Ангелофилия

Гамлет все больше понимал первых христиан. Их терзали, но они шли ради человечества. Верно, им хуже смерти надоело окружающее имперское свинство! Разврат и похотливая пустота Рима. Обрыдло! Львы рвали, а они терпели! Львы кромсали, а они молились.

Боль ничто! Боль все! Иду ради ребенка и это красиво. Это благородно! Пурпурная армия вперед! Хотя не знаю, что это за армия. Может добра и света! А может окончательного и безповоротного мрака!? Да не все ли равно, рано или поздно!

Берусь спорить с эволюцией. Светила должен исправить ошибку природы! Да хватит уже ! Ничего он никому не должен.

А Гамлет, чтоб не сглазить, боялся показать, что не страшно. Думал, о разном и, в том числе, о Спартанском подходе, упрощающем все. Оглядывался по сторонам, догадываясь, что незаметно для себя медленно дрейфует в неизвестность.

7

Хроники

В доме мама почти со всеми дружила и со многими все больше на почве выпивки. Люди позажиточней, считали ее недалекой простушкой, но то, что она путала падежи, не мешало им использовать ее в своих целях: что-то подать, помочь, услужить, принести, перенести. Долго такие отношения не продолжались, потому что по наущению дяди Саши мама, хорошенько выпив, устраивала хитрецам разнос.

На лавке во дворе она предавалась второй после пьянства страсти – посплетничать. Причем сплетничала чаще и больше про своих, чем про чужих. Как можно крепче прикладывая, пока та была жива, свекруху, которую не без основания подозревала в непростой связи с сыном, т.е. дядей Сашей.

Потом переключалась на пожилую соседку. Среди старушек она выглядела невестой на выданье, но именно за это никто ее по-настоящему не уважал. Хотя все признавали ее доброту и простоту. Но, эта доброта для нас была как раз та, что хуже воровства. И обидно, за это было, нам, а не ей.

Единственной, кто ее привечала, была строгая тетя Наташа, которая через нее подторговывала слитым с молоковоза зятя цельным молоком. Остальные подруги – являлись скорее, собутыльницами, что сильно порицал дядя Саша, из-за того что они пьют сами, и не угощают, не уважают его!

Мама жила сама по себе, а мы сами по себе, хотя она, вроде бы, как рядом, а на самом деле в другой галактике. Позже всегда задавался вопросом: что она такого совершила, что ее так наказывал Бог? И не находил, что ответить, предполагая, что, скорее всего, она расплачивается за кого-то, а может, и вообще не расплачивается, потому что никогда не видел ее недовольство жизнью. А теперь понимаю, что, скорее, Бог наказал нас с братом, а не ее.

Он хотел подружиться с девушкой творческого направления, чтобы в ней блеснуло что-то узнаваемое, но в тоже время непредсказуемое. «Узнаваемое с кем-то или с чем-то? С колокольчиком? С объятьем мамы?» – задавался и терялся с ответом. Предполагал витиевато, что хотел бы встретится с внутренним представлением о ней, выгравированном невидимым лазером на невидимой поверхности, что-то типа голограммы, или компьютерной графики. А про себя представлял такую озабоченную, спортивную, с хорошей фигурой пофигистку, и чистюлю.

Рисовал обнаженных женщин, подрисовывал к ним мужчин, получалось порно, но не узнавал их потом. Стирал ластиком, рвал на мелкие кусочки чтоб не нашли и снова рисовал, находили не разговаривали, ругали, но не сильно. Видимо плохо рисовал. И в начале апреля такой случай подвернулся в кафе. Они как то удивительно просто разговорились, и ему стало интересно, он что то представил, но в один из моментов увидел у нее черноту под ногтями, и желание дружить ослабло. И, хотя она все еще нравилась ему, он все время вспоминал ее ногти, будь они не ладны.

Дяде Пете отрезали ноги. Это произошло неожиданно, когда Гамлет служил в армии. Дядя Петя – фронтовик, инвалид войны и просто хороший человек. На семидесятом году жизни схоронил свою тихую, скромную хозяйку тетю Нюру и женился на полной ее противоположности тете Маше.

После двух лет совместной жизни, убедившись, что она еще ого-го сильна, как женщина, он, наконец, прописал ее и тем запустил в ней механизм пренебрежения к себе.

К тому же у тети Маши имелась куча внуков от непутевых детей. Теперь ей стало совсем необязательно беречь его, запрещать курить, уговаривать помыться и не выпивать сверх меры. Она ему еще и подливала и все чаще приглашала на ночлег то внука, то внучек, живущих в интернате.

Пока бабушка была жива, она хоть как-то по-соседски сдерживала аппетит дяди Пети к выпивке. Причитая, бабушка вспоминала покойницу Нюру, рыбалку, боевые заслуги. А дядя Петя только нетрезво приговаривал: «У меня все будет! Мне все дадут!» В те времена он еще, бывало, кричал, что он за Родину кровь проливал, и это имело действие даже на самых отъявленных бюрократов.

Дядя Петя умел постучать кулаком в кабинетах. Можно сказать, он даже любил и всегда с настроением, требовал свое заслуженное, но обычно больше дополнительного праздничного, продуктового набора ему не давали, так как на более высокие кабинеты стучание кулаком не действовало.

Сейчас бы жил – нетужил. У него имелась бы приличная пенсия и почет. Но не дожил. Через несколько лет после смерти тети Нюры и сожительства с тетей Машей он уже так напивался, что, будучи пожилым семидесятипятилетним мужчиной, желая выйти на улицу, обессилено падал в прихожей, наглухо преграждая путь в квартиру. Гамлет по просьбе бабушки пролезал сквозь дверную щель, и затем волочил его бесчувственного до дивана.

Дядя Петя тяжело дышал и был вообще никакой. А через какое-то время ему чуть выше колен отхватили обе ноги. Казалось, он и тогда не унывал, только теперь почти не выходил из дома. А выпив, что-то грустно бубнил себе под нос, типа: «Ничего, ничего-о-о, по-о-ожил я, друггг ты мой, жалко мне тебя, но-о-о-о кккварртир-у-у-у не могу тттте-е-е-бббе-е о-о-осссттта-ави-ить, но мы поживем, еще поживем, повоюем, мне все дадут, все, бля..!» –

И сидя в инвалидном кресле, пускал сизые кольца дыма, как когда-то на рыбалке, на которую несколько раз, брал.

8

Ангел не улетает

В наше время с детским воровством жестко, а в Древней Спарте поощрялось. Своровать у взрослого считалось особо почетным, оттого что, по их мнению, это вырабатывало смелость. Гамлет вспоминал себя, отвинтившего зеркала у дорогой по тем временам «Волги-24-10». Так попросту, с отверточкой, пока она стояла у цирка, дожидаясь хозяина. И, самое главное, не нужны были!

Так и пылились под кроватью, пока дядя Саша не пропил. И когда отвинчивал, ничто внутри не екнуло, оттого что игра! А ведь могли посадить! И после стольких лет снова замерцали кристаллики катафот, в которые попал пучок рискованного воровского света.

Воспоминания о воровстве взбодрили, и послеобеденная вялость улетучилась. «Воспоминания и то возбуждают, а уж сам процесс и подавно», – согласился он со спартанцами, еще раз вспоминая храброго царя Леонида и его триста непобедимых. Ворье, рэкет, парняги, бакланы! Андреналин раш!