Александри В. Стихотворения. Эминеску М. Стихотворения. Кошбук Д. Стихотворения. Караджале И.-Л. Потерянное письмо. Рассказы. Славич И. Счастливая мельница

1878

ЯМБ Перевод Н. Вержейской

Ищу я стих в бореньях неуклонных, Что медом полн, подобно летним сотам, — Чтоб в нем цезурным расцветать красотам, Чтоб стопы шли торжественно в колоннах. Им чувства петь, что движут патриотом, Чей взор прирос к развернутым знаменам, И лепет, свойственный красивым женам, Когда их сердце пронзено Эротом. Полюбится ль тот стих родному краю? Как говор волн им передать — не знаю, И нужен ли ему поэта дифирамб? Но средь размеров самый он певучий. Он самый нежный, гордый и могучий. Прекраснее их всех. Его названье — ямб.

1878

ПОДНЯЛАСЬ НАД СИНЬЮ ВЗОРОВ… Перевод Эм. Александровой

Поднялась над синью взоров Бахрома ресниц густая, Рай надежд и ад укоров Предо мною открывая. Воздевая пальчик строго, Призываешь ты ретиво Гнать безумье от порога, Усмирять свои порывы. И в счастливом нетерпенье, Как обнять тебя, не чая, Нечестивца исправленье Я на завтра назначаю. День за днем куем мы звенья Нескончаемой цепочки: Поцелуи, поученья, Бесконечные отсрочки.

1879

УГАСНИ, ФАКЕЛ… Перевод А. Эфрон

Угасни, факел жизни, чадящий и бессильный! Дай мне скорей забыться во тьме моей могильной… Куда бы ни стремился, я не сумел найти Ни цели, ни призванья на жизненном пути. Ни гнева, ни восторга душа моя не знала, Не снисходила к злату, почета не искала, Быть доброй не умела и не творила зла, В мечтанья погрузившись, к свершеньям не звала. Давно уже для сердца утратили значенье И помыслы людские, и речи, и влеченья, В себя уединившись, от суеты устав, Я будущее понял, былое разгадав. Одну и ту же пряжу из спутанной кудели Седая тянет вечность от гроба к колыбели, От колыбели к гробу… но эта нить вовек Не даст тебе бессмертья и счастья, человек! Давно уж не пытаюсь перелистать страницы, Где, может быть, разгадка добра и зла хранится, Давно мне все известно, давно я все постиг, Без древних фолиантов, без обветшалых книг! Пусть бытия вопросы, его головоломки Рассматривают наши беспечные потомки: Нужны игрушки детям, а мне уж все равно… Но все же в этой жизни хочу понять одно: Своим существованьем и смертию своею Располагаем равно, но отчего ж не смеем Лишать себя мы жизни, коль нам она страшна, Коль нам одни мученья всегда несет она? Ужели в ней таится благое назначенье? Своим умом и сердцем ужели облегченье Мы принести способны не только лишь в мечте Страданию людскому, всеобщей нищете? Живя под страхом смерти, ужели мы свободно Располагаем жизнью для цели благородной, Для блага человека… О, как же мне суметь Существовать недаром, недаром умереть, Чтоб не уйти бесследно из круга поколений. Подобно сну пустому, приснившемуся тени? Зачем творец вселенной от глаз моих не скрыл Мое несовершенство, коль сам не засветил Звезды моих деяний в своей пучине вечной, И дал мне в оправданье сей жизни быстротечной Лишь пустоту да скуку и в сердце и в уме, И дней моих бесплодных открыл завесу мне? Зачем, свою ненужность так горько разумея, Бесцельно прозябаю и умереть не смею? Я не прошу о счастье, о благе… пусть бы зло В мою проникло душу и в жизнь мою вошло, Чтоб мог я с ним сражаться, как мужественный воин, Что в битве иль победы, иль смерти удостоен… О, как бы мне хотелось себя найти в бою, Борясь ожесточенно за истину свою! Но жизнь моя — все то же глухое бездорожье, Коль разницы не вижу меж истиной и ложью… Меж тем и этим станом напрасно я мечусь, Меж ересью и правдой дорогу выбрать тщусь… И в мире, как в пустыне, по-прежнему потерян. Бесцельно прозябаю и ни во что не верю!

1879

ЗАКОНЧИВ ТРУД… Перевод Эм. Александровой

Закончив труд, спешу я на покой. Но в час, как плоть объята сном глубоким, Томится дух по странствиям далеким И в путь уходит следом за тобой. И пусть телесный взор мой погружен В слепую ночь, без мыслей, без паренья, Тем обостренней внутреннее зренье, Тем ярче свет, что брезжит мне сквозь сон. Желанный свет! Я знаю, это ты, — Я узнаю прекрасные черты, Таинственно мерцающие очи… Тебе одной, моя жена, мой друг, Посвящены и труд мой, и досуг, И странствия души во мраке ночи.

1879

ПУСКАЙ БАШКА БЕЗМОЗГЛАЯ, ЛЮБАЯ… Перевод Эм. Александровой

Пускай башка безмозглая, любая В великие себя при жизни прочит, Пусть о себе трезвонит, сколько хочет, У глупой черни лавры вымогая, — Мне все равно: иду своей дорогой, Дружу я с музой, чуждой суесловья, И ей одной, взыскательной и строгой, Дарю по праву песни и любовь я. Когда мой стих оценивая взглядом, Вдруг расцветет она, когда порою Словцо добавит, вычеркнет другое, — Мы в этот миг едины! С нею рядом, Покинув гавань, в плаванье большое Плывем рука к руке, душа с душою.

1879

НЕ ЗНАЮТ МНОГИЕ, ЧТО ЗНАЧИТ ГОРЕ… Перевод Н. Стефановича

Не знают многие, что значит горе, Они живут в усладе и веселье, В беспечности, в каком-то легком хмеле, Им все дано, для них сверкают зори. Скажи мне, девушка с мечтой во взоре, Похож ли я на них? О, неужели Тебя они, как я, постичь сумели? Ты для меня — маяк на темном море. Исчез бы я во мраке безвозвратно, Вся жизнь моя была случайной пеной, Не знал я чар природы благодатной, Но встречи миг настал благословенный, — И скорбь людей мне сделалась понятной, И я соединен со всей вселенной.

1879

ПАЖ КУПИДОН Перевод Эм. Александровой

Невоспитан, избалован Паж лукавый, Купидон. К юной даме вхож в альков он, Сны юнца смущает он. Тихо шаря пред собою, В темноте, таясь, как вор, Влезет он в окно любое, Отворит любой затвор. Горсть безделок золоченых — Вот и все, чем он богат. Где не даст и за мильон их, Где швырнуть задаром рад! Средь источенных червями Пыльных книг и словарей Попадалась мне ночами Прядь льняных его кудрей. В полумраке спален белых, В час, когда земля тиха, Будит он в сердцах незрелых Предвкушение греха. И когда мечтой бессонной Стеснена девичья грудь, — Уж, наверно, Купидона Встретишь близко где-нибудь! С виду робкий он мальчонка, Но в глаза ему взгляни: Им проказливость чертенка, Томность вдовушки сродни. Выгиб шеи лебединый, Стан, дразнящий белизной, Прячет он с невинной миной Под завесою сквозной. Но лукаво и поспешно, Тронут жаркою мольбой, Приподнимет он, конечно, Легкий полог пред тобой.

1879

ЗВЕЗДЫ-ОГНИ Перевод Ю. Кожевникова

Звезды-огни Блещут далекие. И одинокие Гаснут они. Знак издали — Мачты качаются, И отправляются В путь корабли. Тени громад Гладь серебристую, Море волнистое Вновь бороздят. Вот журавли Высь поднебесную В даль неизвестную Пересекли, Нет ничего… Это стремление К бегу, к движению — Сущность всего… Ландыша цвет, Юность беспечная, Жизнь быстротечная — Были и нет. Крылья несут Счастье пугливое, Миги счастливые Не подождут. Я еще жив. Ангел пленительный, Слышишь томительный Страстный призыв?! Нам суждено Только мгновение. Взять наслаждение Разве грешно?

1879

УБОЖЕСТВО И СКУКА Перевод В. Корчагина

Убожество и скука незримо входят рядом Во все, что, восторгаясь, ловлю я жадным взглядом… Я помню, облик нежный мне мнился всех чудесней; Я помню: сердце милой хотел пленить я песней; Но там, куда стремил я безумных песен звуки, Теперь — лишь след жестокий убожества и скуки… Ведь то, чего добиться не смог ты в миг желанья, Со временем теряет свое очарованье — Надолго ль облачают твои мечты, надежды Уродливую сущность в красивые одежды? И юности порывы, и разума кипенье, И трепетного сердца горячее биенье, И чудо глаз, в которых вся жизнь твоя читалась, И даже та, чья близость блаженством почиталась, Чей нежный, светлый образ ты обожал когда-то, — Все, все во тьму забвенья уходит без возврата… Твоя звезда угасла, утихла страсти мука, — Что ж после них осталось? Убожество и скука. Да, только время нужно, чтобы понятно стало, Как много мог ты сделать и как ты сделал мало!.. Тебя природа щедро дарами наделила: Даны тебе и мудрость, и красота, и сила, Прослыл ты благородным, был добрым, справедливым, — Но разве был бы прав ты, назвав себя счастливым? Ведь свет опору ищет — так издавна ведется — Не в том, кого он славит, а в том, чья шея гнется: Извлечь он пользу может из чьей-то злобы дикой, Он может чью-то глупость провозгласить владыкой, Он может ослепить вас торжественностью праздной, Поработить вас лестью или интригой грязной, Он никогда героя не предпочтет уроду… За что ж тебе, избранник, благодарить природу? За то, что подхалимам, за то, что душам темным Служил ты украшеньем — бесценным, но никчемным?.. Порою добродетель мне кажется лишь сказкой, Бичом великодушных, их слабостью и маской, — Их мысли благородны, их чувства тонки, хрупки, Им просто не под силу бесчестные поступки: Как можно им неправду звать истиной святою? Как путь мостить желанный то черной клеветою, То лицемерьем подлым, то лживым увереньем? Как братьям за участье вдруг отплатить презрением? Как обмануть наивных? Как разорить убогих? Как жизнь свою украсить ценою жизней многих? Но люди, не колеблясь, готовы делать это… Лишь ты один страдаешь, все ищешь ты ответа На жгучие вопросы, на давние сомненья, Лежащие на сердце, как тяжкие каменья; Ревнуешь чью-то славу и бредишь ты величьем, Хоть на толпу взираешь с глубоким безразличьем. Нет! Ты в своих деяньях был бескорыстен все же: Ты долг и справедливость ценил всего дороже, Ты ратовал за правду, познал борьбы науку, — И что ж нашел в итоге? Убожество и скуку. Любил ли ты?.. Ах, где он, тот сон неповторимый, Где локоны льняные вокруг чела любимой? Ты словно вновь родился, когда смотрел впервые На эти плечи, руки, как будто восковые, Когда тебя повергло в сладчайшее страданье Ее очей небесных лучистое сиянье… Но этот плод цветущий ты тронуть устрашился, К устам невинным, юным припасть ты не решился, Ушел ты — благородный, исполненный печали. И вот, забавы ради, бездельники сорвали Цветущий плод блаженства… Ступай теперь, несчастный, Ступай и полюбуйся на лик ее прекрасный! Во что он превратился? Что от него осталось? В ее душе — жестокость, и на устах — усталость, Давно поникли плечи, на них — позора бремя, Чело пером суровым избороздило время, Ни прежнего веселья, ни пламени былого В очах ее померкших ты не увидишь снова, В их пустоте холодной раздумья искры редки. Любовь — лишь вожделенье для ветреной кокетки: Короткие минуты утехи сладострастной, А вслед им — отвращенье и дни тоски ужасной… И все ж ты знал то чувство неутолимой жажды, Которое к нам в сердце приходит лишь однажды; Ты испытал ту радость, ты знал ту окрыленность, Слов сокровенных святость и страстную влюбленность В ее лицо, улыбку и в каждое движенье, Когда в глазах любимой — вселенной отраженье, Когда за свет их жизнью готов платить своею, Когда весь мир — во мраке, коль ты не вместе с нею… Но где оно, то счастье? Где верности порука? Что, что у вас осталось? Убожество и скука!

1879

Николае Григореску (1838–1907)

«Крестьянка из Мусчела»

ОСТАНЬСЯ… Перевод М. Зенкевича

«Ты останься здесь, останься, Только я люблю тебя, Тайные твои признанья Буду слушать я, любя. Словно добрый принц из сказки, Одинок, задумчив, тих, Ты невольно заглядишься В зеркала озер моих. Меж стволами в отдаленье Ты услышишь, задремав, Робкие шаги оленьи В колыханье сочных трав. Чарами завороженный, Запоешь ты песнь свою И ногою обнаженной Тронешь чистую струю. Лунным серебром озера Заколышутся слегка, — Годы станут — как мгновенья, А мгновенья — как века». Так шумел мне лес ветвями, Но в ответ на зов лесной Я лишь свистнул, усмехнулся, Выйдя на простор степной. Но сейчас, вернись я к лесу, Не сольюсь душою с ним… Где ты, детство, сказки леса — Все, что было мне родным?

1879

СНОВА В ТОМ ЖЕ ПЕРЕУЛКЕ… Перевод И. Миримского

Снова в том же переулке Светит бледная луна. Только ты меня не встретишь У раскрытого окна. Под окном все те же вязы, И под ними та же тень. Только этим старым вязам Не вернуть ушедший день. Ты теперь совсем другая, И глаза твои не те. Только я, оставшись прежним, Все блуждаю в темноте. Помнишь, опустив ресницы, Словно в смутном полусне, Приходила тихо-тихо В рощу темную ко мне. И на грудь мою склонялась И, смущенье поборов, О любви мне говорила Речи страстные без слов. Сердце радостно стучало, И кружилась голова. Поцелуи заменяли Нам ненужные слова. Но не знал я, опьяненный, То, что знает мир давно: Обнимать ли тень иль верить Женским клятвам — все равно. В занавесках бьется ветер, Меркнет бледная луна. Только ты меня не встретишь У раскрытого окна.