Андри из города на Неве

– Быстро!!!
– Антония распахнула створки окошка, выходившего во двор. Потом, видя, что Андри не двигается с места, подтолкнула его к подоконнику.
– Ну же, мальчик, не губи себя! Беги, пока не поздно... Хоть ты спасешься...

Андри не хотел бежать, но за дверью завозились, раздался решительный стук, и Антония вдруг залепила ему крепкую звонкую пощечинку.

– Лезь!!!

И он не посмел ослушаться. Повесил мешок через плечо и дрожащими руками ухватился за оконную раму. Ноги сами нащупали удобный карниз, по нему Андри без труда добрался до водосточной трубы, вдоль которой и съехал вниз.

Если кто-то и караулил черный ход, то только у самой двери квартиры - побег профессорского сына остался незамеченным.

Гонимый страхом, стыдом и невыразимой горечью, Андри выскочил из двора через распахнутые ворота и устремился прочь от дома, семьи и своей счастливой жизни. Только у канала он опомнился и до конца осознал, что всех предал. Андри стиснул кулаки.

Вернуться!

Вернуться домой, пока еще не поздно и разделить с семьей все, что бы ни уготовил им господь...

Размазывая по щекам слезы, Андри снова бежал через улицы и переулки, мимо знакомых с детства деревьев, которые словно бы отвернулась от предателя.

Мама...

Как же он мог бросить маму?! Как?

Думать об этом было мучительно, и Андри бежал все быстрей, пока легкие не начали гореть, а в голове не осталась лишь одна мысль...

Только бы успеть.

Но когда он ворвался во двор, взбежал по черной лестнице и увидел опечатанную дверь, стало ясно, что уже поздно. Слишком поздно.

Все ушли.

Андри сорвал печать и толкнул дверь. Та оказалась незапертой.

Комнаты стояли опустевшие, безмолвные и неузнаваемо поруганные - тут и там вывернутые ящики, сброшенные на пол книги, растоптанные осколки посуды. Только старые часы по-прежнему невредимые стояли в углу и мерно отсчитывали минуты.

Щелк. Щелк. Щелк...

Загнанно дыша, едва сдерживая всхлипы, Андри обошел весь дом - разоренный и сразу ставший чужим. Он до последнего надеялся, что хоть кому-нибудь еще удалось избежать ареста. Быть может, Лиза смогла найти потайной уголок и теперь сидит одна где-нибудь в шкафу и боится выйти?

Но шкафы стояли распахнутыми, и под кроватями никого не оказалось.

Всех забрали. Даже Марту с Антонией.

Андри устало опустился на разворошенную кровать в родительской спальне, а потом и вовсе лег, уткнувшись лицом в шелковое покрывало.

Мамин запах, цветочный. И неизменный одеколон отца.

Андри плакал горько и долго. Стискивал пальцами покрывало, вздрагивал всем телом, скулил, точно ушибленный щенок. А когда слезы кончились, и осталось только темное глухое изнеможение, решил, что никуда не уйдет из дома. И будь что будет.

Проснулся он от холода. На улице началась сильная гроза, а окно в комнате почему-то оказалось открыто... Ветер безжалостно трепал сухоцветы в вазе на маленьком прикроватном столике, вздымал занавески, надувая их, будто паруса. Андри, дрожа, поднялся с кровати и огляделся.

Нет, навести тут порядок не представлялось ему возможным. Да и что толку? Ясно же, что эти... краснотряпочники снова вернутся. Придут опять искать что-то, чего сразу не нашли.

Он потер лицо ладонями, потом растер плечи под рубашкой, но окно закрывать не стал. Лучше не выдавать своего присутствия.

Часы в гостиной показали раннее утро. Значит, Андри проспал всю ночь. Теперь, спустя несколько часов, он понимал, что оставаться дома - глупость. Раз уж он единственный не попал в лапы врагов, лучше воспользоваться этим и постараться узнать, куда увезли всех домочадцев. А потом придумать, как им помочь. Поеживаясь от холода, Андри отыскал на кухне еды и наскоро позавтракал, запивая все холодным молоком. А потом стал собираться. В том мешке, что сунула ему Антония, обнаружились две пары теплых носок, небольшой кошелек с деньгами и целая россыпь серебряных ложек. При виде их у Андри снова защипало в глазах. Няня думала, он сможет их продать, чтобы купить себе еды... Сглотнув, он вернул ложки обратно в мешок. Из своих вещей, собранных накануне, Андри не нашел ничего. Все чемоданы исчезли из прихожей. Может быть, их забрали родители, а верней всего - их конвоиры. Денег и ценностей в комнатах тоже не осталось - ни серебряной посуды, ни дорогих статуэток... Краснотряпочники скрутили даже позолоченный плафон для лампы, который висел на стене в прихожей. Зато осталась еда. Андри положил в мешок столько, сколько влезло, и, отыскав теплую суконную курточку, подошел к двери на черную лестницу.

Нужно было уходить.

Он не стал медлить. Не стал больше обходить такие родные, привычные с детства комнаты. Все равно они больше не походили на те, какими он знал их. Андри провел рукой по стене, прощаясь с домом, и решительно шагнул за порог.

– Эй, Молчун, передай-ка мне чернильницу!
– один из мальчишек недобро ткнул Андри меж лопаток. Следовало бы развернуться и треснуть его по голове этой чернильницей, но Андри молча взял с полки склянку и брякнул на парту позади себя.

Да... была только середина августа, но приютских мальчишек и в это время заставляли учиться. Чтобы у них оставалось поменьше времени на всякие шалости и безобразия. О, как мало общего было у шумной галдящей ватаги уличных сорванцов с теми прилежными гимназистами, которые когда-то сидели в одном классе с Андри... Бывшие беспризорники и юные воры, собранные под приютской крышей искренне и от всей души ненавидели учебу, ничуть того не скрывая. Учителя платили им тем же - за любой проступок драли розгами. Но мальчишки были привычны к побоям - они без колебаний подставляли тощие зады или ладони под хлесткие прутья. И продолжали вести себя, как маленькие разбойники - драться, воровать, играть в карты на деньги и потешаться над самыми нелепыми и беспомощными преподавателями.

Приют существовал уже много лет. Городовые неизменно приводили в него отловленных на улице беспризорных ребят. И переворот в городе не особенно изменил жизнь этого печального заведения. Мальчишки охотно жили здесь в холодные месяцы, но едва только наступала весна, они находили любую возможность сбежать из приюта подальше. Так что по большей части невольные товарищи Андри провели в казарменных стенах ненамного больше времени, чем он сам. Приведенные сюда среди лета, они лишь ждали момента, чтобы удрать и снова шляться по улицам, как тот вор, который стащил Владино колечко.

А убежать было не так уж и сложно... Вот только для Андри это не имело смысла. Он уже понял, что не выживет на улице, и что там его ищут.

Он был одним из последних, кто видел Александра и разговаривал ним. А еще Андри был сыном профессора Горана, того самого профессора, которого спустя пару дней после переворота обвинили в незаконных химических экспериментах... Об этом написали во всех газетах... И Андри, тогда еще искавший спасения на улицах, своими глазами увидел объявление о "награде за поимку сына преступника, также подозреваемого в сокрытии важной государственной информации". У него тогда чуть волосы дыбом не встали при виде своей собственной фотографии на странице ежедневной газеты. Сначала он испугался до тошноты и забился в глухой угол старого городского сада, где прятался уже третью ночь после ухода из дома. Но когда первый приступ паники отступил, Андри понял, что все не так уж и плохо. С фотографии в газете на него смотрел аккуратненький сын профессора с длинными, расчесанными щеткой волосами, пухлыми щеками и наивным детским взглядом.

Этот беззаботный ребенок остался в прошлом... в разрушенной квартире.

За минувшие дни Андри стал совсем другим.

Там, в старом саду, он придирчиво осмотрел себя. Одежда за три дня жизни под открытым небом порядком испачкалась, но все еще была слишком хороша для уличного мальчика. Андри отыскал возле каменной урны стеклянную бутылку из-под дешевого портвейна и, разбив ее, принялся безжалостно портить рубаху и все остальное острым зазубренным горлышком. А потом с неменьшим старанием извозил одежду и ботинки в пыли до такой степени, что теперь уже никто не признал бы прекрасную работу, сделанную на заказ по личным меркам...