Апельсиновый вереск. По ту сторону Ареморики

— Женщину, — хрипло произнес Король Падших с мрачной усмешкой. Он посмотрел на Аврелию в упор, отчего ее собственная улыбка увяла, — что стоит передо мной, я не знаю. Но ее тело мне знакомо.

Аврелия дернула копье на себя. Кровь уже застилала весь пол, касаясь их ног. Цветы утонули в ней. Авалона увидела в крови свое уродливое отражение и содрогнулась.

— Ублюдок, — выплюнула хьенд. — Двадцать лет назад ты использовал меня, а потом оставил в лесной глуши одну!

— Я предупреждал, — тихо рассмеялся он, — сделка есть сделка. Ты ведь ничего не потребовала взамен.

— Сделка? — прошипела она, — Ты соблазнил меня, увлек в свое королевство. Показал вечно цветущие сады, самую прекрасную в мире пищу, волшебство. А потом воспользовался мной! Я была наивна и глупа…

— Ты была наивна и глупа, — подтвердил он, — легкая добыча. Обычная деревенская девчушка. Спасибо, — внезапно сказал он, — что была моим развлечением. Это забавная игра - давать наивным людишкам надежды.

И тогда Аврелия закричала. В этом крике слилась удушающая боль, слезы, на которые она не была способна, жгучая ненависть. Она сорвалась с места, занося копье. Хьенд целилась в сердце, а Король Падших наблюдал за ней и криво улыбался.

— Нет, — выдохнула Авалона и бросилась на перехват. Вот только она не успела.

В тюремную камеру, словно ураганный вихрь, ворвался Хагалаз. Одной рукой он остановил копье, кончик которого уже пронзил грудь фейри, другой перехватил Аврелию за стальную кирасу, оттаскивая подальше от пленного. Женщина брыкалась, царапалась и пыталась вырваться.

— Отпусти! — кричала она, — Я должна убить его! Он заплатит…

— Успокойтесь, хьенд, — холодно произнес Хагалаз, усиливая хватку, — не в вашей компетенции карать пленных.

Но Аврелия будто бы ничего не слышала. Она смотрела только на Элфи.

— Клянусь богами, я превращу твою жизнь в сплошную агонию, — ее голос стал ниже, — также как и ты превратил мою.

Хагалаз потащил ее к выходу, кинув Авалоне ключ от камеры. Хэлла с легкостью поймала его, последний раз взглянула на веселящегося альва и вышла, заперев за собой дверь.

Только в подвале темницы Хагалаз отпустил ее. Он был зол не меньше Аврелии. Стоя за его спиной, Авалона ощущала исходящую от него ярость. Камера с раненым и закованным в кандалы альвом показалась ей более привлекательным местом, чем здесь, между двух вспыхнувших огней.

— Зачем ты это сделал? — медленно, выделяя каждое слово, спросила Аврелия. Она начала понемногу приходить в себя, но глаза все еще зло сверкали.

— Могла бы и поблагодарить, — негромко сказал он, — я спас тебя от отстранения. Или ты думала, что можешь просто так убить важного империи пленника и тебе за это ничего не будет? Пора возвращаться в реальный мир, Аврелия. Тебе тридцать с лишним, а ты ведешь себя так же безрассудно, как подросток.

— Вот от кого я не стану слушать советы, так это от тебя! — взбеленилась хэлла, — Хочешь читать нотации? У тебя есть ученица, а меня оставь в покое!

Она развернулась и, гремя доспехами, покинул подвал.

Послышался тяжелый вздох.

— Я… пойду, пожалуй, — Авалона начала продвигаться вдоль стены аккуратными шажками.

— Стоять.

Хьенд Кадоган положил руку на ее наплечник, останавливая. Авалона досадливо поморщилась, прекращая отступление.

— И как давно ты подчиняешься приказам Аврелии? — его хмурое лицо напоминало предгрозовые тучи.

— Что? — недоуменно спросила всадница.

— Я спросил, почему ты подчиняешься приказам Аврелии, если девятый отряд всадников, твой отряд, входит в мою личную армию? — заботливо повторил он.

Авалона сжалась. Она впервые об этом слышала. Дьерды обязаны подчиняться хьендам. Но о том, что она должна исполнять исключительно приказы Хагалаза, хэлла слышала впервые. Все произошло слишком быстро. До посвящения она не успела толком узнать о деталях своего нового статуса, а после ее сразу вызвала к себе Аврелия.

— Когда ты была нужна мне, — он отпустил ее, и девушка пошатнулась, потеряв опору, — тебя во дворце не оказалось. Ни к каким северным границам я тебя не отправлял. И более того, там хватает всадников и без вас, — в его голосе звучало предательское разочарование. Авалона вскинула голову, отчего несколько бусин, вплетенных в ее косы, выпали и прокатились по влажным плитам пола. Мужчина не смотрел на нее, его взгляд был направлен вперед. Лицо, как и всегда равнодушное, казалось усталым. Под глазами залегли морщины, а на лбу образовалась складка.

Грудь сдавило от боли. Глаза жгло, словно в них насыпали перца. Почему он так поступает? Сначала подозревает ее во всех грехах, потом неожиданно хвалит, а теперь разочаровывается. И это разочарование задевает больше всего. Она так боялась его услышать, но не прошло и нескольких дней, как ее главные страхи сбылись.

Судорожно выдохнув, Авалона поджала губы с такой силой, что они стали мертвенно бледны. Она не будет оправдываться перед ним. И его мнение для нее совсем ничего не значит.

Не значит!

— Можете оставить благодарности при себе. Мы всего лишь поймали одного из самых опасных фейри в Ареморике, — ядовито усмехнулась она.

— Опасных? — Хагалаз рассмеялся. — Альв, которого вы “поймали” бескрылый. В нем нет ни грамма волшебства.

Глаза Авалоны широко распахнулись.

— Не знала? — понимающе усмехнулся Хагалаз, — Да, в Часовых Городках вас этому не учат. Чтобы не теряли бдительность. Когда ты уже научишься сначала думать, а потом уже делать? — покачал головой мужчина. — До казни альва, можете остаться в Коэтре, но после буду ждать тебя и твой отряд во внутреннем дворе дворца. У меня для вас персональное поручение.

Авалона склонила голову, чувствуя себя круглой дурой. Хагалаз безразлично махнул рукой, оставляя ее в темнице в одиночестве. Закованный в доспехи мужчина удалялся, и Авалона старалась запомнить его таким. Решительным хьендом, жестоким, но справедливым учителем и равнодушным человеком, которому не все равно.

Хагалаз состоял из противоречий и таким она хотела навсегда запомнить его.

Маленькую комнатушку заливали предрассветные лучи, отчего она казалась не такой крошечной. Фонари под потолком потухли, а от свечи, догоревшей на узком подоконнике, исходил черный дым. Авалона сидела на коленях перед сундуком с тяжелой металлической крышкой и аккуратно складывала в него доспехи.

Переодевшись в удобные обтягивающие штаны и свободную рубашку, она затянула ремешки на кожаном корсете и одела пару удобных сапожек. Закрепила на перевязи ножны, обитые кожей, и повязала темно-зеленый плащ, накинув на голову капюшон.

Последней вещью, которую она достала из сундука, оказался рисунок на пожелтевшем пергаментном листе. На рисунке в полный рост был изображен мужчина, его короткие волосы отливали благородной сединой, а глаза цвета болотной тины смеялись. Он обнимал женщину с болезненно-бледным лицом, темными волосами чуть выше плеч и самой доброй на свете улыбкой. Изображение на пергаменте бледнело с каждым мгновением. Знак того, что ей следует поторопиться. Девушка бережно свернула лист, убирая его в увесистую котомку.