Анна, Ханна и Юханна

– Нет, просто вышел новый закон о воинской повинности.

Будет ли Анна продавать дом? Появление нового крепкого хозяйства в округе имело, конечно, большой смысл. Оно означало, что в Дале еще теплится жизнь. У Андерса Ольссона было четыре сына и три дочери. Старший сын уже купил усадьбу Свакан близ Троллосена. Несколько лет хутор был в запустении, но зато возле него были отличные пастбища.

Анна понимала, куда клонит семья мельника, и усердно кивала, она и сама уже давно об этом думала. Но не хуже того она знала, чего хочет сама.

– Я хочу отдельную комнату, чтобы могла обставить ее своей мебелью. За проживание я буду регулярно платить.

– С оплатой пусть все останется как есть, – сказал Йон.

– Ты можешь расплачиваться работой, – сказала Ханна.

– Я отлично понимаю, что вам нужны деньги, – сказала старуха. – Я пришла и связала вас. Но я не стану вам в тягость, все будет так, как мы договорились.Отплыв в лодке на середину озера, Йон был почти счастлив. В сеть попали две большие щуки. Вот Анна и свила себе гнездо, подумалось ему.

Эта новая радость продолжалась уже несколько месяцев. В кухне варили, жарили и парили. В воздухе носились приятные ароматы, а кухня звенела женскими голосами. Но когда наступила осень и дневной свет потускнел, Анна поняла, что происходит с Ханной.

– У вас скоро будет еще один ребенок, – сказала она Бруману. Голос ее был бесстрастным, взгляд строгим и осуждающим, но, видя отчаяние Йона, старая повитуха смягчилась. – Будем молиться Богу, – сказала она.

Бруман, мучимый страхом и чувством вины, отправился погулять в лес. «Господи Боже мой», – сказал он вслух и умолк, не зная, что говорить дальше. Последний раз он молился в детстве, да и тогда это ему нисколько не помогало.

Вернувшись домой, он крепко задумался. Ну почему бы им не поискать врача?

– Это вполне возможно, – сказала Анна после недолгого раздумья. – Врачи помогают, когда это необходимо, как в случае с Ханной.

Они одновременно посмотрели на Ханну, молча стоявшую у плиты и прижавшую к губам сжатые кулаки. Время от времени она отнимала руки от лица и хватала ртом воздух, но ничего не говорила. Ей, как и всегда, было трудно найти подходящие слова.

Под конец она просто раскричалась, потеряв терпение:

– Никогда! Неужели вы не понимаете, что это грех, за который я буду гореть в геенне огненной?

– Но послушай, Ханна, ты же не хочешь оставить детей сиротами.

– Значит, так хочет Бог.

– Ты же сама всегда говорила, что никто не знает его воли.

– Нет, но мы должны склониться перед ней.

Пришли голодные и усталые сыновья, и им пришлось окончить разговор. Они, как обычно, поужинали, но, ложась спать, Ханна тихо, но твердо сказала Бруману:

– Не волнуйтесь. Все будет хорошо.

В этот момент Бруман впервые осмелился поверить жене. Он просиял и шепнул:– Ты у меня такая сильная.

* * *

На следующий день он видел перед собой прежнюю Ханну – проворную, ловкую и сильную. С тех пор как старая Анна поселилась в их доме, Ханна каждое утро бормотала – как бы про себя, – что ей очень не хватает дивана, который так и застрял на чердаке, когда Анне они уступили горницу, а свою кровать поставили в зале.

Она, наверное, все забыла, подумал он. Или, быть может, не боится смерти?

Но, как выяснилось, она ничего не забыла. Это стало ясно, когда он однажды совершенно случайно услышал, как жена разговаривает с сыновьями. Полушепотом она давала им полезные для жизни советы. Говорила, что надо быть опрятными, мыться, содержать одежду в чистоте и правильно себя вести. Они должны пообещать ей хорошо относиться к отцу – так же, как и к ней.

Йон сильно встревожился, но мальчики лишь посмеялись словам матери.

– Мама, вы проживете до ста лет, – сказал Эрик.

– Совершенно верно, – ответила Ханна. – Но пока я не дожила до ста лет, поэтому вы должны хорошенько запомнить то, что я вам сказала.

Анна рассчитала, что ребенок родится в марте. Уже с середины февраля она заставила Ханну почти все время лежать в кровати. Надо больше отдыхать и копить силы. Анна сидела с ней и болтала не закрывая рта, чтобы Ханна не стыдилась того, что ей – здоровой женщине – приходится как больной лежать в кровати и ничего не делать. Говорили они о всякой всячине, а однажды заговорили о смерти.

– Я хочу сойти в могилу пристойно, – сказала Ханна. – В комоде лежат сэкономленные от продажи масла деньги. Можешь их взять и проследить, чтобы мальчики на похоронах были в черных костюмах?

– Это я тебе обещаю.

Ханна вставала только для того, чтобы сходить в уборную. Однажды она вернулась оттуда и сказала Анне, что у нее началось кровотечение. Повитуха, кажется, даже обрадовалась. Она приготовила питье из сильнодействующих трав:

– Выпей, чтобы начать рожать. Это хорошо, что роды начались преждевременно, плод не успел вырасти слишком большим.

– Выгони Брумана, – попросила Ханна.

Но Бруман отказался уходить и до конца своих дней помнил те три дня, которые за этим последовали. Ханна тужилась, извивалась и кричала, но ребенок не желал выходить. Он словно врос в матку. Анна испробовала все способы своего древнего мастерства. В конце концов она подвесила Ханну к потолочной балке, от этого схватки участились, но ребенок не сдвинулся с места ни на йоту.

– Мне придется сделать разрез.

– Делай.

– Исчезни отсюда, – велела старуха Бруману.

У повитухи хватило ума прокипятить острые ножницы, прежде чем надрезать зев матки. Ребенок выскочил из материнского чрева, как пробка из бутылки. Ханна потеряла сознание, но кровотечение не было таким сильным, как опасалась Анна. Она не могла зашить рану, но прижала ее тампоном и наложила кровоостанавливающую мазь.

Ханна постепенно пришла в себя, и Анна прошептала ей на ухо:

– Ты справилась, Ханна. Все кончилось. Спи.