Антология советского детектива-11. Компиляция. Книги 1-11
Шрифт:
Вернувшись в редакцию, я узнал через справочную номер домашнего телефона Тариэла. Хотя я и звонил однажды Нате, номер позабылся.
— Алло! — услышал я ее голос.
— Здравствуй, Ната. Это Серго Бакурадзе.
— Серго? — удивилась она.
От волнения у меня пересохло в горле. А что я скажу, если Тариэл дома?
— Звоню по поручению редакции. Мы хотели взять интервью у твоего супруга о планах театра.
— Очень жаль, но час назад он улетел в Киев.
— Действительно очень жаль. Извини за беспокойство.
Я повесил трубку, не испытывая ничего. Я разом лишился всех ощущений.
—
— Пойдем-ка лучше выпьем кофе, — сказал я.
Был душный вечер. Гурам предложил подняться на Святую гору. Нина сразу согласилась в надежде развеять мое дурное настроение. Через час мы сидели на веранде ресторана «Мтацминда».
— Что ты теперь собираешься делать? — спросил Гурам.
Внизу, в котловане, словно громадная карта электрификации, раскинулся Тбилиси. Повыше, справа от нас, в черном воздухе повисла белая церковь Мамадавити. В церкви светилось одно окно.
Я смотрел на черную стену за балюстрадой и молчал.
— Что ты там увидел, Сережа? — спросила Нина.
— Черную стену, — ответил я.
— Не валяй дурака! Какая еще черная стена? Что ты хочешь этим сказать? — Гурам даже привстал.
Может быть, я и хотел что-то сказать, но не знал, что именно. В голове была путаница.
— Сережа, нельзя же так. — Нина положила свою руку на мою.
— Ладно. — Я улыбнулся ей. — Гурам, Эдвин не звонил?
— Звонил.
— Теперь ты знаешь, где он работает?
— Какое это имеет значение?
— Наверняка он тогда искал Шота, а Шота у него под носом ходил.
— Так что ты собираешься делать?
— Не знаю, еще не решил.
— Уехать бы тебе надо на время.
— Вы что, сговорились?
— Мы с Ниной об этом вообще не говорили. Нина может подтвердить.
— Я уеду, в Цхалтубо.
И тут в церкви ударили в колокол. Звон был неожиданным и тревожным. Нина вздрогнула. Колокольный звон судьбы… Где это я слышал или читал? Не мог вспомнить.
Мы ждали второго удара. Он не последовал.
— Ложная тревога, — сказал Гурам. — Священник напился и решил разбудить господа, чтобы поговорить с ним по душам. Но более трезвые коллеги не позволили нарушить покой всевышнего и…
— Гурам, перестань, — укорила его Нина.
Гурам смутился.
— Что с тобой? — спросил я Нину.
Она сама была смущена.
— Ничего. Извини, Гурам.
— Я хотел быть веселым, — сказал он.
— Давайте веселиться, — подхватила Нина. — Сережа, налей мне вина.
Веселья у нас не получалось.
— А я недавно была в церкви, — сказала Нина.
— Ты? Это еще зачем?
— Ставила свечку. Просила бога, чтобы он помог нам с пьесой.
У меня все оборвалось внутри. Что она испытывала, какие душевные муки ее терзали, если тайком ходила в церковь и за помощью обращалась к мифическому богу?! Я молча поднес ее руку к губам.
— Все будет хорошо, — еле слышно произнесла она.
Я очень сомневался в этом, но не возразил.
Мне опять снилась Нина на белом коне. Этот повторяющийся сон стал неотъемлемой частью моей жизни, и когда я не видел его или видел что-то другое, то просыпался с таким чувством, будто меня обманули.
Два часа я
приводил в порядок свою комнату. Рукописи пьесы, черновики, наброски были собраны и перевязаны бечевкой. Теперь они будут пылиться на шкафу. Протертая пишущая машинка, несмотря на старость, блестела черным лаком. Я положил ее в футляр. Щелкнул замок.Я оставил машинку в парикмахерской у Ашота, а в десять, когда Леван ушел на планерку, забрал и отвез в комиссионный магазин. Мне повезло. Какой-то рыжий мужчина в парусиновой куртке умолил меня продать ее немедленно, и мы на глазах приемщика совершили сделку. Рыжий радостно унес машинку. Точно так же вынес ее я из этого магазина четыре года назад. Я с грустью проводил машинку взглядом. Она терпеливо служила мне, стала продолжением моих пальцев, доверенной моих мыслей и чувств… Машинку поставили на тротуар. Подошел троллейбус. Машинку оторвали от земли, подняли по ступенькам. Сомкнулись двери, и троллейбус навсегда увез ее от меня…
Прежде чем подняться в отдел, я зашел к Ашоту.
— Постричь и помыть голову, — сказал я.
— И все бесплатно? — сказал Ашот.
— Все за деньги!
— Извини. Я не знал, что ты не в духе. Думал, перекинемся шутками, — сказал Ашот и принялся за работу. — Серго-джан, этого бедолагу Карло освободили?
— Пока нет.
— Почему, Серго-джан?
— Не знаю.
— Да-а! Осудить человека куда легче, чем оправдать.
Около зеркала висел отрывной календарь. Было второе августа. Со времени публикации очерка и откликов, выражавших общественное мнение, прошло достаточно времени, чтобы пересмотрели дело.
— Есть надежда, Серго-джан?
— Надежда всегда есть.
Поднявшись в отдел, я сказал Левану, что уезжаю на три недели.
— Куда? — удивился он. Амиран был в санатории, Мераб еще не возвратился. С моим отъездом всю работу в отделе пришлось бы выполнять Левану и Гарри.
— В Цхалтубо.
Леван о многом догадывался и не стал ни о чем спрашивать.
— Хорошо, езжайте.
Лишь позже он спросил:
— Что с пьесой?
Я коротко рассказал.
— Что вы собираетесь делать?
В который раз мне задавали этот вопрос за последние дни!
— Еще не знаю.
Мы были в отделе вдвоем. Гарри интервьюировал каких-то иностранцев в Обществе дружбы с зарубежными странами.
— Я тоже не знаю, что вам посоветовать. Все мы прошли через это и живем, как видите. — Он горько усмехнулся. — Живем. — Он подошел к окну, в которое ярко светило солнце, и задернул штору. — И вы будете жить…
Да, но как? Терзая себя и своих близких? Срывая злость неудачника на других? Мне не хотелось говорить об этом с Леваном, и я спросил:
— А что со статьей?
— Лежит в сейфе главного.
— Выходит, она не будет опубликована?
В письмах читатели просили напечатать подробности о Санадзе и его компании.
— Вы многого хотите.
— Да, наверно. Я всегда многого хотел.
Зазвонил телефон. Я взял трубку и услышал голос Дато.
— Как поживаешь, Серго?
— Твоими молитвами.
— В таком случае ты должен быть счастливейшим человеком. Я день и ночь молюсь…
Я перебил его.
— Извини, Дато, у меня полно дел. Завтра уезжаю в Цхалтубо. У тебя что-нибудь срочное?