Андреев Д.Л. Собрание сочинений: В 4 т. Т. 1: Русские боги: Поэтический ансамбль.
Шрифт:
взмыл
визг…
Разухабистый пляс –
дик,
дробен –
Вверх и вниз загудел,
Вверх-вниз.
Понеслись, гогоча,
вскачь
бесы
Через площадь –
из ям,
из рвов,
И на миг разошлась
завеса
Вековая
меж двух
миров.
И, подхвачен смерчем
в край
Велги,
В край гасительницы
Всех душ.
Он понесся к ней вдаль,
в дождь
мелкий,
В дождь
вдоль ям
и луж.
Но такой
Мрак
веял оттуда,
Что, завыв, закричав, моля,
Вновь рванулось
в мертвую груду
И забилось к ней в щели
“я”.
Пусть его, приказом царевым,
На туманной, мутной заре
Волны черни
с похмельным ревом
Провлачили к смрадной дыре.
Но едва
царь утром из храма
Шаг ступил – уж гремела весть,
Что, ожив,
труп вышел из ямы
И что синих огней – не счесть!
Доводя до безумств
немилость,
Свирепея, как дух чумы,
Жгучим гневом воспламенилось
В уицраоре
семя тьмы.
Страхом, ненавистью и злобой,
Той, что всё сокрушает зря,
Преисполнил он
узколобый,
Едко-мстительный
ум царя.
Еще рдел меж зубцов
край
солнца,
Еще издали в Кремль
шла
ночь,
А приказ уж был – самозванца
Сжечь,
кромсать,
истерзать,
толочь.
И когда многоногий топот,
Довершив это дело, стих –
Пушка ухнула в мрак
на запад,
У ворот
у Серпуховских.
Залп развеялся, пепел сея,
Лжевоскресшего,
лжецаря…
Залп развеялся.
Плачь, Россия,
Плачь, безумную казнь творя!
И под лунным знаком двурогим
Он понесся,
быстрей совы,
По дорогам,
хмурым дорогам,
На безмолвный
рубеж
Литвы.
Часть третья
Велги бедный скоморох,
Горстка пепла,
Рыщет, ищет вдоль дорог
Души-дупла:
В кабаке под гам и крик
С бранью райкой,
В сердце праздное проник,
Вьется струйкой;
Льется, в дьявольской алчбе,
С током крови,
Плоть горячую себе
Холит внове.
– Ой, царя Димитрия хранил,
знать,
бес:
Спас уловкой хитрою, укрыл
в яр,
в лес;
Жив, здоров, целехонек, – тучней,
чем
встарь,
Сатанин помазанник, упырь!
бич!
царь!
Скрыл ли бес его меж сов,
Спрятал ли средь чащ его –
Только вышел из лесов
Образ шни гулящего.
Сам забыл вчерашний тать,
Плут без племени,
Как дерзнул
вождем он статьВ этой темени;
Сам не знал, пургой гоним –
Кто он, где он,
Только чует, будто с ним
Чей-то демон
Веет вкруг калужских стен,
Кличет вольных –
Рать сметает в его стан
С троп крамольных.
Ох ты, Ох ты,
эх ты, эх ты,
Сын боярского раба,
Судьбокрутень! скоморох ты!
В пальцах беса тарнаба!
Эх ты, эх ты – ах ты, ах ты,
Ух! горлан ватаг и свор!
Царь татар, казаков, шляхты
И дворян – Тушинский вор!
Нечто лютое вошло
В сердце каждое:
Обнажает дно и тло,
Бесит жаждою;
Колобродит напролом
В сонмах душ оно,
И боярство – бить челом
Едет в Тушино.
Что грозишься, Русь-земля,
Волчье зарево,
В щуры смолкшего Кремля
Государева?
Иль под нудный звяк цепей
Жизнь наскучила?
Иль вольней –
взамен царей
Холить чучела?..
Вьюга-матушка! закрой
Даль безлицую:
Вон, сереет кремль второй
Под столицею:
Весь в палатках – город-стан,
Город-марево, –
Там с Мариной атаман –
Бражный царь его.
От дракона, от колосса
Умирающей державы
Тени детищ стоголосных
Рвутся вширь:
Каждый – алчный, многоглавый,
Каждый – хочет, жаждет, нудит
Пить – упав к народной груди,
Как упырь.
– Отпочковываются…
– Отклочковываются…
И все явственней
в тучах восстаний
Эти ядра вихрящейся тьмы,
Все безумней
их схватки, их танец
И мелькание
их бахромы.
И уже не понять: то ли Велга
Грает в небе, черней воронья,
То ль по руслам, широким как Волга,
Льются призраки
небытия;
То ли к нивам земли скудоплодной
С поля Дикого мчит суховей,
То ли
Матери многонародной
Плач
о гибели
сыновей.
Взвыла осень.
Крепчает кручина,
Оторочится сумраком день,
И в поля замигает лучина
Из-под низкого лба деревень.
Ах, сырые поля! дождевые!
Голос баб
на юру:
Это – мать; не поднять головы ей
С трав сырых
ввечеру.
– Уходил ты за Черную Рамень,
Пал от ран –
я жива –
Размозжись о горюч-белый-камень,
Голова!
Ах, сырые поля, дождевые!
Прель и прах…
Горький дух…
Ворот шитый растерзан на вые
Молодух.
– Где могилка твоя неукрашенная,
Далека ли? близка ли?