Анализ фреймов. Эссе об организации повседневного опыта

Понятие эмоциональной реакции личности является частью понятия «эмоциональное самовыражение». Еще одна его часть связана с непреднамеренным саморазоблачением. Сама идея фреймов повседневного поведения предполагает, что актор контролирует свое эмоциональное самовыражение не полностью. Он может пытаться подавить информацию о себе или исказить ее, но, мы полагаем, никогда не добьется в этом успеха. Например, он может нагло врать, глядя прямо в глаза, но вряд ли сумеет скрыть в своем поведении невольные проявления колебаний, вины или задней мысли. Видно, сама натура выдает его. Тот, кто известен своей беспредельной лживостью в отношениях с другими людьми, считается «психопатом» или, прости господи, «социопатом»; во всяком случае, если подключить к нему датчики и протестировать на детекторе лжи, этот прибор — последний космологический рубеж нашей защиты — покажет, что поведение клиента не противоречит человеческой природе.

В общем, в качестве природных особей мы должны рассматриваться как покрытые кожей контейнеры. Внутри находятся информация и аффективные состояния. Это содержимое обнаруживает себя посредством внешнего самовыражения и непроизвольных признаков, возникающих как следствие подавления. Когда человек занимается азартными играми вроде покера, где надо постоянно блефовать, он вынужден либо блокировать почти все свои внешние проявления, либо пытаться применить самые беспардонные, самые изощренные формы обмана — если бы он попытался, впрочем без успеха, шельмовать подобным образом в своей обычной, повседневной деятельности, его репутация была бы сильно подмочена [992] .

992

Хорошей иллюстрацией к обсуждаемой проблеме является игра «До встречи, придурок!», правила которой предусматривают создание своеобразных рабочих коалиций, где каждый победивший предает свою коалицию и присоединяется к другой, которую тоже предает, и т. д. Очевидно, игра обычно не получает завершения из-за отказа игроков продолжать ее. Но пока игра не затухла, перед нами развертывается необыкновенный по выразительности спектакль клятв в верности коалиции, к которой игрок собирается примкнуть, хотя он с самого начала знает, что все его уверения ничего не стоят. См. Hausner М., Nash J., Shapley L., Shubik M. So long sucker, a four-person game // Game theory and related approaches to social behavior / Ed. by M. Shubik. New York: John Wiley & Sons, 1964. p. 359–361.

Вывод очевиден. Неспособность добиться безукоризненных изображений отнюдь не укоренена в нашей животной либо божественной природе, скорее она является следствием устоявшихся границ, определенно связанных с конкретным фреймом — в данном случае фреймом повседневного поведения. Но когда фрейм смещается, скажем, в область игр, предполагающих блеф, и при этом порождает у игрока установку на то, что его хитрости будут восприняты «понарошку» и не как совершенно неуместные для данной ситуации, происходит немыслимое: развертываются великолепные в своей убедительности спектакли, предназначенные для изображения возможностей и намерений игрока, которых у него нет и в помине. Короче говоря, если фрейм устроен таким образом, что ложь и шельмовство, присущие самой игре, являются ее элементом, у всех у нас возникает способность беззастенчиво врать. Аналогичная виртуозность проявляется в тех случаях, когда обманывающий убежден, что он участвует в эксперименте, или действует в интересах целенаправленно вводимого в заблуждение человека, или демонстрирует, как вел бы себя в данной ситуации кто-либо другой. Отсюда, по всей вероятности, следует, что «норма честности» представляет собой правило, свойственное фрейму реального, неподдельного (literal) взаимодействия. Это правило, в свою очередь, представляет собой перифраз более общей структурной посылки: участнику игры есть что скрывать, он способен либо неспособен это делать и старается действовать так, чтобы соответствовать правилам.

5. В чем суть проблемы? Любое действие полагает в качестве своей предпосылки определенную биографическую идентичность индивида, даже если он следует безличной социальной роли. Манера исполнения роли предполагает известное «выражение» личностной идентичности, которое, в свою очередь, является свойством чего-то более всеобъемлющего и устойчивого, чем исполнение роли и даже сама роль; речь идет не о ролевой характеристике, а о характеристике личности — ее внутренних качествах, моральных установках, динамическом стереотипе и т. п. Однако возможность отхода от предписанной роли сама по себе заметно варьируется в зависимости от «формальности» ситуации, степени ее расслоения (lamination), а также несоответствия между проектируемой «фигурой» и одушевляющей ее человеческой машиной (human engine). Складывается определенное отношение между человеком и ролью. Но это отношение соответствует определенной системе интеракции (фрейму), в которой роль получает внешнее воплощение и как бы мимолетно приоткрывает Я (self). Если так, то Я — не какая-то сущность (entity), частично скрытая за событиями, а изменяемая формула управления самим собой в заданных обстоятельствах. Точно так же, как ситуация предусматривает свое официальное изображение, за которым мы скрываем себя, она содержит указания на то, где и как мы должны себя обнаруживать; сама культура предписывает нам, чему надо верить, чтобы суметь проявить себя надлежащим образом.

Возьмем работу аукциониста. Он должен проявить себя как «личность» (character). Он не испытывает особого благоговения к тому, что ему поручено. Со скептической гримасой он рассказывает об одном-двух выставленных на продажу предметах, демонстрируя при этом легкий цинизм в отношении продавцов, покупателей и своего товара. Он распоряжается, делает объявления, искушает и дразнит покупателей. Он подталкивает собравшихся набавлять цену. Он не может пустить все на самотек, и ему удается легко и непринужденно провести в таком духе все мероприятие. (Разумеется, его игровая манера поведения нисколько не мешает ему давать точные сведения о лотах и, может быть, способствует укреплению доверия к нему.) Поэтому аукционист выглядит своим парнем, человеком с необычным характером. При этом упускается из виду то обстоятельство, что в практике аукционов существует целая традиция такого рода изображений (не говоря уже о благоприятных возможностях, которые создает для этого сам аукцион), так что многие из принимающих роль аукциониста принимают и развязную манеру поведения, утвердившуюся в данной области бизнеса. Аналогичным образом ведет себя стюардесса авиалайнера. Она предлагает кофе с несколько отстраненной полуулыбкой на лице, а налив кофе, сразу же меняет выражение лица, тем самым обслуживание сводится к ритуалу, который можно видеть в каждом американском баре. Но однажды я наблюдал следующую ситуацию.

Радостно-участливым тоном, как будто речь идет об исключительно благоприятной возможности, стюардесса с кофейником в руках спрашивает пассажира средних лет, не желает ли он кофе. Тот утвердительно кивает. Хорошо зная, что кофе кончается, она тем не менее заглядывает внутрь, и на ее лице появляется выражение искреннего и наивного огорчения, которое сразу же превращает ее из взрослого человека в дитя, и пассажирам не остается ничего другого, как принять ее взгляд на происходящее и отказаться от собственного определения ситуации. Девушка наливает кофе, обнаруживает, что напитка хватило как раз на одну чашку, с преувеличенным усердием трясет кофейник, опустошая его до капли, тут же разрушает фрейм вполне взрослой заговорщической улыбкой, затем как бы пытается предложить кофе следующей пассажирке, но в тот же миг убирает кофейник, поднимает голову, сжимает губы с напускной надменностью и говорит: «Схожу, возьму еще».

После всего случившегося у пассажира могло возникнуть чувство, что ему, по всей вероятности, досталась какая-то жижа со дна; у его соседки по креслу, вероятно, сложилось впечатление, будто она пропустила свою очередь, была поставлена в неловкую ситуацию, столкнута с соседом, использована в качестве декорации там, где к происшедшему можно было отнестись с юмором — как к забавным усилиям девушки избавиться от своей взрослой роли в неловкой ситуации. Очевидно, что стюардесса — хорошая девушка, она с удовольствием выполняет свою работу, полна жизни и доброжелательна к людям. Ее личные качества производят очень приятное впечатление. К тому же не она изобрела этот способ улаживания дел, и, вероятно, она бы не смогла так грубо играть на публику в менее благоприятных условиях. Ее молодость и привлекательность составляют лишь часть многосоставной ситуации, ее работа — другую часть. Девушки на курсах стюардесс хорошо усвоили, что ко всему в мире следует относиться благожелательно, и многие привыкли выполнять это правило, обслуживая пассажиров. Поэтому работа аукциониста и стюардессы заключает в себе нечто большее, чем исполнение роли; речь идет не просто о конкретных способах исполнения ролей, а о конкретных способах переключения (keying) реальных событий. В общем, всякий раз, когда мы надеваем униформу, мы получаем новую кожу. Такова природа фрейма, определяющего линию нашего собственного рефрейминга.

6. А что же «сам» (oneself), эта вполне осязаемая вещь из мяса и костей? Всего лишь набор функций, характерным образом наложенных друг на друга в обыденных, непревращенных (literal) действиях, но разделенных всевозможными способами в других сферах бытия. То же самое можно сказать об индивидах, с которыми мы взаимодействуем. И если эти функции (например, принципал, стратег, аниматор, фигура) отчетливо разделены в выходящих за пределы опыта сферах бытия, то почему бы аналитически не разделять их и в сфере повседневного? М. Мерло-Понти [993] попытался решить эту проблему следующим образом.

993

Мерло-Понти Морис (1908–1961) — французский философ, придерживался экзистенциальной версии феноменологии. — Прим. ред.

Далеко не всегда сознается, что другой никогда не предстает перед нами непосредственно, лицом к лицу. Даже когда в пылу спора я напрямую сталкиваюсь с моим противником, отнюдь не в этом перекошенном злобой лице, и даже не в этом резком голосе, достигающем моих ушей, заложена направленная мне интенция. Противник никогда полностью не локализован: его голос, его жестикуляция, его подергивания суть лишь эффекты, разновидность театрального воздействия, церемония. Их творец так хорошо замаскирован, что я сам бываю очень удивлен, когда мои собственные реакции достигают его. Этот изумительный репродуктор вдруг смущается, вздыхает, немножко дрожит, словом, проявляет некоторые признаки понимания. Кажется, прежде здесь был кто-то другой. Но где же? Явно не в том взвинченном голосе и не в лице, изборожденном морщинами, как и все старое и обветшавшее. Определенно, он не скрывается и за спиной этого манекена: я хорошо знаю, что там только «мрак, наполненный органами». Тело другого передо мною, но в той мере, в какой оно нас интересует, оно обладает единичным существованием, между Я мыслящим и Я телесным, или, скорее, подле меня, рядом со мною. Тело другого — что-то вроде копии меня самого, некий блуждающий двойник, который больше преследует меня, чем появляется в моем поле зрения. Тело другого — это неожиданный ответ, который я получаю отовсюду, словно бы каким-то чудом вещи начали выговаривать мои мысли или как будто бы они всегда думали и говорили для меня в силу того, что вещи суть вещи и не больше, а я — это Я. Поэтому другой в моих глазах всегда на границе того, что я вижу и слышу, он по эту сторону от меня, около или позади меня, но он находится вовсе не в том месте, которое мой взгляд лишает всего «внутреннего», делает уныло-плоским и опустошенным [994] ,

994

Merleau-Ponty М. The prose of the world / Trans. by J. O’Neill; Ed. by C. Lefort. Evanston, Ill.: Northwestern University Press, 1973. p. 133–134.

— применить бы ко всем этим описаниям Я (self) тот же анализ, который применяется этим Я к описаниям другого.

Ирвинг Гофман Библиография [995]

Публикации И. Гофмана.

1. Communication Conduct in an Island Community. Ph. D. dissertation. University of Chicago, 1953.

2. Symbols of Class Status // British Journal of Sociology. 1951. vol. 11. p. 294–304.

995

При подготовке списка использована библиография трудов И. Гофмана, составленная Гади Элгази. См.: http://www.taii.ac.il/~algazi/courses/goffman.htm.

3. The Cooling the Mark Out // Psychiatry: Journal of Interpersonal Relations. 1952. № 4. p. 451–463.

4. The Service Station Dealer: The Man and His Work / Prepared for the American Petroleum Institute. Mimeographed. Chicago: Social Research Incorporated, 1953. p. 37–39.

5. A Note on Interviewing // Human Organization. 1954. № 12. p. 32.

6. On Face-Work: An Analysis of Ritual Elements in Social Interaction // Psychiatry: Journal of Interpersonal Relations. 1955. vol. 18. № 3. p. 213–231.