Ангел сердца

– А ты уверен, что он хочет спастись?

– Он не понимает, во что вляпался.

– Это ты не понимаешь, во что вляпался! – я уже не обращала внимания, что говорю на повышенных тонах. Для меня это был единственный шанс докричаться до Димы. В прямом смысле. – Ты даже не замечаешь, что начинаешь говорить фразочками людей из штаба: «это необходимо», «я всё решил», «наша задача»… На самом деле ты пытаешься убежать от себя и заглушить чувство вины от того, что был к ним причастен, разве не так?

– Надя…

– Ты просто эгоист! – выпалила я, не переводя дыхание.

– Эгоист? То есть, по-твоему, это эгоизм – жертвовать собой ради спасения тех, кого любишь?!

– Любишь? А ты вообще кого-то любишь? Ты мнишь себя тем, кто может спасти брата, но он же сам убьет тебя, как ты не понимаешь?! А на меня тебе вообще плевать, иначе ты никогда бы не стал соглашаться на то, что ты собираешься делать.

– Я не обязан сидеть с тобой вместо няньки. Ты будешь под защитой, Васильич сказал, что сегодня вечером всех остальных, то есть вас, перевезут в Заморск. Так что за тебя я буду спокоен. А эгоистка, по-моему, ты! Это ты сейчас кричишь, привлекая внимание, и вызывая к себе сочувствие. Это ты трясешься только над собой и своей жизнью, в то время как под угрозой жизни тысячи таких же людей, и детей, и взрослых. Ты окружила себя этой оболочкой и внушаешь себе, будто несчастий сильнее на свете не существует, но это не так. Ты жива и здорова, и это главное. Я уверен, что ты будешь счастлива, найдешь своих родных и заживешь прежней жизнью. А может быть и лучше.

Эта речь была похожа на прощание, но я решила не концентрировать внимание на этом факте, целиком и полностью сосредоточившись на обиде, нанесенной мне самым близким за последние две недели человеком.

– Ты просто… – я не находила слов, позволивших бы мне выплеснуть хоть малую часть переполнявшей меня боли. – Я поверила… Я думала, что ты… что я стала тебе дорога, как и ты мне. Но, да, ты прав, хоть и не говоришь этого прямым текстом: я дура! Только не эгоистка. Я думаю о тебе больше, чем о себе. Но теперь так не будет. Желаю удачи тебе и твоему братцу!

Я рывком вскочила с кровати и, не дожидаясь, пока Дима меня окликнет меня, выскочила из медицинского крыла. Больше всего мне хотелось подняться вверх, ощутить дыхание свободы и сбежать отсюда. Бежать, куда глаза глядят, пока не кончатся силы, и пусть со мной будет что угодно, пусть меня найдут стебачи, пусть убьют, пусть пытают, пусть! Но я вовремя опомнилась, и вместо этого со стуком вошла в кабинет Васильича.

Штабского уже не было. Васильич сидел один, сложив на столе руки и уткнувшись в них взглядом.

– Надежда, – удивился он, подняв голову на шум открывающейся двери. – По какому поводу? За Диму просить?

– Нет. Он сам уже всё решил – его право. Я хотела узнать, когда нас перевезут в Заморск?

– Через пару часов. Ждем автобуса.

Я кивнула вместо слов благодарности и тихо вышла в коридор. Помаявшись немного там, свернула в столовую. Здесь ещё хранились остатки припасов – засохший хлеб, немного твердого сыра, найденного на полках магазинов. Но глядя на эту пищу аппетит как-то резко пропал.

Я заглянула в спальню, где обнаружила уже знакомую мне компанию так называемых партизан. Они встретили меня улыбками, чему я была и рада, и смущена. Девушки оказались всего на три года старше меня и тотчас взяли меня под свою опеку, сумев ненадолго прогнать мои мысли о Диме.

Оказалось, что с Аленой мы жили на соседних улицах и у нас есть парочка общих знакомых. Маша вступила в отряд партизан вместе со своим парнем после того, как узнала, что на площади взрывом убило её отца. Она показалась мне ожесточенной и немного замкнутой, лелеющей мысль об отмщении стебачам. Удивительно, почему не она, а Виктор выстрелил тогда в Диму. Возможно, её удержало лишь то, что девушкам в отряде выдавали только ножи для самообороны.

Я слушала их, и почти не говорила о себе. Мне хотелось окружить себя словами, историями чужих жизней, чтобы немного абстрагироваться от своей – казавшейся никчемной. Меня почти ни о чем и не расспрашивали. Может быть, о чем-то догадывались. А может быть, просто нашли благодарного слушателя в моем лице. Как бы то ни было, я натянуто улыбалась и кивала, старалась к месту вставлять свои реплики и подбадривать их вопросами.

Мужчины из партизанского отрада всё это время находились неподалеку, в другом углу спальни, и вели свои разговоры. Самым младшим из них оказался Виктор, а возраст старшего перевалил за полвека. Я задавалась одним и тем же вопросом по отношению к каждому из них: что толкнуло их на этот шаг – стать добровольцами, а не присоединиться к пассивному ожиданию в убежище, как это сделали другие? Желание активно защищать родной город? Личная ненависть к стебачам, как у Маши? Что движет людьми в такие моменты? Что движет Димой?..

Глава 14

От убежища, где я провела последние шесть дней, до Заморска, в который переезжали оставшиеся в городе мирные жители, мы ехали около трех часов. Я провела их в полудреме, прислонившись к оконному стеклу и прикрыв глаза.

Рядом со мной сидел Виктор – тот самый парень из числа добровольцев, который выстрелил в Диму. Я уже не чувствовала к нему той ненависти, что кипела во мне прежде. Дима жив, здоров, и как прежде упрям. Вот только не известно, надолго ли? Как поступят с ним стебачи не знает никто. Их действия невозможно предугадать.

Автобус мерно покачивался. Маша и Алена, сидящие передо мной, негромко разговаривали о чем-то. Я не старалась вникнуть в суть их беседы. Мягкий рокот автобуса и невнятные голоса сплелись для меня в колыбельную.

Я заснула, и проснулась лишь через полтора часа, когда ехать до Заморска оставалось меньше половины пути. Сонным взглядом я обвела салон автобуса. Чужие люди вокруг. В основном с угрюмыми лицами. Кто-то дремал, устало откинувшись на спинку сиденья, кто-то смотрел в окно, где мелькал почти не меняющийся пейзаж – облетающие деревья, почерневшие поля, разбитые дороги.

Мы не знали точно, куда нас везут – в какую часть города, и как будут выглядеть эти пункты временного размещения. Да это и не важно. Мы едем туда, где будет безопасно – вот это главное.

Я всё ещё не нашла своих родных, но я не теряла надежды. Это единственное, что всё ещё держит меня на плаву. Пока со мной был Дима, он не позволял мне отчаиваться. Одной мне было бы во много раз хуже. Я вообще боюсь одиночества. Я никогда ещё не сталкивалась с ним так близко – лицом к лицу.

Когда мы добрались наконец до конечного пункта, передо мной открылась отнюдь не та картина, что я себе представляла. В пункте временного размещения было столько народу! Я старалась не терять из виду Алену и Машу, но это оказалось непросто. Нас зарегистрировали, выдали одежду согласно размеру, а затем направили в пункт временного размещения, коротко именуемый ПВР-ом. Нам сообщили, что в худшем случае через неделю начнется расселение по квартирам, но даже неделя среди такого огромного количества людей казалась мне нереально большим сроком. По сравнению с ПВР-ом, где нас поселили, убежище с пятьюдесятью семью жильцами просто не сравнить! Здесь людей в два, а то и в три раза больше.

Я не знаю, откуда в Заморске так много свободного жилья, что каждой семье новоприбывших обещают выделить свой собственный угол – комнату в общежитии или даже квартиру. Но вскоре и эта тайна приоткрывается. А узнаю я её от Алены, которая в силу своей общительности уже успела познакомиться с некоторыми мирными, перебравшимися сюда раньше нас. Среди них – девушка с русыми волосами чуть ниже плеч, небольшого роста, худенькая, моя ровесница. Она здесь с родителями, их переселили через два дня после начала беспорядков в городе, поэтому они уже успели освоиться. Оказывается, Заморск не пользовался особой популярностью. Это довольно небольшой и не самый чистый город. Неподалеку есть море, но оно привлекает туристов лишь летом. В остальное же время здесь довольно прохладно, работы для молодежи не находится, а, соответственно, и круг перспектив на будущее весьма ограничен, вот все и едут в города покрупнее. Так что квартиры выкупает государство и передает нам, за арендную плату, разумеется. Единственная льгота для нас, переселенцев – это отсрочка платежей за квартиру и коммунальные услуги на два месяца. Якобы за это время трудоспособные граждане должны будут привыкнуть к новой жизни и найти себе работу. Ну и ещё обещают выплатить что-то вроде единовременного пособия, но в такой смешной сумме, что этого хватит разве что на то, чтобы не умереть с голоду в течение нескольких дней. Я стараюсь не думать о плохом. Мне нужно найти своих близких, ведь это именно то, к чему я стремилась всё это время.