Ангелы не умирают
Шрифт:
В салоне было не теплее. Пока мотор не прогреется, придётся терпеть.
– Далеко отсюда до отеля?
– Мы не поедим в отель. У нас есть дом.
– Нет у меня дома, – буркнула Катрин, поглубже запуская руки в карманы куртки.
Альберт скользнул по ней взглядом:
– Есть. Ты просто пока ещё к нему не привыкла. Но он ждёт.
– Я…
– Не спорь. Я ещё утром распорядился перевести вещи и всё подготовить к нашему приезду. В доме уже хозяйничает прислуга. Та протопили комнаты и накрывают на стол.
– С трудом представляю, что смогу проглотить хоть кусочек.
–
Катрин чувствовала себя вымотанной и уставшей. Меньше всего ей хотелось выяснять отношения, ковырять болячки. Но, с другой стороны, если она не заговорит о Синтии сейчас, не обсудит то, что случилось в последние дни, потом обсуждать станет поздно. Как бы само собой сложится, что Катрин с Альбертом помирились, а раз они помирились, значит, Катрин согласна закрыть глаза на то, что происходит между Альбертом и Синтией. Чего она делать не при каких обстоятельствах не собиралась.
Альберт вёл машину так ровно и мягко, печка, наконец, нагрела воздух. Тянуло в сон.
– Приехали, – вырвал из полудрёмы тихий голос.
Дом во мраке походил на корабль средних размеров. Светились окна на первом этаже. На втором в некоторых будто поймали отсвет. Наверное, камин?
– Идём, – позвал Альберт.
Катрин подчинилась зовущему её голосу. А что ещё оставалось делать?
Она переступила порог большого особняка, не чувствуя к белокаменному исполину ни симпатии, ни отторжения. Сложно представить, что когда-нибудь может прийти время, и эти ступени, перила, эстампы на стенах могут стать ей родными.
Тепло охватило иззябшие руки, обнимая за плечи ласково и расслабляюще.
Альберт взял за руку и потянул за собой вглубь дома.
Теперь он выглядел куда более жилым и обитаемым, чем в прошлый раз. Чувствовалось присутствие людей, но они, словно невидимки, были не видны.
– Я распорядился, чтобы нас не ждали, ложились спать, – пояснил Альберт, правильно прочитав вопрос в глазах Катрин.
– Когда же ты успел? – подивилась она.
– По телефону. Это недолго.
Он упал в одно из мягких светлых кресел, окруживших кофейный столик.
– Мне хотелось, чтобы этот вечер запомнился нам чем-то особенным. Правда говорят, с желаниями нужно поосторожнее. Обыденным день не назовёшь, это верно, но я как-то иначе представлял себе его события. Ты так и будешь стоять? – откинув упрямую светлую прядь со лба, разражённое тряхнул головой Альберт.
– Боюсь, если сяду, встать уже не смогу. Усну прямо в гостиной.
– О чём вы говорили с Синтией?
Вопрос прозвучал с неожиданностью выстрела. Почти так же резко.
– Она тебе угрожала? – допытывался он.
Катрин вздохнула:
– Нет. То, что делала Синтия, нельзя назвать открытой угрозой. Давила на психику. Говорила, в общем, в данной ситуации очевидные вещи.
– В чём их очевидность? – уточнила Альберт.
Катрин посмотрела ему в лицо.
– Ты собираешься поставить точку в ваших отношениях с Синтией? – задала она прямой вопрос. – Я понимаю, после всего, через что мы прошли сегодня, говорить об этом сейчас неуместно. Я и не настаиваю на немедленном ответе. Но я не хочу притворяться. Для меня вопрос принципиальный и он встанет ребром: либо я – либо
она. Синтия предполагает, что она вне конкуренции. Её легко понять, учитывая обстоятельства. За ней прошлое, вы в чём-то похожи. А я не уверена, что мне вообще есть что тебе предложить. Кроме твоих денег, разумеется, это всегда пригодится. А вообще, если говорить на чистоту, мне непонятно, как такая умная Синтия допустила, чтобы наследницей оказалась не она?– Синтия здесь не причём. Ей приходится играть по правилам, что написаны не ею. Сложно притворяться моложе чем ты есть из столетия в столетие. Это накладывает определённого рода ограничения.
Катрин поморщилась:
– Мне безразличны трудности Синтии. Если они и вызывают во мне что-то, то только злорадство. Твоя драгоценная сестрица мне не нравится, Альберт.
– Чего не отнять у неё, так это искусства внушать ненависть другим женщинам. Наверное, это особенность компенсирует талант внушать страсть мужчинам.
Катрин фыркнула:
– Это ты, типа, сейчас на место меня так поставил? Вроде как «на завидуй, не ревнуй, не пытайся достичь недостижимого»? Отвечу на это просто – трудно проникнуться симпатией и сочувствием к человеку, знакомство с которым началось с его попытки тебя прикончить. Мне не нравится роль жертвы, что вы упрямо пытаетесь мне навязывать – Синтия с ненавистью, ты – с жалостью.
– Я не считаю тебя жертвой, Катрин.
– А кем ты меня считаешь? – вскинулась она. – Я никак не пойму, какой ярлык повесить на наши отношения.
Альберт посмотрел на неё снизу-вверх:
– А ярлык вешать обязательно?
– Ярлык – нет, но определиться бы не мешало. Кто мы? Что нас связывает? Необходимость? Обстоятельства? Какие обязательства мы имеем друг против другом? Я согласилась стать твоей невестой с тем, чтобы в дальнейшем сделаться фиктивной женой. Если мы только друзья и ничего больше я хочу услышать это от тебя, здесь и сейчас. Я готова играть по твоим правилам, но считаю, что не только вправе – заслуживаю узнать их. Я требую честности и уважения в обмен на такую же честность и уважение.
– Согласен, – кивнул Альберт.
– Тогда скажи мне, чего ты ждешь от нашего союза?
Альберт вздохнул, поменяв положение в кресле. Он выглядел то ли раздосадованным, то ли озабоченным.
– Для меня странно обсуждать такие вещи словно контракт. Как-то все это слишком прямо, по-деловому, в лоб.
– А для меня неприемлемо и мучительно теряться в догадках, мучиться подозрениями и переживаниями. Может быть это и не романтично. Я не сильна в романтике, в искусстве флирта и обольщения. Во всём том, что у твоей Синтии сто очков вперёд.
– Оставь уже Синтию в покое!
– Это пусть она оставит меня в покое! Я не искала её общества ни тогда, ни сейчас. Я не угрожала ей. Не переходила дорогу. Не говорила колкости. Не ко мне, а к ней следовало обратить эту фразу. Чему ты улыбаешься? – раздосадовано воскликнула Катрин.
– Ты закатываешь мне сцену ревности? Я правильно всё понимаю?
– И это смешно?
– Вот умница, даже отпираться не стала? Катрин, но для начала ты бы хоть поцеловалась со мной для приличия, что ли? А то предъявляешь права, избегая обязанностей.