Алиса в стране Оплеух

Графиня Алиса отлетела от удара, сбивала в полёте пряничные вазы, пряничные книги, пряничные этажерки, уткнулась головой в пряничный шкаф, словно дошла до точки Истины.

Двери шкафа отлетели осенними листьями, и из нутра, как из евстахиевой трубы Рогача, посыпалось нижнее бельё – не меньше трёх тонн, вывалились скелеты, и даже – маленький барабан с надписью «Белому Кролику от тщедушных барабанщиков Амстердама».

— Апокалипсис! Белый Кролик ждёт нижнее бельё герцогини, а я пирую, пью из графинчика, словно в столовой Института Благородных Девиц компот из плодов боярышника дегустирую.

Может быть — я после жижи из графинчика — выросла до размеров Останкинской телебашни? – графиня Алиса с холодом в душе ощупывала себя, сравнивала с благородной крысой-обличительницей, но не находила изменений, роста конечностей – так бородатая женщина укоряет небритого мужа. – Выросла! Всенепременно выросла, но морально!

Дух мой укрепился, а моральную основу золотыми шпагами не сломают даже сто Принцев на одном гигантском Белом Коне.

Талия моя узкая, но я не зазнаюсь, не кичусь перед крысой, не называю себя младогегельянцем.

Что есть жизнь?

И – если жизнь – чередование белого и чёрного, а чередования я сейчас не вижу, то, наверно, и не живу сейчас? – графиня Алиса сорвала с груди кожаные ленты – груди свободными радикалами вырвались наружу. – Белый Кролик в опасности!

Подонок он, плебей, но назвал меня рабыней, и за это я ему служу, верю, что он – исследователь душ барышень.

Графиня Алиса ловко накинула кожаную петлю на шею крысы, закрепила, другой конец вожжи привязала к пряничному шкафу – душительница свобод мелких грызунов, забросила в шкаф гейский барабан и нижнее бельё герцогини. – Тащи, крыса поднарная!

Веди к Белому Кролику, твоему господину!

Не говори, что ты – беженка и нуждаешься в лечении и пособии по безработице, лживый окорок ты, а не свинья.

Поднапрягись, потомки поставят тебе пряничный памятник! – графиня Алиса в отместку за зло – за оплеухи крысы, за её оскорбления дотошные, с трупными пятнами порока – ударила ладонью по правой щеке Крысы. – Подставляй левую щёку и вези, вези, бойцовская крыса!

Белый Кролик мается, кричит в отчаянии, катается на спине среди безнравственных призраков.

Крыса – с предсмертной тоской печальной выхухоли – злобно сверкнула глазом, ощерила жёлтые зубы кормилицы гориллы и – на удивление графини Алисы – потащила, быстро, наращивала скорость, казалось, что у неё за спиной выросли чёрные крылья посланницы ада.

Пряничный шкаф с тремя тоннами нижнего белья герцогини пробкой вылетел из пряничного домика.

Крыса наращивала и наращивала скорость, кометой Галлея летела по мрачным проходам в скалах и подземных кладбищах.

Графиня Алиса отставала, тяжело дышала, на ходу срывала со стен мох, жевала, искала в нём питательные килокалории.

Крысу с грузом нижнего белья герцогини не догнала, а, когда прибыла на место – охнула, схватилась под левой грудью, искала заледенелое в адском страхе сердце.

Белый Кролик полурасплющенный, но ещё живой – Крыса пробежала по нему и протащила тяжеленный шкаф с тремя тоннами нижнего белья герцогини – стонал, причитал, ощупывал себя сладострастно, проверял наличие конечностей – так продюсер фильма ужасов после наркоза ищет свои ноги.

— В детстве боялся кладбищ, а сейчас – Сергея Ивановича Королёва боюсь, даже верю, что превращусь в гусеницу танка, когда он настигнет меня! — Белый Кролик отлепился от крышки гроба, по привычке отвесил графине Алисе оплеуху (Алиса в ответ – также, по-деловому, с осознанием пользы своей жизни – ударила Белого Кролика в ухо). – Бельё герцогини – ерунда, прошлое, прах веков, моветон!

Никто через триста миллионов лет не вспомнит о трёх тоннах нижнего белья герцогини, не посыплет голову израильским пеплом – барды, а не люди.

А об оплеухах Сергея Ивановича Королёва вспомнят, и через пять миллиардов лет Земля вздрогнет, а Солнце погаснет от его Космических оплеух.

По пятницам ворую орехи на базаре, пью горькую: где Истина?

Где та тропинка с золотыми плитками Нострадамуса, которая приведет бедного Белого Кролика в опочивальню прима-балерины? — Белый Кролик закручинился, повесил голову, выпрямлял сломанные конечности, трепетал, словно красное знамя на фронте классовой борьбы.

— Изыди, сатана! – графиня Алиса отшатнулась от Белого Кролика, задумалась – чем прикрыть оголенные ведерные груди – большие до неприличия, но честь не запятнают.

— Пат! Шах и мат егерский!

Кто украл мою душу? — Белый Кролик взъярился, подушечки лап превращались в козлиные копыта, шерсть на загривке позеленела. – Конских яблок кто возжелал?

Накормлю досыта, и коровью лепешку в тандыр брошу!

Пропили честь, фармазоны, нигилисты, пахари от бухгалтерии!

Я покажу вам у Кузькиной матери!

— Кузькина мать у вас в подвале, батюшка! — послышались голоса из каменного гроба (графиня Алиса на крышке гроба заметила огненные китайские иероглифы, заробела, но не убегала; куда бедной девушке бежать без лифчика и без трусиков?) – А под хвостом у вас ручка, которой лукавый подписывает контракты на покупку душ человеческих!

— Билль о правах подписывай, Белый Кролик!

Независимость афрочехословаков в ваших руках!

Нет Правды в маленькой тележке, но в гробе на тележке – Истина! – маленький зленый человечек – огурец на тонких ножках дистрофика — подсунул Белому Кролику бумаги на подпись (графиня Алиса заметила, что бумага туалетная, использованная много раз). – На маятнике старинных часов я вешался, жизнь не мила!

Но кукушка из часов спасла меня, теперь – жена моя на сносях, простите меня, набитого ненужными мыслями, склочника, живодёра и подпольного пластического хирурга.

Зелёный человечек отвесил Белому Кролику сильную оплеуху – вечерний звон расплескался десантурской синевой по пещере.

Белый Кролик с радушием свадебного генерала отвесил ответную канцелярскую оплеуху – доброта произрастает Откровением.

Зелёный огуречик подарил оплеуху оцепеневшей графине Алисе.

— Сдохни, пожиратель мухоморов! – графиня Алиса ударила в низ живота огурчика, охнула, укоряла себя за дурные слова и излишнюю жестокость по отношению к жителям Третьего Рейха.

Огурчик улетел во тьму; в чёрном-пречёрном тумане хрустнуло, заверещало жалобно – так поёт оперная певица на похоронах штангиста.

— Сжечь тебя, отдать на корм тритонам, графиня Алиса! — Белый Кролик оклемался после крысы и пряничного шкафа с тремя тонами нижнего белья герцогини, выглядел, как помятый галстук мажордома. — Проницательность я бы проявил, язвил бы по поводу того, что ты без жениха, а Принц на Белом Коне, наверно, протух в болоте средневековья, упивается на свадьбе с горгульями, к тебе не спешит, словно у него вместо ног – рыболовные гигантские крючки.