Аннелиз
Шрифт:
Взгляд и легкая улыбка:
— А сама как думаешь?
— Ну, моешь посуду, но почему?
— Потому что она грязная.
— Ты знаешь, что я имею в виду, — говорит она и берет его за локоть. — Зачем в твоем кабинете этот моф?
— Я не люблю это слово.
— Ну хорошо, этот гунн.
Пим вздыхает. Стряхивает капли воды с чашки, которую только что ополоснул.
— Он проверяет нашу бухгалтерию.
— Без тебя.
— Господин Клейман наш бухгалтер.
— А ты — владелец компании.
Уверенность ненадолго покидает отца. Лицо у него — будто
— Ты ведь все еще владелец компании, правда, Пим? — Только сейчас в голосе Анны вместо нетерпения слышится страх, который обычно столь тщательно скрывается. Даже от себя самой.
— Это бизнес, Анна, — отец говорит мягко, возможно, он уловил нотки беспокойства в ее тоне. — Нам пришлось кое-что подправить в устройстве компании.
— Потому что мы — евреи.
Пим опускает чашку на полотенце — просушить.
— Да, — только и отвечает он.
— Но ты все еще владелец, верно?
— Разумеется, — говорит Пим. — На самом деле, ничего не изменилось. Это всего лишь бумажки. Кстати, разве тебе не надо помочь Мип? Разложить накладные по папкам?
— Может быть, — бормочет Анна, позволяя себе привалиться к папе, как малышка. — Но это скучно, кричать впору!
— Да, жизнь не всегда упоительна. От удовольствий еще как устаешь. — Он обнимает дочь за плечи. — Нужно ведь и о делах подумать. Наш девиз помнишь?
— Нет, — врет Анна.
— Все ты помнишь. Труд, любовь, отвага и надежда. Уверен, что ты это знаешь. А теперь иди. Мип очень нужна помощь с бумагами. Вы с Марго здесь очень нужны.
— Ха! — мрачно говорит Анна. — Нужны, как дрессированные мартышки.
— Может, тогда хочешь пойти со мной на склад? Поздороваешься с господином ван Пелсом.
— Нет уж, вернусь в соляные копи, — вздыхает она, покоряясь судьбе.
Она любит смотреть, как работает жернов, перемалывающий специи: пусть там и стоит шум; но сегодня она вполне обойдется без общения с Германом ван Пелсом, который может перекричать жернов — особенно высказывая свое мнение. А еще — самым плохим шутником в мире, при том он считает, что его остроты очень смешны. Уж лучше вернуться в кабинет. Контора только недавно переехала из Сингела в просторный дом-на-канале на Принсен-грахт, и комната пахнет свежей мастикой для полов. Стол господина Кюглера пустует, но они с Марго утрамбовываются за столом господина Клеймана, а напротив трудятся секретари, Мип и Беп — хотя… кстати, где Беп? Ее стул пустует.
— А где Беп? — любопытствует она.
Мип говорит по телефону, но, прикрыв трубку ладонью, отвечает лишь:
— Скоро будет.
Марго подбирает копии накладных, сверяя их номера с написанным в здоровенном гроссбухе.
— А ты — то где была? — интересуется она.
— На луне, — отвечает Анна.
— Охотно верю. Ты там почти всегда живешь.
На Марго блузка с короткими рукавами и юбка, сшитые ею собственноручно. Еще одно умение Удивительной Марго. Она всего на три года старше, но с прошлого февраля, когда ей сровнялось шестнадцать, сестра теперь совершенно точно взрослая. И фигура у нее женственная — а Анна считает себя не изящней метлы.
Марго выходит в коридор с папкой в руках, и Анна слышит шаги по умопомрачительно крутой лестнице; но тут раздаются приветствия, и, когда мгновение спустя открывается
дверь конторы, Анна с радостью обнаруживает, что это Беп, машинистка. Задумчивая Беп. Скромница Беп — но, когда она чувствует себя «своей», она весела.— Вот и я! — восклицает она. Стройная, с овальным лицом и высоким лбом. В волнистых волосах — заколка. Может, и не красавица в общепринятом смысле, но внутренняя красота, Анна знает, в ней есть. Ее папа — бригадир рабочих, друг Пима и самый умелый мастер на складе. Это его робкие и ласковые глаза унаследовала Беп.
— Привет, Беп! — отвечает Мип. — Ты очень вовремя. Не могла бы ты заварить кофе господину Клейману?
— Ну конечно, — отвечает Беп. — С радостью.
— Я могу сварить кофе, — звонко произносит Анна, но на нее не обращают внимания.
— А где все? — удивляется Беп, вешая шляпку и шарф на вешалку-стойку.
— Господин Кюглер у клиентов, — отвечает Мип. — А бухгалтер Клейман в кабинете.
— С мофом, — Анна чувствует, что должна это сказать.
— Анна! — одергивает ее Мип, слегка хмурясь.
— Ну, он ведь и есть моф.
— Он — из франкфуртского офиса, — поясняет Мип для Беп.
— Ис нацистским значком на булавке! — говорит Анна, прикладывая пальцы к губе, чтобы изобразить мерзкие усишки Гитлера, и воздев руку в издевательском приветствии.
— Анна, прошу тебя! — унимает ее, а может, собственную тревогу Мип. — Как ты себя ведешь на работе! — Анна знает, что та говорит дело, но никак не может заставить себя прислушаться.
— Это правда! — не унимается она. — Я ничего не придумываю.
— Но и не помогаешь! — только и может сказать Мип. — Уверена, что Беп не испугается какой-то булавки. Как и в том, что мне найдется чем тебя занять.
— Все хорошо, Анна, — говорит Беп. Ее глаза под стеклами очков весело поблескивают, но что-то в ее облике подсказывает Анне, что это вынужденное веселье. Беп волнуется. Это видно всем. И сегодня ее улыбка кажется Анне деланной. Вообще-то, Анна часто видит в Беп свое подобие. И старается, чтобы она чаще становилась радостной и веселой Беп. Так что еще ей остается, кроме как наблюдать?
Звонит телефон, и Мип берет трубку. Анна капитулирует и занимается работой, но хватает ее ненадолго. Убедившись, что Мип всецело поглощена разговором, она ускользает из комнаты.
На кухне они с Беп часто сплетничают вдвоем — по большей части о том, что касается сильного пола: Анна чешет языком о своих многочисленных поклонниках, а Беп — о непростых отношениях с молодым человеком по имени Бертус. Но теперь, войдя, она обнаруживает, что Беп стоит спиной к двери, прислонившись к стойке и опустив голову.
— И снова привет! — говорит Анна.
Беп оборачивается. Тень тревоги быстро скрывается за улыбкой.
— О, и тебе снова привет! — говорит она, открывая шкафчик и доставая кофейный суррогат. Но в глазах остается испуг.
— Мама научила Марго и меня варить идеальный кофе. Его нужно заливать холодной водой, иначе он будет безвкусным. — Беп кивает, но ничего не говорит. — Беп, что-то случилось?
Беп пялится на ложку суррогата торфяного цвета из жестяной банки.
— А почему ты спрашиваешь? — удивляется она.