Андрей Боголюбский

Юрию удалось восстановить и приоритет владимирского епископа, ослабленный разделением епископий при Константине. Епископ Иоанн, предчувствуя после смерти Всеволода усобицу, счел за благо покинуть кафедру, а Симон, заменивший Иоанна, удалялся вместе с побежденным Юрием в изгнание в волжский Городец. С вокняжением Юрия обстановка переменилась; владимирской епископии содействовал и сам митрополит Кирилл, чувствовавший после поражения на Калке неуверенность в будущем захиревшего Киева. В 1226 году он приехал к Юрию Всеволодовичу во Владимир, долго гостил у него и здесь в 1227 году, впервые во владимирском Успенском соборе, им была совершена церемония посвящения в епископы Владимиру, Суздалю и Переяславлю Митрофана. До этого, в 1218 году, митрополит утвердил на новгородской кафедре другого Митрофана, изгнанного новгородцами еще при Всеволоде владимирского ставленника. Митрополит Кирилл вместе с черниговским епископом Порфирием и берестовским игуменом посетил Владимир и в 1230 году, предотвращая войну между Михаилом черниговским и Ярославом Всеволодовичем. Их миссия завершилась успешно, и Юрий с Ярославом дали высоким послам «многое учрежение»^{344}. «Новое могущественное значение Северной Руси, — замечает по этому поводу С. М. Соловьев, — уже не в первый раз заставляет митрополитов отправляться туда и стараться, чтобы обе половины Руси были в политическом единении, которое условливало и единение церковное»^{345}. То, что митрополит всея Руси сначала присматривался к северу, навещая Юрия Всеволодовича, а затем, после монгольского нашествия, подолгу живал во Владимире и потом окончательно перешел сюда, чтобы вскоре перенести свой престол в Москву, есть, по существу, процесс осуществления старой идеи Боголюбского о создании митрополии на севере. То, что история работала на пользу этой идеи, еще ярче свидетельствует о глубокой политической мудрости ее первого поборника — Андрея.

Вернемся, однако, к Новгороду. Здесь мы видим уже знакомую картину: Липицкая битва не освободила Новгорода от владимирской власти и прежде всего потому, что «суздальская партия» не исчезла, а тем более не исчезла жизненная для владимирских князей необходимость борьбы за Новгород. Следя за событиями в Новгороде со смерти Всеволода Большое Гнездо и до монгольского завоевания, мы видим, что ни одна династия не могла спорить с явным перевесом в Новгороде владимирских Всеволодовичей. Уже говорилось о появлении на новгородской кафедре владимирского ставленника Митрофана — это было фактом большого политического значения. Еще более показательно, что колеблемый партийной борьбой новгородский стол оказывался чаще всего в руках владимирских князей — за двадцать лет его семь раз занимают Ярослав, его племянник Всеволод Юрьевич, сыновья Александр и Федор. Их приводило на новгородский стол неизменно приглашение самих новгородцев, то есть «суздальская партия» все чаще получала перевес. Летописец с удивлением отмечал под 1231 годом: «Се уже пятое сидение Ярославле в Новегороде!»

Каждое появление Ярослава в Новгороде сопровождалось репрессиями: в борьбе с соперниками Ярослав хватал и морил в погребах новгородских купцов, перерезал новгородские торговые пути, а однажды и сам Юрий владимирский привел полки к Торжку и грозил напоить коней водой Волхова. Ярослав упорно и едва ли не с большим успехом, чем его отец Всеволод, шел к созданию «великого княжения Владимирского и Великого Новгорода», как позднее называли летописцы эту политическую комбинацию. Однако Ярослав выступает в Новгороде «в двойственной, с точки зрения новгородцев, роли: крутого борца за силу княжеской власти против роста новгородской вольности и крупного деятеля в борьбе с западными врагами и в покорении финских племен. Для суздальского князя тут, очевидно, никакой двойственности не было: он вел свою, не новгородскую политику…»^{346}.

Действительно, в новгородской деятельности Ярослава обращают на себя внимание не только упорство в борьбе и мертвая хватка, с какой он борется за приоритет владимирских князей. Едва ли не более интересны его военные мероприятия по обороне Новгородской земли от немцев, литвы и чуди, являющиеся как бы прологом к победам его великого сына, Александра Ярославича Невского. Эти дела входили в круг забот и самого Юрия. В 1222 году он посылал владимирские войска под предводительством брата Святослава в помощь новгородскому походу на Кесь (Венден). В 1223 году Ярослав успешно воевал в Ливонии в направлении Колывани (Таллина); в 1225 году он без поддержки новгородцев, с одними новоторжцами и торопчанами громил литовцев, совершивших губительный набег на Торжок и торопецкие волости. В этом походе в составе полка Ярослава назван и «княж двор», напоминающий нам о «дворянах» Андрея Боголюбского. В 1227–1228 годах Ярослав совершил успешный поход на емь, «где же ни един от князь Рускых не вьзможе бывати», и крестил корел — «мало не все люди». В 1228 году Ярослав задумал поход на Ригу и уже привел свои переяславские полки, но новгородцы и псковичи не поддержали его намерения. В 1232 году Ярославу пришлось ликвидировать выступление враждебной ему новгородской партии, вступившей в союз с немцами и захватившей Изборск, а в 1234 году состоялся поход на немцев, закончившийся их разгромом: «и поклонишася немьци князю Ярославу»^{347}. Как предполагает С. М. Соловьев, Ярослав установил ту знаменитую дань с Юрьева, которая послужила позже Ивану Грозному поводом, чтобы лишить независимости Ливонию^{348}. В том же 1234 году Ярослав нанес новый ответный удар по литовцам. И даже в тяжелый 1239 год, когда Владимирская земля была испепелена и обезлюжена монголами, Ярослав нашел силы, чтобы броситься к Смоленску и там отбить литовский удар^{349}. В этот год его сын Александр уже строил свою знаменитую крепость на Шелони; это канун Невской битвы.

Вся эта цепь фактов показывает, что при Юрии и Ярославе новгородская политика владимирских князей была направлена не только на борьбу за установление и расширение господства. По сравнению со временем Боголюбского и Всеволода эта политика приобретала новый характер: господство в Новгороде было условием обороны русской западной границы и активных ответных ударов по врагам Руси.

В смысле организации этой национальной борьбы Ярослав подготовляет успехи военного гения Александра Невского, а своей крутой политикой и жестокими репрессиями как бы предвещает действия Иванов III и IV, которые тремя столетиями позже сломят «новгородскую вольность». И Всеволод III, и его сын Ярослав широко пользовались в своей борьбе за власть похожими на позднейшие средствами, как вывод населения городов в свои земли и др. Все это позволяет думать, что и глубокий раскол в самом Новгороде XIII века в известной мере напоминал ожесточенную борьбу партий конца XV века.

Социальное лицо «суздальской партии» определяет участие в посольстве 1215 года, звавшем Ярослава в Новгород, десяти старейших новгородских купцов. Поддерживавшая владимирских князей «суздальская партия» была, очевидно, серьезной силой людей, понимавших, подобно владимирским горожанам и купцам, «новую правду» национальных идей и видевших ее сквозь акты насилий и репрессий Ярослава^{350}. Таким образом, прочно или нет, но в отношении Новгорода владимирские князья добивались реализации политического плана, задуманного перед Липицкой битвой, — Ярослав был наиболее частым хозяином новгородского стола. Что касается Смоленска, то в 1239 году там, после отпора Литве, Ярослав посадил своего шурина князя Всеволода.

Киев и вообще южные дела почти не привлекали внимания наследников Всеволода. Юрий Всеволодович не участвовал в обороне юга. Отмечая, что на совете князей в Киеве по поводу похода на татар (1224) были «все старейшины в Русской земли», южный летописец подчеркивал: «Юрия же князя великого Суздальского не бы [сть] в том совете». Посланный им на помощь Василько намеренно или ненамеренно опоздал и вернулся от Чернигова^{351}. Юрий в 1226 году вмешался в борьбу между Михаилом черниговским и Олегом курским по вопросу о замещении черниговского стола; силой и посредничеством он добился их примирения, получив снова возможность располагать Переяславлем-Южным. Но вскоре столкновение Ярослава Всеволодовича с Михаилом из-за Новгорода вызвало поход Ярослава на черниговские волости, остановленный лишь вмешательством митрополита^{352}. Владимирская династия завязывала брачные узы в Киеве, Чернигове и Галиче: сам Юрий был женат на дочери Всеволода Чермного, теперь Василько ростовский женился на дочери Михаила черниговского, сын Юрия Всеволод — на дочери Владимира Рюриковича киевского, Василько Романович волынский — на дочери Юрия Всеволодовича Елене.

Мы не знаем точно мотивов, по которым в 1236 году, когда монгольские полчища уже входили в пределы Болгарской земли, Ярослав Всеволодович пошел с новгородскими полками к Киеву и без сопротивления занял его. Но он недолго оставался там, «не могы его держати, иде пакы Суждалю». Это было, по-видимому, в 1238 году, когда великий князь владимирский Юрий пал в битве с монголами на Сити и его стол должен был занять Ярослав^{353}. Он первым поехал к хану и получил от него старейшинство над всеми князьями «в Русском языце»; по-видимому, ему был дан и Киев, где еще в 1246 году сидел его наместник. По смерти Ярослава его сын Александр Невский также получил ханский ярлык на Киев и всю Русскую землю (1249)^{354}. Как на севере — в Новгороде, так и на юге — в Киеве деятельность Ярослава подготовляла путь для Александра. Через Ярослава, Юрия и Всеволода III Невский был прямым и достойным наследником Боголюбского.

Так шла борьба владимирских князей за политическое наследство Андрея и Всеволода в двух важнейших направлениях — Новгород и Киев. Она стала сложней и прерывистей, так как ее основой было теперь не монолитное княжество, выкованное Всеволодом, но союз его сыновей и внуков. Сложней и тревожней были и международные отношения Руси, на границах которой уже шли бои с немцами и другими западными захватчиками, а с востока нависала черная туча монгольских полчищ. Как раз в это время и развертывается особенно энергичное движение Владимирской Руси на восток, борьба с болгарами и мордвой, завещанная Долгоруким и Боголюбским.

В 1220 году в ответ на нападение болгар годом ранее на Устюг и Унжу был организован крупный поход ростовских, переяславских, владимирских, устюжских и муромских полков под начальством брата князя Юрия — Святослава. Войска собрались на устье Оки, осадили и уничтожили город Ошель, а ростовский отряд, опустошивший города и села по Каме, возвратился домой «со многим полоном и корыстью великою». Затем сам Юрий выдвинул свои войска на Волгу и после трехкратного посольства болгар согласился на мир, поставивший болгар в зависимость: к болгарам были посланы его мужи «водити в роту князей их и земли их по их закону»^{355}. По-видимому, борьба на Волге, предшествующая основанию Нижнего Новгорода, была весьма ожесточенной. В 1221 году Ярославль стал жертвой большого пожара^{356}; мы не знаем, было это случайным совпадением или пожар был делом болгар или Юрия, возможно, хотевшего сделать Нижний единственным крупным центром на Волге и не сочувствовавшего усилению городов наследников Константина.

Так или иначе, в 1221 году на горах Окского устья вырастает «второй Новгород» — Новгород Нижний. Он закрыл выход на Волгу от Рязани и положил начало тому гигантскому пути русского народа на восток, который через столетия приведет Россию на берега Тихого океана. В XIII же веке этот путь прокладывали походы на мордву 1226, 1228 и 1232 годов. В них участвовали ростовские, владимирские, рязанские и муромские полки. Из сведений о походе 1228 года мы узнаем, что Юрию удалось привлечь на свою сторону часть мордвы, подвластной племенному вождю Пурешу. Другая часть мордвы, возглавляемая Пургасом, держалась болгарской стороны. Когда Пургас совершил налет на Нижний Новгород, Пуреш ответным ударом своих и половецких сил разгромил Пургаса^{357}.