Алпамыш

Был семь лет калека! — думают они: —

Может быть, семь лет притворствовал, хитрец,

Может быть, стервец, взбесился под конец?!»

Скачет Байчибар, — кто встречный — тот мертвец!

Калмык

и

совсем в смятение пришли, —

Лучше б, мол, они такую тварь сожгли!

А Чибар иное чудо сотворил:

Пару он раскрыл своих незримых крыл, —

Над землей теперь гагарою парил!

Полюбуйся-ка, что за чубарый конь:

Видано ль, чтоб мог летать гагарой конь?!

У зиндана конь приветственно заржал,

Он зиндан семижды рысью обежал,

Заглянувши вглубь, Хакима увидал —

И, каким бывал, таким же снова стал,

Словно никаких он мук не испытал…

Алпамыш, увидав коня своего, — обрадовался — и стал молитву шептать, прося святых чильтанов — помочь ему выкарабкаться из зиндана.

Вновь и вновь слова молитвы от твердит —

И с надеждой вверх из глубины глядит.

Над жерлом зиндана конь его стоит, —

Своего хвоста он ощущает рост:

Что ни миг, то все длиннее хвост, пышней, —

Вырастает ровне в сорок саженей!

Тут Чибар в зиндан свой погружает хвост.

Хвост Хаким увидел — и возликовал,—

Не напрасно он спасенья ожидал!

Сорокасаженным тем хвостом — свой стан

Алпамыш-батыр покрепче обмотал, —

Обвязавшись, крикнул он коню: «Тяни!

Ты моих надежд, мой конь, не обмани:

Вытянешь — заблещут снова счастья дни!..»

Байчибар надежд его не обманул:

Голову к земле, натужась, он пригнул,

На своем хвосте батыра потянул —

Вытянул! На вольный мир батыр взглянул.

Осмотрел он сбрую на коне, — вздохнул:

Видит, что порядка в конской сбруе нет, —

Истрепалась, ветхой стала за семь лет.

Алпамыш подпругу друга отвязал,

Очищать со сбруи пот и грязь он стал, —

Надо же коня в порядок привести.

Много всякой дряни завелось в шерсти, —

Стал ногтями шерсть усердно он скрести.

Нравится коню хозяина уход, —

Кротко он стоит и благодарно ржет…

А со стороны вершины Зиль сюда

Караван груженных камнем арб идет.

Много потрудясь и претерпев невзгод,

Арбакешей приближается народ.

Ехали-спешили, прибыли — глядят, —

Собственным глазам поверить не хотят, —

Думают: «Ужель мы все сошли с ума?»

Смотрят — на вершине лысого холма

Конь стоит, а рядом — человек один, —

Издали заметно — грозный исполин.

Кто же он, такой могучий великан,

Коль не Алпамыш, покинувший зиндан?

Чьими же руками он освобожден?

Для чего же этот камень привезен?

Каждый арбакеш смертельно устрашен:

«Этот Алпамыш — не он ли тот дракон,

С Зиль-горы пришедший на Мурад-Тюбе?

Пропадай в степи и кони и арбы!»

Покидая все на произвол судьбы,

Арбакеши эти, все пятьсот, как есть,

Пешие бегут — приносят в город весть…

Амальдары шаху весть передают:

«Алпамыш сбежал из ямы! — говорят, —

С ним и конь его, тот самый! — говорят:

Есть тому полтыщи очевидцев, шах!

Поскорей изволь распорядиться, шах!»

Окружить столицу! — шах дает приказ.

Запереть границу! — шах дает приказ;

Войску снарядиться! — шах приказ дает;

Изловить узбека — и вернуть назад

Или — насмерть биться! — шах приказ дает…

Переполошив и взрослых и ребят,

По столице трубы медные трубят,

Шахские гонцы во все концы летят,

И, вооружась, отряду вслед отряд, —

Конники-сипахи по степям пылят.

Вся страна в тревоге. Алпамыш сбежал!

Те, которым шах семь лет тому назад

Раздавал баранов из узбекских стад,

В ужасе теперь друг другу говорят:

«Счастлив, кто таких не получал наград!»

Увидев приближающееся калмыцкое войско, Алпамыш взял оружие в руки, на коня сел — и, на врага идя, сказал такие слова:

— Счастье, надо мной воспари,

Голову мою озари,

Недруга во прах изотри!

Враг мой, шах калмыцкий, смотри —

Трона и венца не лишись!

Силою моей устрашен,

Ты уже рассудка лишен.

Всех своих наложниц и жен,

Враг мой, шах, смотри — не лишись!

Мы тебя, злодей, сокрушим,

Голову отсечь поспешим.