Античная лирика.

«Фурий, ты готов и Аврелий тоже…»

Перевод Адр. Пиотровского

Фурий, ты готов и Аврелий тоже Провожать Катулла, хотя бы к Инду Я ушел, где море бросает волны На берег гулкий. Иль в страну гиркан [650] и арабов пышных, К сакам [651] и парфянам, стрелкам из лука, Иль туда, где Нил семиустый мутью Хляби пятнает. Перейду ли Альп ледяные кручи, Где поставил знак знаменитый Цезарь, Галльский Рейн увижу иль дальних бриттов Страшное море — Все, что рок пошлет, пережить со мною Вы готовы. Что ж, передайте милой На прощанье слов от меня немного, Злых и последних. Со своими пусть кобелями дружит! По три сотни их обнимает сразу, Никого душой не любя, но печень Каждому руша. Только о моей пусть любви забудет! По ее вине иссушилось сердце, Как степной цветок, проходящим плугом Тронутый насмерть.

650

Гирканы— жители персидской области Гиркании.

651

Саки— народ, живший на севере Персии, близ Каспийского моря.

«Всех полуостровов и островов в мире…»

Перевод С. Шервинского

Всех полуостровов и островов в мире Жемчужинка, мой Сирмион [652] , — хоть их много В озерах ясных и в морях Нептун держит. Как счастлив я, как рад, что вновь тебя вижу! Расставшись с Финией, с Вифинией дальней, Не верю сам, что предо мною ты, прежний. О, что отраднее: забот свалить бремя И возвратиться с легкою душой снова, Устав от долгих странствий, к своему Лару [653] И на давно желанном отдохнуть ложе! Вот вся награда за труды мои… Милый Мой Сирмион, ликуй: хозяин твой прибыл! Ликуйте, озера Лабийского волны! Все хохочите, сколько в доме есть Смехов!

652

Сирмион— полуостров на озере Бенак (Северная Италия), где находился дом Катулла.

653

Лары— божества домашнего очага.

«В посвященье Диане мы…»

Перевод С. Шервинского

В посвященье Диане мы, Девы, юноши чистые. Пойте, юноши чистые, Пойте, девы, Диану! О Латония [654] , высшего Дочь Юпитера вышняя, О рожденная матерью Под оливой делийской, — Чтоб владычицей стала ты Гор, лесов густолиственных, И урочищ таинственных, И потоков гремящих! В муках родов глаголема Ты Люциной-Юноною; Именуешься Тривией, С чуждым светом Луною! Бегом месячным меришь ты Путь годов, и хозяину Добрым полнишь ты сельский дом Урожаем, богиня. Под любым из имен святись И для племени Ремула Будь опорою доброю, Как бывала издревле!

654

Латония, Люцина, Тривия, Луна— различные имена Дианы.

«Хлам негодный, Волюзия анналы…»

Перевод Адр. Пиотровского

Хлам негодный, Волюзия анналы! Вы сгорите, обет моей подружки Выполняя. Утехам и Венере Обещала она, когда вернусь я И метать перестану злые ямбы, Худший вздор из дряннейшего поэта Подарить хромоногому Гефесту И спалить на безжалостных поленьях. И решила негодная девчонка, Что обет ее мил и остроумен! Ты, рожденная морем темно-синим, Ты, царица Идалия и Урий, [655] Ты, Анкону хранящая и Голги, Амафунт, и песчаный берег Книда, И базар Адриатики, Диррахий, — Благосклонно прими обет, Венера! Вы ж не ждите! Живей в огонь ступайте, Вздор нескладный, нелепица и бредни, Хлам негодный, Волюзия анналы!

655

В стихах 12–14 названы места, известные культом Венеры: Идалий— город, Амафунт и Голги— селения на острове Кипре, Урии и Анкона— города в Южной Италии, на берегу Адриатики, Диррахий— приморский город в Иллирии.

«Плохо стало Катуллу…»

Перевод С. Шервинского

Плохо стало Катуллу, Корнифиций [656] , Плохо, небом клянусь, и тяжко стало, Что ни день, что ни час — то хуже, хуже… Но утешил ли ты его хоть словом? А ведь это легко, пустое дело! Я сержусь на тебя… Ну где же дружба? Но я все-таки жду хоть два словечка, Пусть хоть грустных, как слезы Симонида.

656

Корнифиций— оратор и поэт, друг Катулла.

«Вы сюда, мои ямбы, поспешите!..»

Перевод Адр. Пиотровского

Вы сюда, мои ямбы, поспешите! Все сюда! Соберитесь отовсюду! Девка подлая смеет нас дурачить. И не хочет стихов моих тетрадку Возвратить. Это слышите вы, ямбы? Побегите за ней и отнимите! Как узнать ее, спросите? По смеху Балаганному, по улыбке сучьей, По бесстыдной, разнузданной походке. Окружите ее, кричите в уши: «Эй, распутница! Возврати тетрадки! Возврати нам, распутница, тетрадки!» В грош не ставит? Поганая подстилка! Порожденье подлейшего разврата! Только мало ей этого, наверно! Если краски стыдливого румянца На собачьей не выдавите морде, Закричите еще раз, втрое громче: «Эй, распутница! Возврати тетрадки! Возврати нам, распутница, тетрадки!» Все напрасно! Ничем ее не тронуть! Изменить вам придется обращенье, Испытать, не подействует ли этак: «Дева чистая, возврати тетрадки!».

«Добрый день, долгоносая девчонка…»

Перевод Адр. Пиотровского

Добрый день, долгоносая девчонка, Колченогая, с хрипотою в глотке, Большерукая, с глазом как у жабы, С деревенским, нескладным разговором, Казнокрада формийского [657] подружка! И тебя-то расславили красивой? И тебя с нашей Лесбией сравнили? О, бессмысленный век и бестолковый!

657

Казнокрад формийский— Мамурра, начальник саперной части при Юлии Цезаре, адресат нескольких эпиграмм Катулла.

«Акму нежно обняв, свою подругу…»

Перевод С. Шервинского

Акму нежно обняв, свою подругу, «Акма, радость моя! — сказал Септимий. — Если я не люблю тебя безумно И любить не готов за годом годы, Как на свете никто любить не в силах, Пусть в Ливийских песках или на Инде Повстречаюсь со львом я белоглазым!» И Амур, до тех пор чихавший влево, Тут же вправо чихнул в знак одобренья. Акма, к другу слегка склонив головку И пурпуровым ртом касаясь сладко Томных юноши глаз, от страсти пьяных, «Жизнь моя! — говорит. — Септимий милый! Пусть нам будет Амур один владыкой! Верь, сильней твоего, сильней и жарче В каждой жилке моей пылает пламя!» Вновь услышал Амур и не налево, А направо чихнул в знак одобренья. Так, дорогу начав с благой приметы, Оба любят они, любимы оба. Акма другу милей всего на свете, Всех сирийских богатств и всех британских. И Септимий один у верной Акмы, В нем блаженство ее и все желанья. Кто счастливей бывал, какой влюбленный? Кто Венеру знавал благоприятней?

«Вот повеяло вновь теплом весенним…» [658]

Перевод Ф. Петровского

Вот повеяло вновь теплом весенним, Вот под мягким Зефира дуновеньем Равноденственная стихает буря. Покидай же, Катулл, поля фригийцев, Пашни тучные брось Никеи знойной: К азиатским летим столицам славным. Уже рвется душа и жаждет странствий, Уж торопятся ноги в путь веселый. Вы, попутчики милые, прощайте! Хоть мы из дому вместе отправлялись, По дорогам мы разным возвратимся.

658

Катулл, совершавший в свите пропретора К. Меммия путешествие в Вифинию (Малая Азия), оставил его в Никее, столице Вифинии, и вернулся на родину.

«Друг Лициний! Вчера, в часы досуга…»

Перевод Адр. Пиотровского

Друг Лициний! [659] Вчера, в часы досуга, Мы табличками долго забавлялись. Превосходно и весело играли. Мы писали стихи поочередно. Подбирали размеры и меняли. Пили, шуткой на шутку отвечали. И ушел я, твоим, Лициний, блеском И твоим остроумием зажженный. И еда не могла меня утешить, Глаз бессонных в дремоте не смыкал я, Словно пьяный, ворочался в постели, Поджидая желанного рассвета, Чтоб с тобой говорить, побыть с тобою. И когда, треволненьем утомленный, Полумертвый, застыл я на кровати, Эти строчки тебе, мой самый милый, Написал, чтоб мою тоску ты понял. Берегись же, и просьб моих не вздумай Осмеять, и не будь высокомерным, Чтоб тебе не отмстила Немезида! В гневе грозна она. Не богохульствуй!

659

ЛицинийКальв — оратор и адвокат, близкий друг Катулла.

«Кажется мне тот богоравным или…»

Перевод С. Ошерова

Кажется мне тот богоравным или — Коль сказать не грех — божества счастливей, Кто сидит с тобой, постоянно может Видеть и слышать Сладостный твой смех; у меня, бедняги, Лесбия, он все отнимает чувства: Вижу лишь тебя — пропадает сразу Голос мой звонкий. Тотчас мой язык цепенеет; пламя Пробегает вдруг в ослабевших членах, Звон стоит в ушах, покрывает очи Мрак непроглядный. От безделья ты, мой Катулл, страдаешь, От безделья ты бесишься так сильно. От безделья царств и царей счастливых Много погибло.