Андрей Боголюбский

Чувство тревожного одиночества овладевало Андреем. Он терял равновесие, от вспышек гнева и ярости неожиданно переходил к раскаянию и смирению, ища опоры в молитве и чтении духовных книг. Столько сделавший для развития церкви, сам, несомненно, верующий человек, Андрей все чаще ходил по ночам в дворцовый собор, сам зажигал свечи и лампады и в их неверном полусвете совершал одинокие всенощные молитвы, «покаяние Давыдово принимая, плачася о гресех своих»^{290}.

В позднейших княжеских некрологах это «покаяние Давыдово» стало своего рода штампом, который мы встретим в ряде похвал, явно подражающих «Повести»^{291}. В «Повести» же об Андрее оно, может быть, является реальной чертой его биографии. Псалмы Давида, по которым гадал дед Андрея Мономах в трудные минуты колебаний, были любимым чтением того времени. Но напрашивается мысль, что Андрею они были особенно близки своим взволнованным драматическим содержанием, которое давало верный отклик на переживания и тревоги последних лет его жизни. Со страниц Псалтыри перед ним вставал облик библейского царя, утверждающего свою власть в жестокой борьбе с крамолой, с мятущимися народами и племенами, с «тайными советами» князей. Высокопоэтические строфы псалмов были пронизаны теми же противоположными чувствами, что испытывал и он сам, — мрачного пессимизма, горестного разочарования, веры в свои силы и надежды на победу и одоление противника. Невольно кажется, что Андрей мог говорить о себе и своих днях стихами псалмов: «Враги мои говорят обо мне злое: «Когда он умрет и погибнет имя его?» И если приходит кто видеть меня, говорит ложь; сердце его слагает в себе неправду, и он, вышед вон, толкует. Все ненавидящие меня шепчут между собою против меня, замышляют на меня зло… Даже человек мирный со мною, на которого я полагался, который ел хлеб мой, поднял на меня пяту» (Пс. 40:8,10); «…Ты Бог мой. Не удаляйся от меня, ибо скорбь близка, а помощника нет…» (Пс. 21:12); «Посмотри на врагов моих, как много их, и какою лютою ненавистью они ненавидят меня…» (Пс. 24:19). Трагизм одиночества и колебаний, сознание своей правоты и растущих сил сопротивления — все эти переживания, столь понятные в последние годы жизни Андрея, находили свой отклик в псалмах царя Давида.

Все военно-политические неудачи последних лет княжения Андрея, несомненно, имели общерусский отклик и оживляли надежды подавленных властью Боголюбского сил как внутри Владимирской земли, так и вне ее. Возможно, что рязанский князь Глеб и ростовское боярство ковали крамолу: догадка В. Н. Татищева, что «убивство Андреево… учинилось по научению Глебову», очень похожа на истину^{292}; может быть, и в ближней среде Андрея, у Кучковичей, проснулась забытая было мысль о мести. Были недовольные и в самой владимирской дружине.

И вот наступила кровавая развязка. Взволнованное и полное драматизма повествование о ней является одним из выдающихся литературных произведений ХИ века, попавших на страницы летописи. Вот как, по показаниям этой «Повести», разыгрались трагические события в Боголюбове.

Шло лето 1174 года. За какую-то вину Андрей приказал «казнить» одного из братьев Кучковичей. Может быть, он напал на нить заговора, не оставлявшую уже никаких сомнений в его реальности. Намерение князя стало известным его любимому слуге Якиму Кучковичу. Это подтолкнуло Кучковичей к решительным действиям, так как медлить было опасно: «сегодня князь казнит одного, а нас завтра — промыслим о князе сем», — говорил Яким своим единомышленникам. В обеденный час 28 июня заговорщики собрались у Кучкова зятя Петра, который был на другой день именинником. Он принял на себя руководство заговором, в который вошло двадцать человек, в том числе доверенный ключник Андрея осетин Анбал, Кучкович Яким, еврей Ефрем Моизич. Решено было в ту же ночь убить князя в его дворце. Предатель Анбал заблаговременно вынес из княжой ложницы меч, с которым Андрей не расставался и ночью.

Как только душная ночная тьма спустилась над Боголюбовым, вооруженные убийцы двинулись к дворцу. Пугал ли их казавшийся невероятным замысел повергнуть в прах само воплощение огромной власти и силы, которой они только что покорялись, но их объял страх и трепет, и они бежали вон. Была открыта княжая медуша, и здесь, в темноте подвала убийцы «пиша вино; сотона же веселяшеть е [их] в медуши и служа им невидимо, поспевая и крепя е…» Хмель выбил сомнения и колебания, и полупьяные, «яко звери дивии», заговорщики подошли к запертой двери княжой ложницы. Один окликнул князя и сказался любимым слугой Прокопием, но Андрей понял обман. Дверь подалась под тяжкими ударами. Андрей протянул руку к мечу, но его не было. Безоружный, он схватился с двумя навалившимися на него убийцами и бросил одного на пол. Думая, что это рухнул князь, заговорщики изранили своего, но вскоре поняли ошибку: Андрей продолжал драться, как лев. «Бог отомстит вам мою кровь и мой хлеб», — кричал он, отбиваясь от града ударов. «И посем познаша князя и боряхуся с ним вельми, бяшеть бо силен…» В кромешной тьме его рубили мечами и кололи копьями; мечом было разрублено до кости бедро, над бровью копье скололо кусок черепа. Убийцы как будто не верили, что Андрей смертен. Они бросили его изрубленного и, захватив своего раненого сообщника, вышли на дворцовую площадь.

Но Андрей был еще жив… Его железный организм еще боролся со смертью. Напрягая последние силы, истекая кровью, он поднялся было, но упал и пополз из дворца по холодному цветному полу переходов, охваченный предсмертной икотой. Спустившись по винтовой лестнице башни вниз, он укрылся в нише в конце схода. Убийцы услышали стоны князя, а одному из них даже померещилось, что в непроглядной тьме он увидел, как князь спускался с башни. Андрей сумел воспитать в приближенных веру чуть ли не в сверхъестественную силу своей воли, способную побороть саму смерть. Они бросились наверх, но не нашли князя в ложнице. От мысли, что князь жив, их объял ужас, им казалось, что они уже погибли, и, забыв всякую осторожность, они зажгли свечи и по широкому кровавому следу нашли князя, совершавшего предсмертную молитву. Петр Кучков зять с маху отсек ему мечом левую руку в плечевом суставе. Это был мастерский и последний удар… Андрей умер [1] .

1

В 2015 году при реставрации Спасо-Преображенского собора в Переяславле-Залесском была открыта надпись XII века, содержавшая текст: «Месяца июня 29 убиен бысть князь Андрей своими паробкы [слугами], овому вечная память, а сим — вечная мука», имена двадцати убийц князя и фразу: «Си суть убийцы великого князя Андрея, да будут прокляты». В 2007–2008 годах была проведена экспертиза останков Андрея Боголюбского с использованием современных методов. Несмотря на большое количество повреждений, был сделан вывод, что фактически убивали князя только двое из двадцати заговорщиков, а непосредственной причиной смерти стал не роковой удар, поразивший жизненно важный орган, а острая кровопотеря. — Прим. ред.

История гибели Андрея нашла широкий отклик в позднейшем народно-литературном творчестве, соприкоснувшись со «Сказаниями о начале Москвы» и дав канву для их романтического сюжета. В них выступает еще одно лицо, причастное к заговору, — это жена Андрея, дочь боярина Кучки Улита, которую не называет ни один из достоверных старых источников. Те же «Сказания» и местные владимирские легенды рассказывают о казни Улиты, которая якобы была утоплена в Поганом озере под Владимиром.

Еще до рассвета заговорщики убили милостьника Прокопия и ограбили сокровищницу дворца, помещавшуюся в башне сеней; погрузив на коней золото, драгоценные камни, жемчуг и всякое узорочье, они услали добро прочь. Опасаясь вмешательства владимирской дружины, убийцы созвали боголюбовских дружинников и послали к владимирцам с вопросом об их отношении к перевороту. Владимирцы ответили уклончиво: «…Пусть к вам идет тот, кто был с вами в думе…» Тем временем начался страшный грабеж.

Пришедший в Боголюбово киевлянин Кузьма не нашел тела князя в башне. Торжествовавшие убийцы надругались над своим мертвым и уже бессильным владыкой: его обнаженный труп валялся в огороде, и к нему запрещали подходить под страхом смерти, — заговорщики собирались бросить его за стену замка на съедение псам. Кузьма заплакал над телом князя и едва умолил шедшего по дворцовым переходам в дорогой княжеской одежде Анбала сбросить ковер и плащ, чтобы покрыть мертвого. Пьяные заговорщики не захотели даже отпереть церковь: «…Что за печаль тебе о нем! брось его в притворе», — сказали они. И Кузьма положил труп в притворе собора, покрыв его княжеским плащом. На третий день игумен владимирского монастыря Космы и Дамиана внес тело в дворцовый собор, положил в белокаменную гробницу и отслужил панихиду по усопшему.

Еще три дня лежал оставленный всеми Андрей непогребенным в гулкой тишине своего дворцового храма… Кругом ширилось восстание. Народ избивал княжеских немилостивых чиновников и слуг и громил их дома в Боголюбове и Владимире. Был ограблен и Боголюбовский дворец Андрея, пострадали даже богатые мастера, пришедшие для каких-то работ в замке, — их одежды, шелковые паволоки, золото и серебро стали достоянием восставших. На пятый день сподвижник Андрея священник Микула стал ходить по Владимиру с иконой Богородицы, и восстание начало утихать.

Во Владимире оставалась верной Андрею значительная часть горожан, которая не примкнула к восстанию. Они послали за телом князя в Боголюбове: «Поедем, возьмем князя и господина своего Андрея…» Горожане и духовенство во главе с попом Микулой вышли в поле за Серебряные ворота, и, как только над холмом Доброго села показался траурный княжеский стяг, поднялись плач и стенания. Владимирцы проводили князя до Успенского собора. Прах Андрея нашел успокоение под сводами храма, который был первым делом его неутомимой воли.

X. Всеволод Большое Гнездо

Созданные трудами Андрея величие и сила Владимирского княжества едва не погибли в острой борьбе, завязавшейся вокруг его наследия и продолжавшейся два года. Восстание 1174 года показало, до какого крайнего предела напряглись противодействующие политике Андрея силы. Андрей ошибся, переоценив свой авторитет и прочность своего положения. Он не приучил своих противников к режиму жестокой дисциплины и повиновения, не поверил сведениям о готовившемся заговоре, и первый решительный жест — намерение казнить одного из Кучковичей — вызвал взрыв. Андрей опоздал стать «грозным» и не сумел подавить враждебных сил. Было ясно, что они будут стремиться к реваншу всякий раз, как к этому представится случай, и в 1174 году, после гибели князя, эти силы поднялись с угрожающей организованностью и единодушием.