Анна, Ханна и Юханна

Хенриксен был ревнив. Астрид, которая чувствовала перемены настроения в других людях до того, как они сами начинали их замечать, не вмешивалась в решение забрать Рагнара во Фредриксхалл.

Она была рада за мальчика, но не выказывала своей радости, сердечно его приняла, но вскоре после приезда поселила в общей комнатке на чердаке.

– Он не должен иметь преимуществ перед другими работниками только потому, что он наш родственник, – сказала она Хенриксену.

– Он был очень избалован дома, ему придется трудно, – сказал рыботорговец.

– Да, именно так, поэтому мы не должны и дальше его баловать.

Так и получилось, что Хенриксен стал проявлять к мальчку больше дружелюбия, чтобы сгладить неприязнь со стороны жены.

Первое, чему должен был научиться Рагнар, – это отказаться от шведских слов. Теперь он был обязан говорить только по-норвежски. Правда, язык был почти такой же, и Рагнар стал болтать по-норвежски уже через неделю.

– У парня хорошая голова на плечах, – говорил Хенриксен.

Но Рагнар так и не понял, зачем ему надо отвыкать от шведской речи. Фредриксхалл был небольшой городок, большинство из тех людей, с которыми он встречался, знали, что он швед, племянник жены рыботорговца. Да и народ здесь не имел ничего против простых людей из Даля или Вермлана.

Для Рагнара гораздо важнее было то, что никто не знал здесь подробностей его происхождения. Для местных жителей он был только сыном мельника, жившего на Норвежских озерах по ту сторону границы.

Велосипед ему пришлось ждать до тех пор, пока он не научился свободно ориентироваться в городе. С полгода он возил заказы по улицам в ручной тележке. Когда хозяйки открывали ему дверь, он улыбался им своей обворожительной улыбкой, и женщины таяли. Вскоре он сообщил Хенриксену, что может продавать больше рыбы, чем ее было заказано, и с этого времени тележка превратилась в магазин на колесах.– Он очень расторопный продавец, – сказал как-то Хенриксен. Астрид ничего на это не ответила, и Арне рассердился и добавил: – Он способный и трудолюбивый. Он не жалуется на слишком продолжительный рабочий день и может отчитаться за каждый эре.

В один прекрасный день на одной из тесных улочек, ведущих к замку, у Рагнара состоялась встреча, наложившая неизгладимый отпечаток на всю его дальнейшую жизнь. Он встретил важного господина из Христиании. Этот господин приехал в Фредриксхалл на машине с шофером! Невиданный экипаж настолько поразил мальчика, что он застыл на месте со своей тележкой, которую как раз в это время катил в порт. Он долго стоял, провожая горящими глазами самодвижущуюся повозку, до тех пор пока она не скрылась за торговыми рядами. Отец ко гда-то говорил об автомобилях, однажды даже вслух прочитал газетную статью об этом новом средстве передвижения. Эта повозка ехала сама, пугая на улицах людей и лошадей своим грохотом и большой скоростью. Но слова не произвели тогда на Рагнара большого впечатления. Они ни о чем ему не говорили. Теперь же он был поражен до глубины души и буквально светился от счастья. Автомобиль настолько сильно потряс его, что в тот день он опоздал к заказчикам.

Вечером он спросил Хенриксена, сколько стоит такая машина.

– Около пяти тысяч крон, – ответил тот.

Для мальчика это была немыслимая сумма. Он попытался представить себе пять тысяч крон в виде сияющей груды монет, лежащих на полу. Не достанет ли она до потолка?С этого момента Рагнар начал откладывать каждую монетку.

* * *

Уже несколько лет Йон Бруман выполнял свое тайное обещание и не прикасался к Ханне в постели. Ей уже исполнилось тридцать лет, и повитуха предупредила Брумана, что следующие роды могут стоить Ханне жизни.

Старая Анна овдовела, но продолжала жить одна в своем доме. Сыновья ее уехали в Америку, и она сдала свой участок соседям. Зима в год смены столетий выдалась очень жестокая, и Йон с Ханной уговорили старую повитуху переехать к ним на мельницу. Оба надеялись, что она принесет с собой хорошее настроение, и очень огорчились, когда наступила весна, и Анна решила вернуться в свой дом.

Бруман был мрачен, возвратившись домой после того, как помог Анне перевезти вещи. Его стали обуревать прежние тяжелые мысли. Они с Ханной снова остались одни, и под крышей их дома опять повиснет свинцовое молчание.

С годами Йон Бруман становился все более немногословным, к тому же он понимал, что никогда не был с женой особенно близок. Он молчал теперь неделями, а если и говорил что-то, то обычно от злости. Как правило, это было замечание жене за болтливость.

«Трещишь, как гадалка» или «Бормочешь, как столетняя старуха».

Заботили их и другие беды и неприятности. В округе одно за другим разорялись хозяйства, люди уезжали, усадьбы пустели. Муки – даже в закромах мельника – становилось все меньше и меньше. Семья теперь зависела от картошки, овса и рыбы.

Большое волнение причинял и кризис в отношениях с Норвегией. В газетах, которые Йон два раза в неделю покупал в лавке Альварссона, все чаще писали о нарастающих противоречиях и трудных переговорах. Вражда начала касаться и отношений между простыми людьми. Рагнар, приезжавший домой раз в месяц, рассказывал о ругательствах, которыми осыпают каждого шведа по ту сторону границы. Когда Астрид как-то раз приехала в гости к сестре вместе с мужем, они все избегали говорить о политике. Хенриксен был молчаливее, чем обычно, и Бруман понял, что и сам норвежец теперь боится того, что могло вскоре произойти.

Муку в Фредриксхалл отныне возил Рагнар. Бруман, с одной стороны, вздохнул с облегчением, избавившись от этой тяжкой обязанности, но, с другой стороны, скучал без этих поездок.

Весной Бруман, чтобы как-то перебиться, взял ссуду в банке Фрамгордена. Помог и Рагнар из своих сэкономленных денег. Дела у него шли хорошо, очень хорошо. Арне Хенриксен говорил:

– Если бы он не был шведом, я бы сделал его своим компаньоном.

Лето выдалось холодное и дождливое, из-за чего большую часть времени они сидели дома. Они простили друг другу старые обиды. Бруман снова стал сильно кашлять по ночам, когда одиночество особенно сильно его донимало. В одну из таких ночей он снова сблизился с женой.

Она приняла его с радостью – видимо, одиночество замучило и ее. Близость еще больше смягчила их. Когда на исходе лета стало наконец солнечно и тепло, близость снова вошла у них в обычай.

В ноябре к ним вернулась старая Анна, они приветствовали ее крепким кофе и свежеиспеченным белым хлебом. Анна принесла с собой большую новость. Андерс Ольссон, младший брат Августа и родной дядя Ханны, пришел к Анне и предложил ей продать ему усадьбу. Андерс много лет проработал на верфи в Фредриксхалле, скопил денег и решил теперь вернуться на родину.

– Но он же никогда здесь не жил, – удивленно сказала Ханна. – Он же родился в Норвегии, как и его отец.

– Я спросила его и об этом, – сказала Анна. – Но он ответил, что теперь настали такие времена, что Швеция стала единственной родиной для шведов.

Ханна тотчас посмотрела на Йона, вспомнив о Рагнаре.

– Рагнару тоже придется принимать такое же решение, – сказал Бруман. – Его скоро призовут в шведскую армию.

– Ты думаешь, будет война?