Андреев Д.Л. Собрание сочинений: В 4 т. Т. 1: Русские боги: Поэтический ансамбль.

самодержцем и, поняв трагическую нерасторжимость греховного узла своей

власти, ушел на свершение духовного подвига под именем старца Федора

Кузьмича. Ушел – во искупление греха – своего, и династического, и всех,

имевших власть над Россией, но не умевших освободить ее от оков Демона.

Теперь Александр блистающим Всадником, могучим Императором-Искупителем

сражается среди светлого воинства по ту сторону нашего мира против сил

тьмы.

ГЛАВА 15

У ДЕМОНОВ ВОЗМЕЗДИЯ

Поэма

1.

Тускнел мой взор… власа редели…

Но путь был четок, хоть не нов:

Он вел меня в Наркомвнуделе

По твердой лестнице чинов.

– Ваш дух был строг, а руки – чисты, –

Нарком промолвил, мне вруча

Значок Почетного Чекиста

В футляре, блестком как парча.

Я бодро поднимался лифтом

В этаж “Особо важных дел”,

С врагами сух был и глумлив там,

Иль чертом в душу к ним глядел.

Фамилия… знакомый звук вам

К чему теперь?.. Но в годы те

С партийной четкостью, по буквам,

Ее писал я на листе.

Из них любой – путевкой смерти

Или путевкой в лагерь был,

Но я так верил, – и, поверьте,

Вливал в работу честный пыл.

Я стал размеренной машиной

И гнал сомненья. Довод прост:

Ведь – шутка ль? – сам непогрешимый

Нам доверяет этот пост.

К тому ж работа мне дарила

Порой конфетку: в этот час

Я невозбранно, как горилла,

Мог бить подследственных меж глаз;

Тех, кто вчера кичился рангом,

Упрятать в каменный мешок,

Хлестать по телу гибким шлангом

Иль просто взглядом вызвать шок.

Ценя и отдых, я в футболе

Весь шик ударов понимал,

И сын мой был в кремлевской школе

Весьма “продвинут”, хоть и мал.

Я ждал – и сердце замирало,

Что буду завтра, как герой,

Блистать лампасом генерала,

А после – маршальской звездой.

…Утяжеляя злодеяниями эфирную ткань собственного существа, этим он

обрекает себя катастрофическому срыву в глубь миров, как только

прекратится существование физического тела, позволявшего удерживаться на

поверхности.

2.

Списывать душу за душами “в нети” –

Это был мой

Долг.

Я то молчал, то рычал в кабинете,

Как матерой

Волк.

“Пом” говорил, подытожив таблицей

Груду бумаг,

Что

Явных врагов арестовано тридцать,

А просто так –

Сто.

…Чем-то острее когтей леопарда

Стиснулась грудь

Вдруг.

Молния мысли – “Инфаркт миокарда!!” –

Канула в муть

Мук.

Дальше – провал. Мимолетные кадры:

Алый венок…

Гроб…

Пышная речь… Министерские кадры…

Множества ног

Топ, –

Траурный марш, – и в отчаяньи, злобе,

Ярость кругом

Лья,

Еду куда-то на собственном гробе,

Точно верхом,

Я.

Мглистый, туманный, разутый, раздетый,

Я среди дня

Дрог…

Хоть бы один из процессии этой

Видеть меня

Смог!..

Помнится острый озноб от догадок:

– Умер!.. погиб!..

Влип!..

И самому мне был тошен и гадок

Собственный мой

Всхлип.

…В первые часы посмертия он теряет всякий ориентир. Уясняется, что,

веруя прежде в смертность души, он убаюкивал самого себя.

3.

Не знаю где, за часом час,

Я падал в ночь свою начальную…

Себя я помню в первый раз –

Заброшенным в толпу печальную.

Казалось, тут я жил века –

Под этой неподвижной сферою…

Свет был щемящим, как тоска,

И серый свод, и море серое.

Тут море делало дугу,

Всегда свинцово, неколышимо,

И на бесцветном берегу

Сновали в мусоре, как мыши, мы.

Откос покатый с трех сторон

Наш котлован замкнул барьерами,

Чтоб серым был наш труд и сон,

И даже звезды мнились серыми.

Невидимый – он был могуч –

Размеренно, с бесстрастной силою,

Швырял нам с этих скользких круч

Работу нудную и хилую.

Матрацы рваные, тряпье,

Опорки, лифчики подержанные

Скользили плавно к нам в жилье,

Упругим воздухом поддержанные.

Являлись с быстротою пуль –

В аду разбиты, на небе ли –

Бутылки, склянки, ржа кастрюль,

Осколки ваз, обломки мебели.

Порой пять-шесть гигантских морд

Из-за откоса к нам заглядывали:

Торчали уши… взгляд был тверд…

И мы, на цыпочках, отпрядывали.

Мы терли, драяли, скребли,

И вся душа была в пыли моя,

И время реяло в пыли,

На дни и ночи не делимое.

Лет нескончаемых черед

Был схож с тупо-гудящим примусом;

И этот блеклый, точно лед,

Промозглый мир мы звали Скривнусом.

Порой я узнавал в чертах

Размытый облик прежде встреченных,

Изведавших великий страх,

Машиной кары искалеченных.

Я видел люд моей земли –

Тех, что росли так звонко, молодо,

И в ямы смрадные легли