Ангелы не умирают

Поймав волчий взгляд исподлобья, я спросил прямо:

– Твоему брату нужна моя кровь?

Маска окончательно слетела с лица Ливиана.

Большинство людей надевают маски чтобы скрыть свои слабости и по-человечески уязвимые места. Но у Ливиана были маски наоборот. Он притворялся более человечным, уязвимым и ранимым, чем являлся на самом деле. Под улыбками и притворной мягкостью таился каменный лик истукана. Даже не по себе как-то.

Перехватив мой взгляд, он поспешно вновь спрятался, как улитка в раковину – черты и взгляд мгновенно смягчились.

– Ты прав, – не стал отпираться он. – Я был бы благодарен за помощь, согласись ты её оказать.

– Я, конечно же, не откажу, но… ты сам ведь уже пробовал, да?

– Артуру нужно много крови. Моей не хватает.

– А твой отец? А Энджел?

Лицо Ливиана дрогнуло, мгновенно отражая раздражение и гнев.

– Я не отказываюсь, – поспешил заверить я его. – Просто не понимаю.

– Я объясню. Хотя всё непросто.

– В нашей семье никогда ничего не бывает просто.

– Ваша семья не имеет к нам отношения!

– А вот тут ты ошибаешься, друг мой. Под разными фамилиями и в разные времена мы все равно остаёмся самими собой. Я это теперь точно знаю. Но потрачено как-то слишком слишком много слов. Давай уже короче, а? Выкладывай, что там случилось с твоим братом.

К этому моменту нашего разговора мы сидели в дорогом, словно с рекламного ролика, автомобиле Ливиана.

Вещи многое могут рассказать о своём владельце. Автомобиль Ливиана был баснословно дорогим и хрустально чистым. Больше никакой информации в себе не содержал. Даже сказать, как долго он находится на службе у своего владельца не получится – выглядел так, словно вчера с конвейера сошёл. Никаких лишних вещей, украшений, предметов. Ничего, что носило бы оттенок индивидуальности. Безлико. Энергетика не чувствуется от слова совсем.

– Прежде чем поговорим об Артуре, задам тебе ещё один вопрос. Что ты думаешь об Энджеле? – спросил Ливиан.

– Я должен о нём что-то думать? – Поймав ледяной взгляд Ливиана, развёл руками. – Ладно. Твоя игра – твои правила. Со своей младшей сестрёнкой, будь у меня такая, я бы этого парня точно не познакомил. И от своей жены постарался бы держать его подальше. Энджел соблазнителен, обольстителен и – бессовестен.

– Будь у тебя младший брат, я бы его знакомить с Энджелом тоже не рекомендовал.

Дальнейших слов можно было бы уже не тратить. Ливиан сказал достаточно, чтобы всё понять. По крайней мере догадки у меня уже были. Полагаю, что верные.

– Между твоими братьями приключилась интрижка? – не сдержавшись, фыркнул я, сам не знаю, презрительно или насмешливо. – Почему меня это не удивляет? Ваш отец не то, чтобы старался привить вам правильные нравственные ориентиры. Если он сам спит с вами, почему его должно напрягать, что между собой вы делаете абсолютно то же самое? Кого и к кому он тут ревнует?

– А с чего ты взял, что моего отца это как-то напрягает? – удивился Ливиан. – Да не в малейшей степени. И напрягать вообще-то не может. О существовании Артура он не знает. Вернее, он не знает о том, что Артур его сын.

Делая вид, что усиленно следит за дорогой, Ливиан очень старательно не смотрел в мою сторону.

– Когда Артур родился, – продолжил он рассказ, – Виола уговорила Брэдли забрать ребёнка к себе. А отцу сказала, что он родился мертвым.

– Рэй поверил в такую ересь? – возмутился я. – У Элленджайтов дети, особенно мальчики, мертвыми не рождаются.

– Рэю на тот момент было наплевать. Он периодически полностью теряет человеческий облик. Потом собирает себя по частям и становится… ну, почти нормальным. В хорошие периоды он бывает весьма обаятельной личностью. Умён, храбр, остроумен. Красив, как бог. К нему легко проникнуться симпатией и даже более глубоким чувством. Когда захочет, отец умеет держать своих демонов на поводке. Какое-то время. Но когда срывается, это настоящие исчадие ада.

– Я видел.

– Нет. Не видел, – с обречённостью и тоской проговорил Ливиан. – И дай бог тебе никогда этого не видеть, – тряхнул он головой, словно стараясь избавиться от мучительных воспоминаний.

– Ты рассказывал об Артуре, – напомнил я.

– Да. Я помню. Ну так вот, Брэдли охотно взялся помочь Виоле. У него с Рэем были хорошие отношения. Ну, настолько, насколько это вообще с Рэем возможно. Отец был ему обязан. Как позже выяснялось – обязан из-за меня.

– Как это? – удивился я.

– Рэй никогда не говорил мне, кто моя мать. Но знаю совершенно точно – это не Виола. И ещё знаю, что к ней он относился иначе, чем к матери остальных своих детей.

– Почему ты так думаешь?

– Потому что, в отличие от Энджела, со мной отец никогда не спал.

Ну и ответ! Я даже растерялся, не зная, что ещё сказать.

– Думаешь, что твоя мать настолько влиятельна, что Рэй боялся последствий их отношений?

Ливиан невесело рассмеялся:

– Боялся последствий? Это Рэй-то? Не уверен, что его в принципе возможно чем-то испугать. Но он говорил мне, что любил мою мать. Рассказывал, как, узнав о связи с его сестрой-близнецом, она отказалась от всяких с ним отношений. Не исключено, что он после этого её убил. С Рэя станется. Он же сумасшедший.

Повисла гнетущая тишина. Голос Ливиана звучал так спокойно, будто ему не было дела до прошлого. Но сильно сомневаюсь, что это действительно так.

– Это твоя история. Но Виола-то с какой стати отдала своего ребёнка чужому человеку?

– Чужому, своему! Да тут любой лучше, чем родной отец. Она хотела защитить Артура и защищала, как могла.

– А в чём защита?

– В том, что ребёнок не жил в Рэем. Брэдли выдавал его за своего кровного сына. Даже я узнал о том, что Артур Кинг лишь после того, как… после того, как он выжил в условиях, в которых кроме нас выжить никто не мог.

– И что случилось?

– Он сбросился с крыши тридцатиэтажного дома?

Для меня тема самоубийств с недавних пор больная тема. Внезапно открыл для себя, что при упоминании о суицидниках испытываю отвращение и гнев. Наверное, защитная реакция такая. Или, может быть, они для меня как вечный укор, напоминание о собственном неправильном решении, проявленной слабости. Я дезертировал с поля боя, бросив всех, кого любил. И это имело последствия. За мою ошибку платили другие. И всё это омерзительно, до тошноты печально и непоправимо.