Алкоголи

Размеры сердца так же великиКак зад почтенной дамы из ДамаскаНо грудь пронзают семь мечей тоски [15] Прекрасная я весь любовь и ласкаИ сердце рвут проклятые клинкиПечали семь мечей о сладость болиНашептывает страсть мне чепухуМечи мне грудь и сердце распоролиНу как об этом я забыть смогуКогда терпенья нет крепиться боле

* * *

15

Но грудь пронзают семь мечей тоски — по евангельскому преданию, святой старец Симеон Богоприимец, которому было предначертано, что он не умрет, пока не увидит Христа, сказал Марии, когда увидел младенца Иисуса: «И тебе самой оружие пройдет душу, — да откроются помышления многих сердец» (Лука. 2, 35). Эти слова истолковываются как пророчество о скорбях и душевных муках, ожидающих Богородицу. В католицизме они породили иконографический образ Мадонны, чье сердце пронзено семью мечами.

Всем ручейкам молочным ХанаанаО Млечный путь ты светозарный братТы курс нам указуешь постоянноК туманностям куда сквозь звездопадЛетят тела возлюбленных слиянноСуществованьем правит рок слепойИ подчиняясь музыке небеснойКоторая звучит сама собойВсю нашу жизнь танцуем мы над безднойПо воле бесов властных над судьбойРок рок существования основаВсем нам от сумасшедших королейДо лживых дам в пупырышках ознобаСредь утомленных временем полейГрозит его мучительная злоба Что делать регент твой удел таковТы Луитпольд [16] свое предназначеньеБыть нянькой августейших дураковОплакивал ли в сумрачном свеченьеМерцающих в тумане светляковУ озера стоит дворец огромныйС воды несется пенье рыбакаХозяйки нет приподнят мост подъемныйОтдавшийся на волю ветеркаСкользит по водной глади лебедь томныйЗдесь короля дурной конец постигОн утонул у этих стен купаясьНо выбрался на берег и затихС тех пор лежит недвижный улыбаясьУставив в небо помертвевший лик

16

Луитпольд, Карл Иосиф Вильгельм Людвиг (1821–1912) — принц-регент при двух безумных баварских королях, его племянниках, Людовике II (1845–1886) и Отгоне I (1848–1916). В последующих строфах упоминается эпизод из истории Баварии, долгое время волновавший Аполлинера: Людовик II Баварский тратил огромные деньги на украшение своих дворцов и общался с министрами только через своих слуг; в 1886 г. король был признан душевнобольным и при загадочных обстоятельствах окончил жизнь самоубийством, бросившись в воды Штарнбергского озера.

Мне лира пальцы жжет твое пыланьеИюньского светила жаркий знойЯ по Парижу мерю расстояньяБезумство нежное владеет мнойИ умирать в Париже нет желаньяЗдесь каждый день воскресный удлиненИ тянется легко и монотонноВ дворах шарманок раздается стонЦветы свисают с каждого балконаПизанской башни повторив наклонПарижский вечер одурел от джинаСверкая фонарями вдоль хребтаСпешат трамваи с грохотом лавиныКак на линейках нотного листаИзлить на рельсах бешенство машины Нестройный хор кафе по вечерамПоет шипеньем всех своих сифоновИ песнями веселыми цыганИ голосами хриплыми гарсоновТу страсть к тебе что прежде пел я самЯ знаю что рабы поют муренам [17] Могу пропеть и лэ [18] для королевИ песнь которая под стать сиренамИ простоватый жалобный напевИ песенку привыкшего к изменам

17

Я знаю что рабы поют муренам — в Древнем Риме богатые рабовладельцы держали мурен, чье мясо очень ценилось, в специальных бассейнах и откармливали их трупами своих рабов.

18

Лэ — культвировавшаяся в средневековой французской поэзии форма небольшого «рассказа в стихах».

^{Перевод А. Давыдова}

БЕЗВРЕМЕННИК

Ядовит но красив луг порою осеннейОтравляется стадоВ умиротвореньеРаспустился безвременник синь и лиловНа лугу И глаза твои тех же тоновВ них такая же осень с оттенком обманнымИ отравлена жизнь моя этим дурманомВысыпает из школы ватага ребятБезрукавки мелькают гармошки гудят А цветы на лугу словно матери схожиС дочерьми дочерей и озябли до дрожиКак под ветром неистовым веки твоиПастушок напевает в полузабытьиИ мыча навсегда покидают коровыЛуговину в осенней отраве лиловой

^{Перевод Б. Дубина}

ДВОРЕЦ

Максу Жакобу [19]

19

Жакоб, Макс (1876–1944) — французский поэт и художник; с 1904 г. — один из самых близких друзей Аполлинера.

Рои вечерних дум беспечно-босоногиК ее владениям бредут порою грезЕй подарил король высокие чертогиНагие как король над взбитой пеной розА мыслей-то моих по саду разбрелосьСлоняются трунят над лягушачьим хоромПленяют кипарис торчащий семафоромИ солнце в цветники с небес оборвалосьСтигмат кровавых рук прилип к стеклу как пленка [20] Что за стрелок упав стрелой пронзил закатЯ выпив кипрских вин под белого ягненкаЗапомнил что они камедью чуть горчат

20

Стигмат кровавых рук прилип к стеклу как пленка — стигматы (ранки на теле) как воображаемые раны Христа появлялись на руках и ногах верующих во время религиозной экзальтации.

Взобравшись королю на тощие коленкиРазряжена пышна ей-богу самый смакРозмонда ждет гостей и крошечные зенкиКак изумленный гунн таращит на зевакПрелестница моя с жемчужно-нежным задомВаш жемчуг на глазок признаться тускловатКого вам ждать из грезЧто на Восток спешатНу а по мне милей попутчиц и не надоТук-тук Войдите Свет в прихожей чуть сочитсяНочник блестит во тьме как золотая брошьВы головы вот здесь повесьте за косицыВечерний блеск небес на блеск иглы похож В столовой не вздохнуть Нещадное зловоньеОбъедки сальных туш прожаренных в печиКороль сегодня сыт от двух яиц в бульонеИз двадцати супов у трех был цвет мочиПотом мясную снедь втащили поварятаФиле из мыслей сгнивших у меня в мозгуЛомти бесплодных грез являвшихся когда-тоДела минувших дней в подпорченном рагуА мысли мертвые уже тысячелетьяНа вкус пресней чем плоть из мамонтовых тушПо складкам мозжечка в немыслимым балетеНеслись скелеты грез наяривая туш От блюд вздымался визг мучительный для слухаНо черт бы их подрал!Пустое брюхо глухоИ каждый лишь скорей в тарелке добиралАх черт возьми! Но как вопили антрекотыКак верещал паштет хрящи стонали в стонГде ж языки огня небесной знак заботыЧто б я обрел язык всех стран и всех времен [21]

^{Перевод Г. Русакова}

21

Чтоб я обрел язык всех стран и всех времен — по Евангелию, в день Пятидесятницы Дух Святой сошел на апостолов, вследствие чего они заговорили на разных языках и отправились проповедовать учение Христа. (Деян. 2, 3–4).