решил этого не делать. Во-первых, почти наверняка я изгваздаю одежду жиром, во-вторых - чеснок. Такой выхлоп потом будет - мама, не горюй. Мало ли, что меня дальше ждет?

В результате я сноровисто сообразил себе бутерброд с семгой и бодро откусил от него чуть ли не половину.

– Вина?
– окончательно плюнув на условности, с набитым ртом спросил я Танюшу, которая с невероятно счастливым видом уписывала торт.

– Белого - видимо окончательно махнув рукой на все, согласилась она.

Все-таки еда - она друг человека. Мне изначально не нравилось все происходящее, я очень не хотел ехать на это мероприятие, когда все спутники разбежались, мне стало совсем грустно. А еда все сбалансировала, придала немного уверенности, в конце концов - она дала мне занятие. Что самое скверное в вечеринке, на которой ты чужой? Ощущение бесполезности себя в данных условиях. Но когда ты ешь - все меняется. Ты при деле. Ты - жуешь и значит, не совсем зря ты сюда пришел. И находишься здесь по праву, потому что посторонних не кормят вот так запросто.

А еще я заметил, что мы тут такие не один. В смысле те, кто тоже особо никого не знает. Нет, в большинстве своем гости между собой знакомы, это хорошо видно по тому, как они общаются, как смотрят друг на друга. Именно по этой причине легко вычислить тех, кто оказался здесь как мы - может, случайно, может, по служебной надобности. Дали приглашение кому-то как мне - и попробуй откажись.

Еще я искал в толпе своих спутников, но, увы, не находил. Больно много было народа и все ведь на месте не стоят, кто танцует, кто просто перемещается по залу. Мне вообще это все напоминало вечер встреч выпускников в институте.

Хотя одно знакомое лицо я увидел. А именно - я узнал одного из гостей. Это был юноша с бледным, почти белым лицом, я его видел в 'Радеоне', он к нам в гости приезжал сравнительно недавно. Сейчас он беседовал с пожилой женщиной, у которой была крайне экстравагантная прическа. Ее волосы были уложены в виде атакующей кобры, причем сделано это было с неимоверным мастерством. Не знай я, что это волосы, подумал бы, что настоящую змеюку ей на голову посадили.

– Я рад есть видеть вас снова - раздался вкрадчивый голос дядюшки Эверта. Услышав его, Танюша ойкнула и дернулась в мою сторону, не переставая при этом жевать.

– А мы то как рады - я сделал шаг вперед, закрывая собой девушку - Не правда ли прекрасный вечер? И еда вкусная.

– Это есть так - важно произнес тот - Такой как вы есть должен быть счастлив, что получил возможность быть здесь сейчас.

В лацкане у него, как и у всех здесь присутствующих, тоже была закреплена бутоньерка, я даже узнал цветок, находящийся в ней. Это была герань.

– Я всегда и везде нахожусь по праву - холодно ответил ему я. Мне этот толстяк очень не понравился еще там, в отеле, потому особо церемониться с ним я не собирался. Да и Зимин говорил о том, что его посылать куда подальше можно и нужно - Равно как и моя спутница.

– Я ее забери у вас - тоном, не оставляющим места для возражений, заявил мне дядюшка Эверт - Ты есть кушать и отдыхать, а я с h"ubsche Таньюша танцевать.

И он поманил девушку пальцем, испачканным в курином жире. Он даже не потрудился вытереть руки.

– Она не танцует - холодно сообщил толстяку я - Или танцует, но только со мной.

– Ты есть не подумать над тем, что говорить - ткнул меня пальцем в грудь дядюшка Эверт и нехорошо улыбнулся - Но я добрый. Я еще раз говори - кушай, слушай музыку. Пока ты можешь это делать - делай. Но никогда не смей говорить 'нет' тем, кто сильнее тебя, это есть Leichtsinn. Ээээ.... Глюпость.

– Leichtsinn означает не 'глупость', а безрассудство - раздался голос у меня за спиной - Эверт... Тебя же зовут Эверт?

– Эверт - с толстяка вмиг слетела вся спесь, он поспешно расшаркался перед тем, кто стоял у меня за спиной - Evert Kluge, Ihr ergebener Diener in aller Ewigkeit (Эверт Клюге, вечно ваш слуга).

Я знал этот голос и ни с кем бы его не спутал. Впрочем, если бы я даже засомневался, то запах апельсиновых корок и еще чего-то пряно-сладкого точно ни с чем не спутал. Блин, что же это за специя, который раз ломаю голову? Ломаю - и не нахожу ответа. Сходить что ли в магазин какой, там все пряности перенюхать?

– Мне не нужны слуги - Старик положил мне руку на правое плечо, и я ощутил, насколько она тяжела и холодна - Меня окружают только те, кто этого достоин, те, кого я сам выбрал из миллионов и миллионов сущностей. Как ты думаешь, Эверт Клюге, можно ли тех, кого я счел достойным своего общества, называть слугами?

– Nein - пробормотал дядюшка Эверт, озираясь по сторонам.

Эта беседа явно заинтересовала многих, но при этом никто не рискнул приблизится, напротив, вокруг нас образовался некое пустое пространство.

– Правильно, Эверт Клюге, нельзя - мерно произнес Старик - Они мои друзья, мои помощники, мои сподвижники. Наконец - мои ученики.

В этот момент его вторая рука легла на мое левое плечо. Если бы я был гвоздь, то, скорее всего, ушел бы в пол по шляпку. У меня было ощущение, что на мои плечи навалилась гора Эверест.

– Вот и хорошо - продолжил Старик - Я вижу, мы понимаем друг друга. Теперь поговорим о безрассудстве и глупости. Ты же не против побеседовать об этом, мой пытливый Эверт Клюге?

– Nein - толстяк был весь мокрый, пот тек по его лысине, по внезапно обвисшим щекам, он уставился в пол и не поднимал глаза - Das heisst - ja. Ich habe nichts dagegen, Euer Gnaden. (Нет. То есть - да. Я не против, светлейший).

Что именно говорил дядюшка Эверт, я не понимал, но догадывался. По интонациям было понятно.

– Безрассудство и глупость - задумчиво сказал Старик за моей спиной - Казалось бы - одно и тоже. Но нет, мой сладострастный Эверт Клюге, это не так. Глупость - это когда ты лелеешь мысли о том, как бы овладеть душой и телом невинной девушки, даже не посмотрев на цветок в ее бутоньерке. А безрассудство, это когда ты позволяешь себе рассуждать о том, кто и где имеет право быть, даже не зная, кто перед тобой стоит. Или зная?