С Иронии, презрительной звезды,К земле слетела семенем сирениИ зацвела, фатой своих куренийОбволокнув умершие пруды.Людские грезы, мысли и труды —Шатучие в земном удушье тени —Вдруг ожили в приливе дуновенийЦветов, заполонивших все сады.О, в этом запахе инопланетномЗачахнут в увяданье незаметномЗемная пошлость, глупость и грехи.Сирень с Иронии, внеся расстройствоВ жизнь, обнаружила благое свойство:Отнять у жизни запах чепухи…
1925
Игорь-Северянин
Он тем хорош, что он совсем не то,Что
думает о нем толпа пустая,Стихов принципиально не читая [65] ,Раз нет в них ананасов и авто.Фокстрот, кинематограф и лото —Вот, вот куда людская мчится стая!А между тем душа его простая,Как день весны. Но это знает кто?Благословляя мир, проклятье войнамОн шлет в стихе, признания достойном,Слегка скорбя, подчас слегка шутяНад вечно первенствующей планетой…Он — в каждой песне, им от сердца спетой, —Иронизирующее дитя.
65
Стихов принципиально не читая,//Раз нет в них ананасов и авто. — Иронически обыграны традиционные для поэзии раннего Северянина образы; так, один из его наиболее известных сборников назывался «Ананасы в шампанском» (М., 1915).
1926
Цветаева
Блондинка с папироскою, в зеленом,Беспочвенных безбожников божок,Гремит в стихах про волжский бережок,О в персиянку Разине влюбленном.Пред слушателем, мощью изумленным,То барабана дробный говорок,То друга дева, свой свершая срок,Сопернице вручает умиленной.То вдруг поэт, храня серьезный вид,Таким задорным вздором удивит,Что в даме — жар, и страха дрожь — во франте…Какие там «свершенья» ни верши,Мертвы стоячие часы души [66] ,Не числящиеся в ее таланте…
66
Мертвы стоячие часы души… — Имеется в виду цикл Цветаевой «Час души» (1923).
1926
Георгий Иванов
Во дни военно-школьничьих погонУже он был двуликим и двуличным:Большим льстецом и другом невеличным,Коварный паж и верный эпигон.Что значит бессердечному законЛюбви, пшютам несвойственный столичным,Кому в душе казался всеприличнымВоспетый класса третьего вагон.А если так — все ясно остальное.Перо же, на котором вдосталь гноя,Обмокнуто не в собственную кровь.И жаждет чувств чужих, как рыбарь — клева;Он выглядит «вполне под Гумилева»,Что попадает в глаз, минуя бровь…
Все у нее прелестно — даже «ну»Извозчичье, с чем несовместна прелесть…Нежданнее, чем листопад в апреле,Стих, в ней открывший жуткую жену…Серпом небрежности я не сожнуПосевов, что взошли на акварели…Смущают иронические трелиНасторожившуюся вышину.Прелестна дружба с жуткими котами [68] , —Что изредка к лицу неглупой даме, —Кому в самом раю разрешеноПрогуливаться запросто, в побывкуСвою в раю вносящей тонкий привкусОстрот, каких эдему не дано…
67
Г. Иванов начинал свою литературную деятельность как эгофутурист, в «лагере» Северянина, но вскоре покинул его и перешел в «Цех поэтов», что вызвало обиду Северянина, назвавшего даже Г. Иванова «иудой» в одном из стихотворений. Язвительный тон сонета объясняется также тем, что Г. Иванов представил Северянина в своих воспоминаниях почти в карикатурном виде (эти воспоминания вышли в 1928 г. отдельной книгой).
68
Прелестна дружба с жуткими котами… — намек на балладу Одоевцевой «Роберт Пентегью», в которой упоминается о девяти черных котах.
1926
Владимир Ильяшенко
Обратный венок полусонетов
Посвящается Г. В. Голохвастову
и Д. А. Магула
I. «Там смерть всевластно разлита…»
Там
смерть всевластно разлита,Где чаша поздняя допитаИ где не жаждут вновь уста.Где замыкается орбита —Обозначается черта,И беспредельна пустота,Где радость вешняя добита.
II. «Где радость вешняя добита…»
Где радость вешняя добита,Очей не радуют цветаСапфиров и александрита…Отважен стойкий шаг гоплита [69] ,Но под ударами хлыстаИ шаг раба и шаг скотаПолзет бессильно, как улита.
III. «Ползет бессильно, как улита…»
Ползет бессильно, как улита,За ночью день — одна чета:Так зерна падают из сита…А что была за остротаВ бескрайних грезах неофита!Как отблеск тусклого нефритаТеперь — последняя мечта.
69
Гоплиты — тяжеловооруженные пешие воины в Древней Греции (VI–IV вв. до н. э.).
IV. «Теперь последняя мечта…»
Теперь последняя мечтаТемнее тайн последних КритаИ беспросветна темнота.Верна догадка Гераклита:Никем извечная тщетаБыла еще не понята,Как ею жизнь была повита.
V. «Как ею жизнь была повита…»
Как ею жизнь была повита,Как безгранична суета,Знал Соломон, а Суламита,Любви бездумной простота,Пленялась блеском хризолитаИ нежной гладью малахита:Везде — такая красота!
VI. «Везде такая красота…»
Везде такая красота,Что старцы мудрые синклитаДвиженье Божьего перстаПровидят в трещине гранита:Закрыты к истине врата,Но краска с Божьего холстаВ моих полях была разлита!
VII. «В моих полях была разлита…»
В моих полях была разлитаИ благодать и пестротаТеплей отливов аксамита,Но яркость их теперь не та:Где жизнь, как полный день, отжитаИ где не разлита амрита,Там смерть всевластно разлита.
Обратный венок полусонетов. — Форма, «изобретенная» Ильяшенко (или Голохвастовым), даже поэты эпохи Возрождения таких венков не писали.
Магистрал
В моих полях была разлитаВезде такая красота…Как ею жизнь была повита!Теперь последняя мечтаПолзет бессильно, как улита:Где радость вешняя добита,Там смерть всевластно разлита.
15 апреля 1945
Рио-де-Жанейро
Малороссия
Даль степная неоглядна!На пригорке — ветряки,У речонки сохнут ряднаИ цветные рушники.Неказиста хаты дверца.С огородных сорван гряд,Вон стручков зеленых перцаПод кривой застрехой ряд.На дивчиноньке — намисто,Тяжелы в нем дукачи.Стол готов и прибран чисто:«Гречаныки у печи…»
Вышиванье
Черный индийский узор,Шорох шуршащего шелка.Тешит внимательный взорЧерный индийский узор.Как наяву до сих пор:Нитки, наперсток, иголка,Черный индийский узор,Шорох шуршащего шелка.