Аландский крест
Шрифт:
Закончив, он вопросительно посмотрел на меня, как будто ожидая поддержки, но так и не дождался. Свое мнение о Нессельроде я высказал достаточно давно и не собирался его менять.
— Между тем нам нужен скорейший мир, — после недолгой паузы продолжил император. — А с таким руководством мы получим лишь очередные унизительные для нас условия.
— Все так, но к чему ты клонишь. Только не говори, что собираешься предложить мне возглавить еще и МИД?
— Ну как ты мог такое подумать… кхм… Канцлера я отправлю в отставку, заменив послом в Вене князем Александром Михайловичем Горчаковым. Но даже ему не готов
— Один вопрос, почему ты решил, что я с этим справлюсь?
— Потому что у тебя уже есть опыт в подобных делах. Не надо думать, что твой стремительный вояж в Северную Германию остался незамеченным. В общем, все необходимые на этот счет распоряжения я уже подписал. Сегодня к вечеру тебе перешлют все документы и составят справки по делам. А дальше на тебе будут и переговоры о мире, кои все равно начнутся, не сейчас, так через год. Основную работу пусть делают дипломаты, тебе же предстоит руководить, не давая ставленникам бывшего канцлера нам все испортить!
— Фух… умеешь ты удивить!
— Константин, это ведь предсмертная воля Папа, — проникновенным тоном заявил Александр, взяв при этом за руку и глядя прямо в глаза. — Именно он завещал тебе заниматься переговорами с нашими врагами!
— В ход пошла тяжелая артиллерия? — усмехнулся я, хорошо зная его ухватки.
— Как хочешь, но отказа я не приму!
— И не думал, но позволь сначала пару уточняющих вопросов?
— Спрашивай, охотно отвечу.
— Насколько широкие полномочия ты готов мне доверить?
— Бери, сколько нужно, лишь бы скорее закончить эту бессмысленную войну. Мы ведь только благодаря тебе и справляемся.
— Ну не преувеличивай, Камчатку отбили сами. На Севере тоже как-то управились…
— Не спорь. Там были опять твои моряки.
— Пусть так, но без поддержки народа у нас ничего бы не вышло. Впрочем, мы сейчас не об этом. Скажи, если уж речь зашла о будущем мире, какие условия ты считаешь приемлемыми?
— Все просто. Во-первых, никаких контрибуций. Святые места наши, равно как и преимущественное право покровительства над христианами в Османской империи. Чужой земли не хотим, но и своей…
— Стоп-стоп-стоп! А зачем мы тогда брали Трапезунд и Батум?
— Я полагал, чтобы иметь возможность для маневра во время переговоров.
— И это тоже, но… ты постоянно твердишь мне о священной воле отца. Помнишь, что он говорил на этот счет?
— Что?
— Там, где хоть раз поднялся русский флаг, спускаться он больше не должен! Поэтому, если хочешь торговаться — твоя воля. Согласись отдать французам святые места, пожертвуй покровительством балканских христиан в пользу концерта великих держав, но не отдавай землю, политую кровью наших солдат!
— Костя! — изумлённо посмотрел на меня брат. — Тебя словно подменили…
— В смысле?
— Ты всегда стоял за защиту наших единоверцев!
— И сейчас стою. Но совершенно не понимаю, почему ради эфемерного покровительства балканским христианам надобно вернуть туркам реальный Трапезунд?
— Боюсь, османы
на это не пойдут.— Можно подумать, их кто-то собирается спрашивать, — фыркнул я. — К слову, помнится, Нессельроде говорил, что получил через своего зятя от императора Наполеона некие предварительные условия. Ты случайно не знаешь, в чем они состоят?
— Совсем забыл распорядиться об отправке тебе копии. Впрочем, условий там не много, и я их помню. Во-первых, возвращение к довоенным границам.
— На хрен! — коротко прокомментировал я желание императора французов, после чего, видя изумление Саши, пояснил. — Если бы они захватили часть нашей территории, тогда бы можно было обменяться, а без того и говорить не о чем. Что еще?
— Демилитаризация Черного моря.
— Адрес повторить?
— Покорно благодарю, — улыбнулся брат. — Но нет. Впрочем, тут я с тобой согласен. Предлагать нам сейчас такое — абсурд!
— Еще что-нибудь?
— Свободное судоходство по Дунаю.
— Хотят подольститься к Австрии? Тоже на хрен! Во всяком случае, пока в Вене не готовы нас безоговорочно поддержать!
— Далее то, о чем ты уже говорил. То есть отказаться от покровительства христианам. И я, право же, решительно не понимаю столь резкой перемены твоего мнения на этот счет.
— Видишь ли, Саша. Во-первых, на мой не просвещенный взгляд, покровительство всем этим страдающим под иноземным игом народам не принесло нам ничего хорошего. По большому счету, это лишь формальный повод, позволяющий нам вмешиваться во внутреннюю политику Османской империи, без которого вполне можно обойтись. Как это делают сейчас союзники. А во-вторых, мы, то есть правительство России, почему-то озабочены процветанием всех народов, кроме собственно русского.
— Отчего ты так говоришь?
— А разве это не правда? Ради интереса потребуй в Министерствах Внутренних дел и финансов статистические выкладки. Сколько платят налогов в Российских губерниях, а сколько на окраинах? Под твоим скипетром благоденствуют все. Поляки, финны, чухонцы, грузины и прочие нацмены, но только не русские. Даже евреи, вечно плачущие о своей тяжелой доле, и те имеют больше прав. Ведь на них хотя бы не распространяется крепостное право!
— Постой-постой, это что за словцо? — попытался съехать с неприятной темы брат. — Откуда оно?
— Ты о чем?
— Ну эти «нацмены»…
— Ах вот ты про что, — чертыхнулся я про себя, сообразив, что в пылу дискуссии употребил советский неологизм. — Видишь ли, в нашем Богоспасаемом отечестве есть русские, а есть национальные меньшинства. Сокращенно нацмены.
— То есть инородцы?
— Можно и так сказать. Тем более, что дело не в термине! А в том, что заботиться в первую, а также вторую и в третью очередь нужно именно о своем народе, а не третировать его в угоду заведомым врагам.
— Так уж и врагам?
— Вспомни, как сильно облагодетельствовал наш дядя поляков. Чем они отплатили?
— Но есть же и примеры иного рода. Те же финны…
— Вот что я тебе скажу, братец. Не стоит обольщаться на их счет. Поверь, среди жителей Великого княжества Финляндского довольно людей, презирающих все русское и искренне считающих себя по отношению к нам высшей расой!
— Что? — не поверил Александр. — Ты сейчас точно про финнов, никогда не имевших даже государственности?