Ангелы не умирают
Шрифт:
– Ты точно не хочешь попробовать со мной переспать и за одно почувствовать, какого это? Уверен, ощущения будут просто феерическими.
– Настолько, что тебе вряд ли удастся их пережить, – зло огрызнулся я.
– Не особо огорчусь если и так. Но я лишён возможности настаивать. Я вообще лишён каких-либо возможностей. Перебитый позвоночник, знаешь ли…
– Когда ты принимаешь морфин, ты можешь двигаться? – спросил я, перебивая.
– Что? – не понял Артур.
– Твой позвоночник давно восстановился, Артур. Ты не парализован.
Он посмотрел на меня, как на идиота.
– Правда? Тогда я, наверное, просто ленюсь ходить? Это ведь так приятно, когда тебя в буквальном смысле слова носят на руках.
– Я серьёзно. Ты не парализован. Вернее, тебя парализует не отсутствие связи между нервными рецептарами.
Он всё ещё меня не понимал.
– Это делает боль, – пояснил он. – Ты живёшь с постоянным болевым шоком. Тут особенно не побегаешь.
На лице Артура отразилась смешенная игра чувств:
– То есть, если я сумею научиться терпеть то, что сейчас чувствую, способность ходить вернётся ко мне? – с надеждой спросил он.
– Теоретически можно сказать и так, – согласился я. – А вот практически научиться терпеть боль у тебя вряд ли получится. Пытаться её перешагнуть неправильный путь.
– Есть другой? – раздался за моей спиной голос Ливиана.
И тут же лицо Артура, маска на котором вроде как начала таять, мгновенно замкнулось.
Переведя взгляд с одного брата на другого, я кивнул:
– Думаю, что есть. В твоём организме восстановился не правильный баланс.
Наткнувшись на одинаковый вопрос в глазах так не похожих друг на друга братьев, я с трудом подавил вздох:
– Как бы это попонятнее объяснить? В нём достаточно наших гормонов для того, чтобы поддерживать в тебе жизнь, но их явно не хватает для того, чтобы продолжился процесс исцеления.
– И что ты предлагаешь сделать? – недовольно скривился уголок рта у Артура.
– Если у человека не хватает своей крови, ему вливают донорскую.
– Мы это уже проходили.
– Значит, нужно попробовать ещё раз, – заявил я с уверенность, которой отнюдь не испытывал. – К тому же количество нужных для восстановления веществ в разное время у одного и того же организма может варьироваться. Что же говорить о разных людях.
– Ты предлагаешь мне попробовать в качестве лекарства твою кровь? – снова тень усмешки коснулась губ Артура.
– Именно так.
– От хороших предложений грех отказывать, – демонстративно пожал он плечами. – Если не исцелюсь, так хоть развлекусь.
Ливиан шевельнулся, меняя положение и скрещивая на груди руки:
– Особенно приятно осознавать, что развлечение будет весьма близким к твоим самым любимым.
Братья обменялись взглядами, невольно наводящими на мысль о Каине и Авеле. Братской любви в них было – ноль. Отсутствовал даже намёк на симпатию, не говоря уже о взаимопонимании.
– Ты можешь остаться и посмотреть, – сладким голосом пропел Артур. – Это уже твоё любимое развлечение.
Я едва сдержался, чтобы не поморщиться:
– Разберётесь с вашими взаимными претензиями позже, без меня.
– У нас нет к друг другу претензий, – не допускающим возражения голосом отрезал Ливиан.
На
этот раз тонкая усмешка Артура как бы говорила: «Вот видишь? С ним совершенно бесполезно спорить».А кто бы собирался?
– Ну что, пациент? – присел я на край дивана рядом с Артуром. – Будем лечиться?
– Раз вы так решили, доктор, – откликнулся тот.
Мне было не по себе. Когда мы обменивались кровью с родственниками или любовниками, всё чувствовалось и ощущалось иначе. Атмосфера – половина дела. Если бы я знал себе меньше, сказал бы, что чувствую себя скованно и неловко. Чёрт! Да именно так я себя и чувствовал. Просто не хотел этого признавать.
Серые свет. Серая мебель. Похожий на серого ангела с переломанными крыльями мальчик с платиновыми волосами и глазами, где плескалась даже не грусть – спокойная безнадёжность отчаяния.
На мгновение я заколебался, стоит ли говорить всю правду до конца? Возможно, не зная, через что ему предстоит пройти, Артур перенесёт это легче? Поколебавшись про себя несколько секунд, я решил принять решение за него. Так нам обоим будет легче.
– Что мне нужно будет сделать? – полюбопытствовал мой симпатичный пациент.
– Ничего, – заверил я его. – Я всё сделаю сам. А ты наслаждайся. Или терпи – уж как получится.
Поначалу это всегда похоже на поцелуй. И даже сердце бьётся от волнения быстрее.
Артур не вызывал во мне похоти. Даже близко. Только щемящее чувство острой жалости. Я всегда это чувствуя, когда вижу перед собой что-то неправильно или неоправданно искажённое.
Он слабо вздрогнул, когда наши губы соприкоснулись.
Чтобы вызвать внутреннее кровотечение, необходимое для ритуала (или как ещё можно обозвать происходящее? В мою голову не сразу порой приходят необходимые нужные сравнения) пришлось с силой нажать в область желудка, посылая импульс энергии внутрь самого себя. Паршивые это вызывает ощущения. Особенно когда изначально чувствуешь себя далеко не хрустящим огурчиком с грядки. Боль крутым кипятком прокатилась по позвоночнику, снизу-вверх, до самой макушки. А рот наполнился вязкой и густой кровью.
Артур снова слабо вздрогнул, принимая мой дар. Спустя несколько секунд его словно каменное тело расслабилось в моих руках. Кровь Элленджайтов туманит голову лучше вина, её воздействие слаще наркотика.
Для обыкновенных людей наша кровь несёт с собой удовольствие, исцеление, омоложение, увеличение потенции или сексуального возбуждения и бог весть ещё какие чудеса в одном флаконе.
Что касается нас самих, то в здоровом состоянии мы друг с другом кровью делимся редко. А когда исцеляемся…
Тело Артура словно окаменело. Он резко отстранился, будто стараясь слиться с подушкой, на которой лежал. Зрачки его глаз резко сузились до такой степени, что они стали казаться незрячими. Его скрутило в резкой судороге боли. В следующую секунду кровь хлынула горлом словно чёрный фонтан.
И если я ждал этого эффекта, для Ливиана это, по всей видимости, стало полной неожиданностью.
– Какого чёрта?! – рыкнул он.
Когда он глянул на меня, взгляд его пустым от ярости.
– Ты уверен, что ему лучше?