Александр Сопровский был одним из самых талантливых, серьезных и осмысленных поэтов своего поколения

Не т‹ от Бо­га, что ис­тин­но — но т‹ ис­тин­но, что от Бо­га. В этом убе­ж­де­нии, ко­то­ро­му ты­ся­че­ле­тия бу­дет со­про­тив­лять­ся про­све­щен­ней­шая часть мыс­ля­ще­го че­ло­ве­че­ст­ва,— в этом убе­ж­де­нии тверд Иов. И пусть в ус­та са­мой Пре­муд­ро­сти вло­жил ве­ли­кий муд­рец та­кие сло­ва:

...кто на­шел ме­ня, тот на­шел жизнь, и по­лу­чит бла­го­дать от Гос­по­да (Притч. 8.35),—

Ио­вом вы­стра­да­но дру­гое: на ком Гос­под­ня бла­го­дать, тот и пре­муд­рость най­дет. Ибо его Гос­подь

... ска­зал че­ло­ве­ку: вот, страх Гос­по­ден есть ис­тин­ная пре­муд­рость, и уда­ле­ние от зла — ра­зум (28.28).

Пре­муд­рость есть страх Бо­жий и пе­ре­жи­ва­ет­ся че­лов­еком как лич­ный дар, не как от­вле­чен­ная нрав­ст­вен­ность, вы­во­ди­мая «ду­хом ра­зу­ме­ния» из са­мо­го се­бя... Все это, соб­ст­вен­но, есть вос­по­ми­на­ние Ио­ва, не­ко­гда вла­дев­ше­го этим да­ром.

Те­перь Иов не зна­ет, че­го хо­чет от не­го Гос­подь. В от­ча­я­нье он вы­дер­жи­ва­ет на­пад­ки все бо­лее оз­лоб­ляю­щих­ся про­тив не­го дру­зей. Ведь они хо­тят ото­брать у не­го по­след­нее, они яро­ст­но тол­ка­ют его ту­да, где, Иов ви­дит, нет Бо­га.

Сколь­ко знае­те вы, знаю и я; не ни­же я вас (13.2).

По­зна­ния­ми быв­ший вождь и су­дья — муд­ре­цам из зем­ли муд­ре­цов не ус­ту­пит.

Мно­го­ре­чи­вые дру­зья мои! К Бо­гу сле­зит око мое» (16.20).

Тут уда­ре­ние на сло­ве Бог.

За­сту­пись, по­ру­чись Сам за ме­ня пе­ред Со­бою! ина­че кто по­ру­чит­ся за ме­ня? (17.3) — Вы­сту­пай­те, все вы, и по­дой­ди­те: не най­ду я муд­ро­го ме­ж­ду ва­ми (17.10).

И не на­хо­дя Гос­по­да, не слы­ша Его от­ве­та, Иов дос­ти­га­ет пре­де­ла в сво­ем от­чая­нии. С точ­ки зре­ния Ели­фа­за, ес­ли Гос­подь рав­но­ду­шен и слеп — это в по­ряд­ке ве­щей, во­пить тут не­че­го, тут кон­ча­ет­ся мысль и на­чи­на­ет­ся муд­рое ус­по­кое­ние. Для Ио­ва это не­пе­ре­но­си­мо.

Но нет, я иду впе­ред — и нет Его, на­зад — и не на­хо­жу Его... За­чем я не унич­то­жен пре­ж­де этой тьмы, и Он не со­крыл мра­ка от ли­ца мое­го! (23.8-17)

От­чая­ние Ио­ва со­пря­же­но с горь­ки­ми вос­по­ми­на­ния­ми о его преж­нем об­ра­зе — во­ж­дя и су­дьи.

А ны­не сме­ют­ся на­до мной млад­шие ме­ня ле­та­ми, те, ко­то­рых от­цов я не со­гла­сил­ся бы по­мес­тить со пса­ми стад мо­их (30.I).

Не толь­ко в ме­ре ны­неш­не­го стра­да­ния — но и в ме­ре преж­не­го бла­го­ден­ст­вия, и в ме­ре пра­вед­но­сти, — сы­щет­ся ли рав­ный Ио­ву? При­за­ду­мать­ся бы об этом пре­ж­де, не­же­ли де­ка­дент­ски сла­вить или (все рав­но) хан­же­ски осу­ж­дать «ко­щун­ст­во» Ио­ва. Гос­подь Ио­ва — как Гос­подь Иа­ко­ва — до­пус­ка­ет, че­му не ос­ме­ли­лись бы по­ве­рить муд­ре­цы, со­стя­зать­ся с Со­бой. Од­на­ко не все­гда и не вся­ко­го до­пус­ка­ет.

Муд­ре­цы, ос­корб­ляя Твор­ца, вслед за тем уни­жа­ли и Тво­ре­ние, брезг­ли­во раз­ли­чая в нем од­ну не­чис­то­ту. Иов же — хоть и не на­хо­дя спра­вед­ли­во­сти в об­ра­ще­нии с ним Гос­по­да — в ве­ли­чии Бо­жи­ем ви­дит не срав­ни­тель­ную мер­ку че­ло­ве­че­ско­го ни­что­же­ст­ва, но как раз ос­но­ва­ние, обес­пе­че­ние, га­ран­тию че­ло­ве­че­ско­го дос­то­ин­ст­ва. За­лог це­ны.

И про­дол­жал Иов воз­вы­шен­ную речь свою и ска­зал: жив Бог, ли­шив­ший ме­ня су­да, и Все­дер­жи­тель, огор­чив­ший ду­шу мою, что до­ко­ле еще ды­ха­ние мое во мне и дух Бо­жий в ноз­д­рях мо­их, не ска­жут ус­та мои не­прав­ды, и язык мой не про­из­не­сет лжи! Да­лек я от то­го, что­бы при­знать вас спра­вед­ли­вы­ми; до­ко­ле не ум­ру, не ус­ту­п­лю не­по­роч­но­сти мо­ей. Креп­ко дер­жал я прав­ду мою и не от­пу­щу ее; не уко­рит ме­ня серд­це мое во все дни мои (27.I-6).

Итак, Иов со всей воз­мож­ной рез­ко­стью от­вер­га­ет уте­ше­ния дру­зей — и об­ра­ща­ет­ся к Гос­по­ду. Это сто­ит еще раз про­ду­мать, осоз­нать вы­бор Ио­ва во всей его от­зыв­чи­во­сти. Все-та­ки дру­зья — пусть не­спра­вед­ли­вые, пусть не­сме­лые, пусть по хо­ду спо­ра все боль­ше оз­лоб­ляю­щие­ся — яви­лись под­дер­жать Ио­ва в бе­де. Все-та­ки они здесь, ря­дом. И при­шли они в та­кой миг, ко­гда Иов ос­тал­ся во­все один. Ко­гда уже соб­ст­вен­ная же­на, со свой­ст­вен­ной ос­корб­лен­ной жен­щи­не не­доб­ро­той, ему при­со­ве­то­ва­ла: «... по­ху­ли Бо­га и ум­ри» (2.9). — Да и не го­во­рят Ио­ву дру­зья че­го-то слиш­ком уж не­обыч­но­го, че­го в по­доб­ных по­ло­же­ни­ях не го­во­рят лю­ди, муд­ре­цы осо­бен­но... Иов, од­на­ко, пе­ре­жил та­кое, че­го им не да­но бы­ло пе­ре­жить. И вот, по ви­ди­мо­сти оп­ро­мет­чи­во от­верг­нув их: «А вы сплет­чи­ки лжи; все вы бес­по­лез­ные вра­чи» (13.4),— он без­оши­боч­но дер­жит­ся за свою оп­ро­мет­чи­вость, от­стаи­ва­ет ее.

И об­ра­ща­ет­ся к То­му, Кто не­из­вест­но где, Ко­го нель­зя ви­деть, Кто Сам — на­шеп­ты­ва­ют Ио­ву со всех сто­рон — рав­но­ду­шен и слеп. Ес­ли ж и не рав­но­ду­шен, то не без Его во­ли сва­ли­лось на Ио­ва все то го­ре, от ко­то­ро­го те­перь и во­пит Иов со сво­ей ку­чи пе­п­ла... При­сут­ст­вие Бо­га сгу­ща­ет­ся в ат­мо­сфе­ре от­чая­ния.

Я взы­ваю к Те­бе, и Ты не вни­ма­ешь мне,— стою, а Ты толь­ко смот­ришь на ме­ня. Ты сде­лал­ся жес­то­ким ко мне, креп­кою ру­кою вра­ж­ду­ешь про­тив ме­ня. Ты под­нял ме­ня и за­ста­вил ме­ня но­сить­ся по вет­ру и со­кру­ша­ешь ме­ня (30.20-22).

Иов об­ра­ща­ет­ся к Гос­по­ду, и смы­сло­вое уда­ре­ние — уда­ре­ние ве­ры — вновь об­ле­ка­ет его об­ра­ще­ние... По­след­ний вопль: не­ви­нов­ный Иов при­мет и об­ви­ни­тель­ный акт, и при­го­вор, будь они пред­став­ле­ны ему Твор­цом от­кры­то.

Вот мое же­ла­ние, что­бы Все­дер­жи­тель от­ве­чал мне, и что­бы за­щит­ник мой со­ста­вил за­пись. Я но­сил бы ее на пле­чах мо­их и воз­ла­гал бы ее, как ве­нец; объ­я­вил бы ему чис­ло ша­гов мо­их, сбли­зил­ся бы с ним, как с кня­зем (31.35-37).

То­гда —

3

Гос­подь от­ве­чал Ио­ву из бу­ри и ска­зал (38.I).

Же­ла­ние Ио­ва удов­ле­тво­ре­но. Гос­подь от­ве­ча­ет ему. Ми­ро­по­ря­док муд­ре­цов ру­шит­ся. Это не за­клю­чи­тель­ное мо­ра­ли­те, не пост­скрип­тум, не эпи­лог. Тут рас­ска­зы­ва­ет­ся что-то су­ще­ст­вен­ное, но­вое, глав­ное в кни­ге, без че­го она по­те­ря­ла бы соб­ст­вен­ный смысл. Ведь до сих пор не ска­за­но, че­го ра­ди по­пус­тил Гос­подь раз­ру­шить жизнь Ио­ва. Ведь не из по­хваль­бы за­те­вал­ся от­кры­ваю­щий кни­гу спор об Ио­ве на не­бе­сах. Этот спор ос­та­ет­ся по­ка что та­ин­ст­вен­ным. Тем бо­лее ни со­бе­сед­ни­ки Ио­ва, ни он сам не до­га­ды­ва­ют­ся о Гос­под­нем за­мыс­ле.

За Гос­по­дом ос­та­ет­ся по­след­нее сло­во, раз­ре­шаю­щее всю прит­чу.

Еще не слы­ша Гос­по­да — ра­но как не слы­ша­ли Его муд­ре­цы — Иов уже от­сто­ял пе­ред со­бе­сед­ни­ка­ми свою пра­во­ту. Те­перь он ус­лы­шит Гос­по­да.

По­ра­же­ние это или по­бе­да — для ве­рую­ще­го, как Иов, ко­гда Гос­подь — нуж­но это во­об­ра­зить — от­клик­нет­ся ему из бу­ри?

...кто сей, ом­ра­чаю­щий Про­ви­де­ние сло­ва­ми без смыс­ла? Пре­по­яшь ны­не чрес­ла твои, как муж: Я бу­ду спра­ши­вать те­бя, и ты объ­яс­няй Мне... (38.2-3).

Что спро­сит Гос­подь? Уже чу­до, что вы­зов Ио­ва при­нят. Но, соб­ст­вен­ной во­лей — ибо про­чие без су­да осу­ди­ли Ио­ва — со­гла­сив­шись на тяж­бу, что ска­жет Гос­подь по су­ще­ст­ву де­ла? По сво­ей ме­ре бес­ко­неч­но пра­вый — по мер­кам муд­ро­сти за­ве­до­мо осу­ж­ден­ный, что ус­лы­шит Иов?

...где был ты, ко­гда Я по­ла­гал ос­но­ва­ния зем­ли? ска­жи, ес­ли зна­ешь. (...) На чем ут­вер­жде­ны ос­но­ва­ния ее, или кто по­ло­жил крае­уголь­ный ка­мень ее, при об­щем ли­ко­ва­нии ут­рен­них звезд, ко­гда все сы­ны Бо­жии вос­кли­ца­ли от ра­до­сти? (38.4-7).