Анатомия «кремлевского дела»

Признаю, что я скрывала до сих пор, что Муханова и Розенфельд готовили убийство Сталина… Первый раз мне стало известно о подготовке убийства Сталина от Мухановой летом 1933 г. В беседе со мной в присутствии Розенфельд Муханова заявила мне, что она “должна убить Сталина”. В дальнейшем о решении убить Сталина говорили мне несколько раз и Муханова, и Розенфельд… Я знаю от Розенфельд и Мухановой, что они делали следующие попытки для совершения убийства Сталина: 1) через Давыдову Розенфельд пыталась устроить Муханову на работу в библиотеку Молотова. Предполагалось, что она этим путем укрепит свое положение в Кремле, 2) через Давыдову и Минервину Муханова и Розенфельд пытались устроиться на работу в библиотеку Сталина. Когда это им не удалось, они были крайне опечалены, и в беседе со мной Муханова говорила: “Неужели сорвались все наши планы убийства Сталина?” 3) Розенфельд и Муханова пытались получить билеты на Красную площадь в ноябре месяце 1933 г. 4) Вспоминаю такой эпизод. Осенью 1933 года я, Розенфельд, Муханова стояли у окна библиотеки. Розенфельд, которая смотрела в окно, сказала: “Смотри, Муха, Сталин идет, и без охраны”. Муханова ответила: “Так его легко и подстеречь”. В связи с этим стали частые прогулки Мухановой по Кремлю, которые она делала до ограничения хождения по Кремлю [325] .

325

Там же. Л. 61–62.

Нумерация здесь – верный признак того, что следователи использовали “домашние заготовки”, то есть схемы, выработанные заранее во время совещаний с руководством. На этих же совещаниях, вероятно, звучали призывы к максимальному расширению заговорщической группы. И вот в протоколе фиксируются следующие показания, якобы данные Н. И. Бураго в ответ на вопрос следствия о том, кто еще принимал участие в подготовке теракта:

На мой вопрос они сказали мне, что “мы не одни”, что “за нами стоят другие люди, которые нас поддержат”. Я из этого поняла, что они входят в организацию, по заданию которой они действуют… Они не называли мне фамилий. Из работников кремлевских учреждений к подготовке убийства Сталина имели отношение: 1) Давыдова З. И. Она принимала участие в отдельных беседах, когда Розенфельд и Муханова говорили о подготовке убийства Сталина. 2) Барут, антисоветски настроенный человек, очень близок с Мухановой. 3) Шарапова А. Ф., антисоветски настроена, была близка к Розенфельд, поддерживала с ней тесную связь и после увольнения из библиотеки. 4) Раевская Е. Ю. Ее Розенфельд хотела использовать для получения необходимых ей сведений. Раевская – женщина легкого поведения и заводила широкие связи среди сотрудников кремлевских учреждений [326] .

326

РГАСПИ. Ф. 671. Оп. 1. Д. 108. Л. 62–63.

Здесь обращают на себя внимание два пункта: 2-й и 4-й. Фамилия А. Ф. Шараповой впервые мелькнула в протоколе допроса арестованной комсомолки-библиотекарши П. И. Гордеевой от 10 февраля. Затем ее фамилия появилась в показаниях Нины Розенфельд от 12 февраля, а позже и в показаниях других арестованных. Это предопределило и ее арест. Антонину Федоровну Шарапову все называли бывшей дворянкой, но в краткой справке, предваряющей протоколы ее допросов, всего лишь указано, что она дочь офицера – впрочем, одно другому не мешает. О себе Шарапова рассказывала на одном из допросов, что она

с сентября 1925 по март 1926 г. … работала в Кремле в библиотеке ВЦИК. В марте оттуда ушла в Институт техники управления; с декабря 1926 г. по сентябрь 1930 г. … снова работала в Кремле в Правительственной библиотеке… Георгий Карлович Вебер был фактическим заведующим библиотекой [327] .

Речь идет, видимо, не о Правительственной библиотеке, а о библиотеке ВЦИК – ведь слияние трех библиотек произошло лишь в конце 1930 года, а объединенной Правительственной библиотекой стал руководить М. Я. Презент. Но Антонина Федоровна к тому времени вынуждена была уволиться из Кремля в связи с травлей ее в стенгазете. На момент ареста она работала инструктором Центральной сельскохозяйственной библиотеки Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук им. Ленина.

327

Там же. Л. 158–159.

Что касается 4-го пункта, то примечательно, как менялась роль, отведенная чекистами Лёне Раевской в “кремлевском деле”. Арестовав ее одной из первых как настоящую княжну Урусову и потенциальную “террористку”, чекисты быстро поняли, что на эту роль молодая мать трехлетнего ребенка вряд ли годится. Зато, по их мнению, она годилась на роль “женщины легкого поведения”, которая, пользуясь этим своим “достоинством”, могла что-нибудь у кого-нибудь выведать и передать выведанное “террористкам”.

К концу допроса Бураго следователи, в который уже раз, отразили в протоколе коварные замыслы “террористок”:

Судя по заявлениям, которые мне делали Розенфельд и Муханова, они обе готовы были лично пойти на убийство Сталина. Розенфельд говорила мне, что “ей надоела эта собачья жизнь” и она готова на все. Муханова была несколько сдержаннее, но заявила мне однажды, что ей нужно уметь хорошо стрелять. Розенфельд много раз говорила мне о силе воли “Мухи” (как она называла Муханову), о ее самообладании, решительности. Я думаю, что Муханова была безусловно готова на убийство Сталина [328] .

328

Там же. Л. 63–64.

Правда, Муханову убрали из Кремля, и это затруднило выполнение ею теракта, но не остановило “убийц”:

Розенфельд несколько раз в 1934 г. и последний раз в 1935 г. во время 7-го съезда Советов говорила мне, что подготовка убийства Сталина продолжается, и жаловалась на то, что ей трудно сейчас без Мухановой [329] .

39

Примерно с этого же времени, то есть около 8 марта 1935 года, чекисты потихоньку принялись арестовывать и служащих Секретариата Президиума ЦИК. Первой из этих арестованных была допрошена 25-летняя комсомолка (с 1927 г.) Вера Александровна Ельчанинова, до ареста успевшая сделать впечатляющую комсомольскую карьеру, став в итоге секретарем комитета ВЛКСМ при ЦИК СССР и членом Райсовета Ленинского района. В аппарате ЦИК Вера работала техническим секретарем Консультационной части Секретариата Президиума. На первый взгляд арест Веры грянул как гром с ясного неба – еще 5 марта она числилась в штате, а уже 8-го сидела на табуретке в одном из кабинетов Большой Лубянки напротив следователя СПО Голубева, отличавшегося, по описанию тех, кто прошел через его руки, довольно зверской внешностью. Однако Вера Ельчанинова не могла не знать об арестах ее подруг-комсомолок – библиотекарш Гордеевой, Коновой и Симак. И поводом для ее ареста как раз могли послужить показания Полины Гордеевой, которая на допросе 1 марта 1935 года вынуждена была донести на свою подругу:

329

Там же. Л. 64.

После опубликования первого правительственного сообщения об убийстве тов. Кирова ко мне в библиотеку пришла секретарь консультационной части Секретариата ЦИК Ельчанинова Вера Александровна, член ВЛКСМ. Она рассказала мне, что убийство тов. Кирова не носит политического характера, а является результатом личной мести. Ельчанинова пояснила, что переданное ею мне сообщение является достоверным и держится в большом секрете… Ельчанинова сказала, что ей сообщил об этом хорошо осведомленный человек, но фамилии его не называла [330] .

330

РГАСПИ. Ф. 671. Оп. 1. Д. 107. Л. 228.

Конечно, чекистам любопытно было узнать, кто этот “хорошо осведомленный человек”. И Голубеву была поставлена соответствующая задача. Но долго уговаривать Ельчанинову дать показания следователю, похоже, не пришлось. Помощь следствию Вера рассматривала как свою святую обязанность. К тому же, по счастливому совпадению, молодая комсомолка оказалась полностью в курсе всех сплетен, циркулировавших в аппарате.

Ельчанинова показала, что работает в Кремле с 1930 года, будучи командирована в ЦИК “в порядке орабочения аппарата” по постановлению комитета комсомола Краснохолмской фабрики. И тут же, выполняя свой комсомольский долг, напоминать ей о котором следователю, скорее всего, даже не понадобилось, перечислила социально чуждых лиц, “коим, по моему мнению, не должно быть места в Кремле”:

1. Минервина – бывший личный секретарь тов. Енукидзе. Она дочь священника. Имея мужа – члена коллегии защитников или какого-то судебного работника, она использует свое служебное положение для “продвижения” дел в отделе частных амнистий. В этих целях она брала дела по апелляциям из отдела частных амнистий ЦИКа – на дом… Минервина занимается сводничеством – об этом все говорят в аппарате. Устраивает связь сотрудниц секретариата с т. Енукидзе. Так, она у всех на глазах устраивала встречи Раевской… с Енукидзе.

2. Авсенев Михаил Васильевич, беспартийный, бывший белый офицер, старший секретарь секретариата ЦИКа… Заведующий общей частью секретариата… [В. А.] Будкин говорил мне, что… вследствие его невнимательности было отпечатано с ошибками 25 000 экземпляров конституций УССР (как будто) и все их потом пришлось уничтожить.

3. Миндель Раиса Григорьевна, беспартийная, работала до ареста младшим референтом в протокольном отделе. Она дочь банкира. О ее приходе в Кремль рассказывают так: в 1927 году она была приглашена работать из какого-то учреждения на сессии ЦИКа. Так как она была очень красива, то привлекла внимание к себе т. Енукидзе. Ей была предложена работа в секретариате ЦИКа, а затем она сожительствовала с Енукидзе, позднее вступала в интимные связи с другими работниками секретариата. От Войта, члена парткома ЦИКа, мне известно, что она разъезжает по ресторанам и пьянствует.

4. Игнатьев Владимир Иванович (снят с работы в 1934 г.), беспартийный, работал редактором-консультантом. Он был министром в правительстве Керенского. В ЦИКе пользовался большим доверием, в частности, со стороны т. Енукидзе.

5. Понтович Эдуард Эдуардович, беспартийный, преемник Игнатьева по должности редактора-консультанта. Снят с работы 1. II.35 г. О нем мне говорила Буркова, что он польский помещик. Говорили также, что меня как комсомолку он не хотел пускать в консультационный отдел, чтобы не иметь “посторонних”.

6. Больших Ирина Васильевна, беспартийная, контролер общей части ЦИКа. Она, по моему мнению, антисоветский человек, ярая антиобщественница, на предложение включиться в общественную работу она отвечает: “Кому это нужно – заниматься общественной работой?”… “Кому это нужно – по собраниям трепаться?”… Я на нее обратила внимание еще потому, что она пыталась фотографировать зачем-то Красную площадь из Кремля.

7. Уваров, член ВКП(б), консультант комиссии частных амнистий, он сожительствует с Раевской… Рвач. Любит сорвать все что можно и где можно.

8. Ефимов – заведующий архивом, беспартийный…

9. Воронецкая – машинистка из какой-то зажиточной семьи. Несоветский человек. Заниматься общественной работой она считает ниже своего достоинства, кичится тем, что сожительствует с Енукидзе. О нем она говорит: “Хороший старик – на него можно влиять” [331] .

331

РГАСПИ. Ф. 671. Оп. 1. Д. 108. Л. 146–148.

Мы точно знаем, что по крайней мере пять человек из этого списка были впоследствии арестованы (Минервина, Миндель, Игнатьев, Понтович, Больших). К этому списку Вера добавила имена еще трех сотрудниц Правительственной библиотеки, а также имя технического секретаря Бюджетной комиссии Президиума Секретариата ЦИК СССР Ирины Гогуа, – в сопровождении уничижительных характеристик:

10. Давыдова Зинаида Ивановна, сестра [В. И.] Игнатьева, бывшего министра.

11. Розенфельд Нина Александровна, родственница Л. Б. Каменева. Сама она, по словам Бурковой, урожденная княжна. Дружит с Давыдовой и другими социально чуждыми лицами.

12. Раевская Елена Юрьевна, бывшая княжна. Она известна своей распущенностью. Пьянствовала и путалась со многими ответственными работниками аппарата секретариата ЦИКа, в том числе и с Енукидзе.

13. Гогуа Ирина – по словам Бурковой, является дочерью известного меньшевика. Она антиобщественный человек. Ведет себя вульгарно. Пьянствует. Она сожительствовала с заместителем заведующего секретариатом Сотсковым. Имеет от него ребенка [332] .

332

Там же. Л. 148.