Аннелиз
Шрифт:
Взгляд искоса.
— Почему? А почему бы нет?
— Ну, не знаю. Это же тебе он нравится, так?
Анна застывает на месте.
— Ты это о чем?
— О том, что он тебе нравится.
— Я такого не говорила!
— Перестань. Это и так видно.
Анна сглатывает комок: она чуть не в панике. Неужели она себя выдала?
— Я всего-то хотела знать, всего-то спросила, видишь ли ты в нем что-нибудь особенное?
— Ну, вижу. Как и в тебе, — ухмыляется Марго.
— Ха-ха, — ехидничает Анна. — Какая у меня остроумная сестричка?
— И да, я считаю его привлекательным. Необычным, да.
Минутная
— Так ты не интересуешься?
— Чем не интересуюсь?
— Будто не понимаешь. — Анна берет степлер и — щелк! — соединяет листы в уголке. — Петером.
При этих словах Марго поправляет очки, держась пальцами за края оправы, обдумывая ответ.
— Ну, раз уж ты об этом заговорила, он — единственный доступный нам мальчик…
Анна, упавшим голосом:
— Издеваешься?
— П-ф-ф. Конечно, издеваюсь! Как я могу интересоваться Петером ван Пелсом! Он на год моложе меня!
— И что?
— Да то, что девушка не должна быть старше парня. Это не годится.
— Но девушка может быть моложе парня. Ты это хочешь сказать?
— О, Анна, ради Бога. Имено это я и говорю. Я тебе разрешила.
— Я не просила твоего разрешения. Разрешила что?
— Заигрывать с Петером, если хочешь.
Айна изображает интерес к бумагам в своих руках.
— Мама говорит, что воспитанной девице не подобает заигрывать с мальчиками.
Марго хмурится:
— С каких пор ты вдруг стала прислушиваться к маме? И вообще обращать внимание на кого-нибудь и на чье-либо мнение, кроме себя и собственного мнения?
Анна тоже хмурится. Она все еще притворяется, что разбирает бумаги, но на ее глаза набегают слезы.
— Ты меня обидела, — говорит она. Марго смущенно поднимает взгляд. — Знаешь, я не бесчувственная, Марго. Всем нравится думать, что так и есть, но это не так.
Марго светлеет лицом.
— Мне очень жаль, — просто говорит она Анне. — Ты права. Это может обидеть.
Анна пожимает плечами и вытирает слезы.
— Ладно. Сменим тему, если не возражаешь.
— Как хочешь. — Марго встает и роется в картотеке.
— Я много думала над тем, что буду делать, когда кончится война, — заявляет Анна. — И решила, чем займусь.
Марго, не поднимая взгляд от шкафчика с картотекой:
— Ну и?
— И решила, — повторяет Анна.
— Итак, — Марго рассматривает бумагу в своих руках и засовывает ее на место. — Поведай нам великий секрет.
— Я хочу стать знаменитой писательницей.
Взгляд искоса.
— Знаменитой писательницей? — повторяет сестра.
— Думаешь, я шучу?
— Думаю, ты в своем репертуаре. — Тишина. Марго закрывает шкафчик. — Так что именно?
— Что — что?
— Что именно ты будешь писать?
— О, то, что все обожают.
— Вон как.
— Может, стану писать романы. — Тон Анны делается задумчивее. — Или статьи. Кто знает?
— Международный успех?
— Да. Международное признание, квартиры в Лондоне, Париже и Нью-Йорке. Да-да, во всех трех городах.
— Писатели не могут жить в Нидерландах?
— Я не хочу. Мне хочется повидать мир.
— Угу. Подай вон ту папку.
— Подать тебе…
— Папку с бумагами. Анна. На которую ты положила стеллс'р.
— А-а, — говорит Анна. Убирает степлер и подает папку.
— Спасибо.
Секунда — и Анна спрашивает сестру:
—
А ты?— Я?
— Чем собираешься заниматься ты? — Анна не ждет, что сестра ответит. Обычно игры в духе «что, если» Марго не жалует. Но, к немалому удивлению Анны, Марго перестает работать. Ровно на столько, сколько ей надо, чтобы обдумать ответ.
— Пожалуй, — говорит Марго, — пожалуй, я бы хотела поехать в Палестину и стать акушеркой.
Анна вздрагивает.
— Правда?
— Я разве не говорила?
— Может, и говорила, но я решила, что ты шутишь. Ты хочешь в пустыню?
— Не вся Палестина пустыня, Анна.
— Но и не Нью-Йорк и не Лондон.
— И что? Может, мне интереснее помогать людям.
Тишина. Анна смотрит на стопку мятых накладных.
— Что-то хочешь сказать? — спрашивает Марго.
— Ничего, — отвечает Анна. — Кроме того, что ты, как обычно, жертвенная. Поедешь принимать детишек Сиона на благо евреев.
— И вовсе не всегда я жертвенная.
— В сравнении со мной — да.
— Ну, может, ты станешь писать на благо евреев.
Анна моргает, продолжая хмуро рассматривать бумаги. Писать на благо евреев. Поднять их из бездны страданий и показать их в таком свете, в каком это всегда было угодно Господу: как образцы добродетели. Не слишком ли возвышенные грезы для девочки?
— Может, и стану, — отвечает она.
За ужином она пробует рассказать о своих мечтах собравшимся узникам. Жить в далекой столице. Стать известной писательницей, обожаемой во всем мире.
— Ой, ну надо же, — криво усмехается госпожа ван Пеле. — Держу пари, что совсем скоро она выйдет замуж.
— Мама, — с упреком говорит Петер. На голове у него обычный хаос. Но лицом он похудел и выглядит более мужественным.
— Я всего лишь говорю правду, — отвечает его мать и едва заметно подмигивает. Она тоже похудела — после двух с половиной лет скудного питания. Кожа сделалась дряблой, накрашенные губы кажутся восковыми — Девушка настроена на карьеру, — ехидничает она.
— Тебе бы налегать на французский, если собралась жить в Париже, — тоном старшей сестры произносит Марго. — Votre francais est plutot atroce [7] .
7
Ваш французский весьма скверный (фр.).
Анна кисло отвечает:
— Aller manger les escargots, s’il vous plait [8] .
— А я рада, что у Анны есть стремления, — неожиданно вступает в разговор мать. — Хотя Париж… Нью-Йорк? Зачем тебе так далеко? Не понимаю.
— Может, чтобы избавиться от постоянных поучений, — резче, чем хотелось бы, отвечает Анна. Просто взрослые так легко выводят ее из себя. Хотя сейчас воцарилась тишина — лишь Ее Величество Керли ван Пеле шипит о том, что она-де чересчур дерзит.
8
Идемте есть улиток, пожалуйста (фр.).