Аннелиз

— И не делай вид, Пим, будто для тебя это открытие!

К немалому удивлению дочери, Пим откидывается на спинку кресла и издает смешок, в котором чувствуется облегчение.

— Ах, Анна! И всего-то?

Его смешок приводит Анну в еще большую ярость. Она сжимает кулаки.

— Ты считаешь все это шуткой, Пим? Те чиновники, что тебя допрашивали, когда они вернуться — на этот раз на грузовиках?

— Анна, — говорит он, и в голосе его звучит прежняя уверенность, — ты торопишься с выводами. Дела с бюро касаются собственности. Собственности и денег. Никто не собирается нас депортировать.

— Значит, ты утверждаешь, что господин Нусбаум мне солгал?

— Насколько мне известно, горстку немецких фабричных рабочих выселяют из приграничных районов. Но это те люди, которые переехали туда из Германии во время войны. Это управленческие действия, они связаны с территориальными и деловыми вопросами. И их урегулируют, как любые другие деловые вопросы. Вот и всё. Нам ничего не грозит, дочка. Я еще раз повторяю: никто не собирается нас депортировать. Уж это я тебе обещаю.

— Обещаешь? Какое интересное слово ты, Пим, для нас придумал! Разве раньше не ты обещал нас защитить? И вот чем все обернулось!

Пим потемнел лицом.

— Анна…

Она его ранила — ну и пусть. Пусть ее слова уязвили его еще сильнее, чем всё, что она делала или говорила раньше. Риск слишком велик.

— Я не дам отправить себя в Германию, Пим! — взрывается она и бьет ладонью по столу. — Я лучше умру.

3 августа

На следующее утро Анна сообщает отцу, что у нее заболел живот и она останется дома. После их последней размолвки они обменялись лишь парой слов, но отец смотрит на нее сочувственно и кивает. Она ждет, пока Пим с Дассой не покинут квартиру, и идет в ванную. Она моет волосы и надевает свое лучшее платье, синее — цвета яиц малиновки — с белым воротничком, которое Мип подобрала ей. Она надевает свою единственную пару хлопчатобумажных и не залатанных пока еще чулок и замшевые туфли с крохотными серебряными пряжками, а потом смотрится в зеркало. Перед самым выходом из дома она припудривает номер на внутренней стороне предплечья.

Адрес она нашла в газете. Это массивный кирпичный купеческий особняк на углу Музейной площади. Во время оккупации там размещалось амстердамское управление рейхскомиссариата, которое возглавлял плюгавый немецкий князек Бёмкер, печально известный тем, что отделил Еврейский квартал от остального города. Подвластной ему территорией к концу войны оставался лишь укрепленный запретный район, но даже если земляные насыпи над бункерами там еще оставались, то флаги со свастикой давно исчезли, траншеи были засыпаны, колючая проволока снята. Анна ожидает увидеть при входе в дом или хотя бы внутри какую-нибудь охрану. Хотя бы одного солдата с винтовкой. Но — нет. По помещению туда-сюда снуют люди, а за тщательно отполированным столом с флажком — красно-белые полосы со звездочками на синем фоне — сидит сухопарая дама средних лет.

— Доброе утро, — говорит Анна по-английски. — Меня зовут Анна Франк, и я хочу эмигрировать в Америку.

25. Жалость

Кажется, есть какая-то поговорка о том, что любовь рождается из жалости или же что любовь и жалость идут рука об руку?

Дневник Анны Франк, 16 марта 1944 г.

1946

Музейная площадь, 19

Генеральное консульство Соединенных Штатов

Амстердам

ОСВОБОЖДЕННЫЕ НИДЕРЛАНДЫ

Камин в вестибюле консульства грандиозен. Внушительного вида деревянная каминная полка опирается на каменные колонны, декорированные расписными розетками и дельфтской плиткой с изображениями ветряных мельниц, каналов, лодок и прочего. Вестибюль просторен, как бальный зал, богато обставлен по старой купеческой моде и украшен тяжелыми деревянными панелями из Ост-Индии. Но в данный момент этот роскошный интерьер заполнен толпой бедно одетых голландцев, явившихся сюда несомненно с той же целью, что и мадемуазель Анна Франк. Она записала свое имя, адрес, номер телефона дома на Херенграхт у дамы за столом, прежде чем ее препроводили сюда. Свободных стульев нет, и она устраивается на полу рядом с камином. Зал основательно пропах послевоенным ароматом нормированного мыла и дешевого табака. Проходит час за часом. В какой-то момент Анна отключается, задремав, и просыпается в испарине, с удивлением услышав свое имя. Вскочив на ноги, она видит перед собой седовласого господина в очках. Господин говорит по-голландски с легким акцентом и представляется как вице-консул Айлсворт. Вид у него утомленный.

— А вы, значит, мисс Франк, — говорит он, протягивая ей руку.

Анна пожимает ее вспотевшей ладонью.

— Я говорю по-английски, — спешит заметить она.

— В самом деле? Это очень приятно, — продолжает он по-голландски. — Пожалуйста, сюда!

Комната, в которую она вошла следом за вице-консулом, намного меньше, но и тут деревянные панели и обои подобраны с большим вкусом. Впрочем, атмосфера здесь скорее говорит о принадлежности кабинета перегруженному делами служащему. Там-сям переполненные пепельницы. Расположенный у открытого окна вентилятор колеблет бумаги, уложенные в стопки на столе.

— Итак, — начинает он. — Вы пришли сюда, насколько я понимаю, потому что хотите эмигрировать в Соединенные Штаты?

— Да, — подтверждает Анне.

— И у вас есть действующий на сегодняшний день нидерландский паспорт?

Она сглатывает от волнения.

— Нет.

— Или у вас есть действующий паспорт другой страны?

— Нет. Мои документы… — говорит Анна, — утеряны.

— М-да… обычная история…

Он считает, что ты лжешь, — шепчет Марго ей на ухо. Она сидит в лагерной одежде на стуле рядом.

— Это правда, — убеждает чиновника Анну. — Это на самом деле правда. Вот всё, что у меня есть.

Она протягивает пропуск, выданный ей в лагере для перемещенных лиц. Там ее фотография и отпечаток большого пальца.

Он кидает на пропуск взгляд, но даже не пытается взять его в руки. Анна съеживается на стуле. Вице-консул хмурится и переводит на нее взгляд.

— Сколько вам лет, мисс Франк? Если мне дозволено вас об этом спросить.

Анна сглатывает ком в горле.

— Семнадцать.

— Семнадцать. А ваши родители знают о вашем визите к нам?

— Моя мать умерла, — говорит она.

— Мои соболезнования. А отец?

— Он жив.

— Нет, я имею в виду, в курсе ли он вашего решения?

Говори правду! — советует ей Марго.

— Он знает о нем. Да.

— Тогда где же он?

Анна колеблется, выбирая между правдой и ложью.

— У него нет планов эмигрировать. Пока еще.

— Значит, вы здесь одна. Без него.

Она выбирает неудобную правду.

— Он не одобряет моего решения.

Вице-консул снимает очки с носа и теребит пальцами.

— Понимаете, мисс Франк, подача документов на эмиграцию — процесс ответственный. Хотя правила для этого ясные. Нужны сведения из полиции, справки, финансовая поддержка. Я уж не говорю о разных сборах, которые могут оказаться значительными.

Анна не сводит с него глаз.

Анна, что ты здесь делаешь? — неожиданно спрашивает сестра. — Извинись за потраченное на тебя время и иди домой!