Ангел в темноте (сборник)
Шрифт:
Елена не знала, как поступить. Держать за рукав? Броситься на шею? Опять просить прощения? За что? Ей-то казалось, что все уже кончилось – видит Бог, не начавшись, – и в доме должен наступить мир, прежний покой, доверие. Слезы комком встали в горле. Хотела что-то сказать – и не смогла. Только слабый писк прозвучал, смешной и нелепый.
Но Алексей подошел к ней, легонько, как-то мельком поцеловал в щеку и вышел, осторожно закрыв за собой дверь.
Лена вернулась на опустевшую кухню, устало опустилась на стул и заплакала.
Желтенький «зэп»
«Ну, конечно, он! Кто бы еще такой сигнал себе догадался поставить», – подумала Лена, услышав хрипловатую музыкальную трель. Отбросила в сторону толстый дамский журнал, в котором только что прочитала, воодушевившую было ее, фразу: «…самыми прочными считаются браки, если разница в возрасте партнеров составляет пятнадцать лет. При этом непринципиально, кто из них – муж или жена – старше».
Лена осторожно выглянула в окно: так и есть, «Феррари» и его пилот. Она кинула взгляд на часы – ровно семнадцать ноль-ноль. А вдруг как раз сейчас вернется простивший ее и соскучившийся Леша? Придет, а ее нет? Пару секунд она постояла в замешательстве, а потом решительно сняла с плечиков плащ: вечера теперь прохладные. Лицо, отразившееся в зеркале, ей не понравилась – уж очень засияли глаза.
В городе – осень, но уличные кафе еще долго, не меньше месяца будут стоять на улицах, радуя глаз яркими зонтиками над пластиковыми столами. Вот и хорошо. Ну, присели за столик под зонтиком двое. Сидят, пьют кофе, разговаривают у всех на виду. Телезвезда и ее молодой коллега, будущий журналист. Разве им не о чем поговорить?
Им было о чем поговорить. Они уже обсудили последний эфир, Еленину прическу и выходку Бориса, прогулянные им же три пары. Какие именно пары прогулял Борька, обсуждать не стали, и слава Богу… Зато в подробностях проанализировали реальный шанс потерять стипендию и личные качества старосты группы Вити Мокрицына («Хуже всего, когда человек похож на свою фамилию! – категорично высказался Борька. – А этот – прямо иллюстрация в толковом словаре»). Елена вспомнила, что в их времена старосту группы выбирали, а не назначали сверху, и что у них был хороший староста, понимающий. Он сейчас в Германии живет. Женился там, бизнес у него какой-то мелкий…
Да, в наше время… У них оно другое.
Лена посмотрела на Бориса с улыбкой и спросила:
– Сколько тебе лет, Борис?
Он укоризненно покачал головой:
– Вопрос о возрасте считаю риторическим, а потому на него не отвечаю. Ни-ко-му! И не задаю, кстати, тоже.
Елена сказала, немного испытующе глядя на парня:
– Мне двадцать восемь.
На подвижном, изменчивом лице Бориса мелькнуло («Да-да, милый!» – подумала, заметив это, Лена) удивление, но он быстро нашелся:
– Я сразу подумал, что мы ровесники!
Лена даже рассмеялась:
– Борька, врешь!
Борис, с видом бывалого, умудренного долгой жизнью человека изрек:
– В армии, особенно в десанте, где я имел честь
служить, год за два идет, а иногда – за три.– Ты отслужил в армии? Что, не поступил в первый раз? – предположила Лена.
Борис отрицательно покачал головой:
– И не пытался. Ну, какой журналист в семнадцать лет? Жизни не знает, общаться тоже, в общем, не умеет. Нет уж, я сначала школу жизни немножко прошел, а потом – в университет.
Неожиданно для Лены он наклонился и поцеловал ее руку, лежащую на столе. Женщина вздрогнула: нежное прикосновение было совсем легким, но если бы ее сейчас заставили встать и уйти, она не смогла бы сделать и шага на своих, наверное, отнявшихся ногах. А Борис, то ли в самом деле не заметив ее волнения, то ли так замечательно владея собой, продолжил как ни в чем не бывало:
– Я после второго курса на заочное переведусь – пойду работать. Может, к вам на ТВ возьмут, в спортивную редакцию, но скорее всего на радио – меня уже сегодня там ждут с руками и ногами…
«Да, у тебя красивый голос», – подумала Елена, а вслух сказала, чтобы скрыть никак не проходящее волнение:
– А почему именно спорт, Борис?
Он откинулся на спинку красного пластикового стула, сцепил замком на затылке поднятые руки и процитировал известные и Елене слова:
– «Две самые важные вещи на свете – вершить великие дела и писать о них»! В общем, когда понял, что олимпийским чемпионом ни по плаванию, ни по боксу я, скорее всего, не буду, а без спорта жить не смогу, выбрал спортивную журналистику. Я люблю спорт – это мужское дело.
Лена посмотрела немного укоризненно:
– А как же женщины-спортсменки?
– А они мечтали родиться мальчиками! Не вышло, ну, не повезло – пошли в спорт самоутверждаться. И все-таки, согласись: брать высоту, ставить цель, преодолевать себя, выигрывать – это все по-мужски!
Камээс по художественной гимнастике, искоса испытующе глянув на него, спросила:
– А проигрывать?
Подняв на нее свои светлые очи, Борис неожиданно серьезно ответил:
– И особенно – проигрывать. Держать удар.
– А ты умеешь? – грусть нахлынула на Елену так внезапно… Пусть бы он ничего не заметил!
А он и не заметил:
– Думаю, что умею.
Потом повторил, с другим ударением:
– Или думаю, что умею!
Пока загрустившая Елена обдумывала его слова, Борис смотрел на нее долго-долго. Так и не поняв до конца, о чем он думает, Лена отвела взгляд первой.
Они оказались возле ее дома так быстро, что Лена рассмеялась:
– Ты, наверное, техосмотр по блату проходишь, да? У тебя же мотор от «мерседеса».
– А вот и родной мотор у моего «зайчика»! Не веришь?
Сидеть в «запорожце» было не очень комфортно, а уходить не хотелось.
Лена уже давно перестала клясть себя за легкомыслие. Несколько раз она ловила себя на том, что, пробудь Алексей с ними вместе весь вечер, разве что поцелуй, обжегший ее руку, мог вызвать его законное возмущение. Да и то это было, в сущности, так целомудренно, так по-рыцарски…
Расставаться не хотелось. Лена посмотрела на свои темные окна: нет, чудес не бывает – он не вернулся.