Античная лирика.
Шрифт:
Перевод Ф. Петровского
Золотом я привлекаю Эрота: совсем не от плуга Или мотыги кривой пчелок зависят труды, Но от росистой весны; а для меда Пеннорожденной Ловким добытчиком нам золото служит всегда.Перевод Ф. Петровского
Меч мне зачем обнажать? Клянусь тебе, милая, право, Не для того, чтобы с ним против Киприды пойти, Но чтоб тебе показать, что Арея, как ни свиреп он, Можно заставить легко нежной Киприде служить. Он мне, влюбленному, спутник, не надобно мне никакого Зеркала: в нем я всегда вижу себя самого. Как он прекрасен в любви! Но если меня ты покинешь, В лоно глубоко мое этот опустится меч.ПАВЕЛ СИЛЕНЦИАРИЙ [607]
Перевод Л. Блуменау
В золото Зевс обратился, когда захотел он с Данаи Девичий пояс совлечь, в медный проникнув чертог. Миф этот нам говорит, что и медные стены, и цепи — Все подчиняет себе золота мощная власть. Золото все расслабляет ремни, всякий ключ бесполезным Делает; золото гнет женщин с надменным челом Так же, как душу Данаи согнуло. Кто деньги приносит, Вовсе тому не нужна помощь Киприды в любви.607
«Силенциарий» — название должности и значит в переводе «блюститель тишины и спокойствия». В этом чине поэт и служил при дворе императора Юстиниана. Даты рождения и смерти Павла Силенциария неизвестны. Он был современником Агафия, который в своей истории правления Юстиниана говорит о Павле Силенциарий как о замечательном поэте, описавшем в гекзаметрах константинопольский храм св. Софии. Вообще же Павел Силенциарий, как и Агафий, держался в своем творчестве эллинских традиций, и стихи, посвященные этими поэтами христианским святыням (у Агафия есть эпиграмма на икону Михаила Архангела), для их мироощущения неорганичны. Большая часть эпиграмм Павла Силенциария эротического содержания. Несколько его стихотворений свободно переведены на русский язык К. Н. Батюшковым, который, не зная греческого, пользовался французскими переводами.
608
Прямолинейно-материалистическое истолкование мифа о Данае было общим местом поздней античной поэзии. Ср., например, эпиграмму Македония «Золотом я привлекаю Эрота…».
Перевод Л. Блуменау
Будем, Родопа, мы красть поцелуи и милую сердцу, Но возбраненную нам службу Киприде скрывать. Сладко, таясь, избегать сторожей неусыпного взгляда; Ласки запретной любви слаще дозволенных ласк.Перевод Л. Блуменау
Слово «прости» тебе молвить хотел я. Но с уст не слетевший Звук задержал я в груди и остаюсь у тебя Снова, по-прежнему твой, — потому что разлука с тобою Мне тяжела и страшна, как ахеронская ночь. С светом дневным я сравнил бы тебя. Свет, однако, безгласен, Ты же еще и мой слух радуешь речью живой, Более сладкой, чем пенье сирен; этой речью одною Держатся в сердце моем все упованья мои.609
Приводим вольный перевод Батюшкова:
Сокроем навсегда от зависти людей Восторги пылкие и страсти упоенье. Как сладок поцелуй в безмолвии ночей, Как сладко тайное в любови наслажденье!Перевод Л. Блуменау
Сеткой ли волосы стянешь — и я уже таю от страсти: Вижу я Реи самой башней увенчанный лик. Голову ль вовсе открытой оставишь — от золота прядей, Вся растопясь, из груди вылиться хочет душа. Белый покров ли себе на упавшие кудри накинешь — Пламя сильнейшее вновь сердце объемлет мое… Три этих вида различных с триадой харит неразлучны; Каждый из них на меня льет свой особый огонь.610
Эпиграмма очень напоминает стихи Тибулла:
Если распустит косу, к лицу ей смятенные кудри, Если их вместе сберет, нравится узел волос! Жжет она сердце, когда тирийскую паллу наденет, Жжет она сердце, когда в снежной одежде войдет.(Перевод Л. Остроумова)
С творчеством Тибулла Павел Силенциарии был, скорее всего, знаком.
Перевод Л. Блуменау
Кто был однажды укушен собакою бешеной, всюду Видит потом, говорят, призрак звериный в воде. Бешеный также, быть может, Эрот мне свой зуб ядовитый В сердце вонзил и мою душу недугам обрек. Только твой образ любимый повсюду мне чудится — в море, В заводи каждой реки, в каждом бокале вина.Перевод Л. Блуменау
Больше пугать не должны никого уже стрелы Эрота; Он, неудержный, в меня выпустил весь свой колчан. Пусть не боится никто посещенья крылатого бога! Как он ступил мне на грудь маленькой ножкой своей, Так и засел в моем сердце с тех пор неподвижно и прочно — С места нейдет и себе крылышки даже остриг.Перевод Л. Блуменау
Видел я мучимых страстью. Любовным охвачены пылом, Губы с губами сомкнув в долгом лобзанье, они Все не могли охладить этот пыл, и, казалось, охотно Каждый из них, если б мог, в сердце другому проник. Чтобы хоть сколько-нибудь утолить эту жажду слиянья, Стали меняться они мягкой одеждою. Он Сделался очень похож на Ахилла, когда, приютившись У Ликомеда [611] , герой в девичьем жил терему. Дева ж, хитон подобрав высоко до бедер блестящих, На Артемиду теперь видом похожа была. После устами опять сочетались они, ибо голод Неутолимой любви начал их снова терзать. Легче бы было разнять две лозы виноградных, стволами Гибкими с давней поры сросшихся между собой, Чем эту пару влюбленных и связанных нежно друг с другом Узами собственных рук в крепком объятье любви. Милая, трижды блаженны, кто этими узами связан. Трижды блаженны… А мы розно с тобою горим.611
Ликомед— царь Скироса, у которого, переодевшись в женское платье, скрывался не желавший участвовать в троянском походе Ахилл.
Перевод Л. Блуменау
Краше, Филинна, морщины твои, чем цветущая свежесть Девичьих лиц; и сильней будят желанье во мне, Руки к себе привлекая, повисшие яблоки персей, Нежели дев молодых прямо стоящая грудь. Ибо милей, чем иная весна, до сих пор твоя осень, Зимнее время твое лета мне много теплей.612
Приводим вольный перевод Батюшкова:
К постарелой красавице
Тебе ль оплакивать утрату юных дней? Ты в красоте не изменилась И для любви моей От времени еще прелестнее явилась. Твой друг не дорожит неопытной красой, Незрелой в таинствах любовного искусства. Без жизни взор ее стыдливый и немой, И робкий поцелуй без чувства. Но ты, владычица любви, Ты страсть вдохнешь и в мертвый камень; И в осень дней твоих не погасает пламень, Текущий с жизнию в крови.Перевод Л. Блуменау
После того как, играя со мной на пирушке, украдкой Бросила мне Харикло на волоса свой венок, Жжет меня адское пламя. Знать, было в венке этом что-то, Что и Креонтову дочь, Главку [613] , когда-то сожгло.Перевод Л. Блуменау
Спорят о том нереиды, с наядами гамадриады, [615] Кто это место своим более вправе назвать. Судит харита их спор, но решенья сама не находит — Так им обязана всем местность своей красотой.613
Главка(по другому варианту мифа — Креуса) — дочь коринфского царя Креонта, на которой собирался жениться, покинув Медею, Ясон. Медея послала Главке в подарок отравленные платье и венок, и та, надев их, сгорела заживо.
614
Речь идет о канале в дворцовых садах императора Юстиниана в Халкедоне на южном берегу Пропонтиды, напротив Византии.
615
Нереиды, наяды, гамадриады— нимфы (соответственно) моря, источников, деревьев.
Перевод Д. Усов
Долго ли будем с тобой распаленные взоры украдкой Друг на друга бросать, пламя желанья тая? Молви, какая забота томит тебя — кто нам помехой, Чтобы мы нежно сплелись, горе в объятьях забыв? Если же так, только меч исцелить нас обоих возможет, Ибо слаще пребыть в жизни и в смерти вдвоем.Перевод Ф. Петровского
Ох, даже всласть поболтать не дает нам злобная зависть, Ни обменяться тайком знаками наших ресниц! Смотрит упорно на нас стоящая рядом старуха, Как многоокий пастух, дочери Инаха страж [616] . Стой, и высматривай нас, и терзай себе попусту сердце: Как ни гляди, все равно в душу глазами не влезть.616
Дочери Инаха страж— Аргус, стороживший Ио, возлюбленную Зевса, которая была превращена в корову.