Апофеоз

Таким же образом я присоединил остальные детали. На сочленениях при креплении, например, налокотника, с нижней стороны из него выделялась вязкая субстанция, которая соединяла детали, и там, где должен был проходить сгиб, она становилась подобной мягкому материалу шорт.

Когда я, наконец, соединил все части и, стоя перед зеркалом, оценивал полученный результат, то почувствовал, как покров движется, плотнее охватывая меня, будто устраиваясь поудобнее, а в голове возник некий шум. Будь я менее опытным, я бы его и не заметил, но постоянное мысленное общение с Гильтом, да и прочее пережитое, позволило мне выделить его и даже попытаться внедриться, послушать. Понять я ничего не смог, это были очень рудиментарные эмоции, а вот то, что этот шум был лишь фоном какой-то энергетической настройки, попытки подключиться к моему мозгу, я разобрал, и взял этот поток, вернее даже мелкодисперсный дождь, идущий со всех сторон, под наблюдение и контроль. Я был уверен, что в случае чего могу создать импульс и оборвать этот контакт. И едва я об этом подумал, покров послал мне яркую картину, как все детали осыпаются с моего тела, — очевидно, то была демонстрация того, что именно произойдёт в таком случае. А значит, какое-никакое общение у нас уже наладилось.

Будто в подтверждение, доспехи стали менять цвет, становясь матово-чёрными. Наплечники хищно вытянулись, по краям налокотников проявился рельеф. Весь покров приобрёл своеобразные футуристические черты какого-то боевого скафандра из фантастики. Я был уверен, что никогда не видел ничего подобного, но в то же время чувствовал, что такие решения для дизайна покров каким-то образом вытянул из моей головы.

Я повертел рукой и подумал, как бы всё это выглядело в металле. Тут же поверхность из матовой сделалась блестящей, очень напоминающей воронёную сталь. Я захотел проверить, и, повинуясь моим мыслям, блестящая поверхность стала светлеть, приобретая зеркальный блеск полированного металла. Очень неплохое свойство, — похвалил я покров и, поймав в ответ тень некоего удовлетворения, позволил руке вернуться к тёмному окрасу.

Нацепив накидку, я попрыгал, поприседал и даже пару раз ударил себя ножом, пытаясь оценить прочность брони. Лезвие соскальзывало, а сами доспехи сидели на мне точно вторая кожа. Они казались практически невесомыми, немного сковывали движения, но ощущения были невероятные. «Нужно их протестировать», — подумал я и стал собираться.

Посох и гриморий в накидке, пристегнуть пояс с мечом, на ноги сапоги… эх, не хватает сабатонов и шлема… перчатки пока свои натяну, а потом нужно заказать какие-нибудь похожие на латные, только чтобы мелкой моторике не мешали…

— Говоря о шлеме и сапогах, — раздался в голове голос Мора, когда я уже собрался выходить из комнаты. — Ты теперь настоящий Неназываемый и уже получил часть снаряжения от Змер и Веслы. Но, как ты знаешь, нас было четверо. Хтон не может тебе ничего вручить, поэтому от него Весла передаст тебе сабатоны. А от меня ты получишь шлем. Перчатки же оригинальный Неназываемый создал сам, ибо для полноты комплекта в нём должна быть и частичка творчества владельца. К тому же ты Искусник… так что примени своё искусство, создай достойный артефакт! — мёртвый бог издевательски захохотал.

— Оригинальный Неназываемый? — уцепился я за слова Мора.

— Тот, кто послужил легендой до тебя, — я чувствовал ухмылку в его голосе. — Иди, опробуй доспехи, а потом загляни к алтарю, вручу тебе шлем.

Перед дверью меня уже ждал Гильт; я по привычке накинул на него Броню мага, и мы спустились вниз. Поднимающаяся из столовой Дафна, глядя на нас широко раскрытыми глазами, сообщила, что эльфы ждут за трапезой. Я улыбнулся ей и сказал, что сейчас подойду, но сперва направился на площадь. Можно, конечно, сразиться с Гильтом, но на площади должна была находиться Хельга с гвардейцами, и я чувствовал мысли дварфа о том, что сперва мне стоит попробовать с ними, чтобы идти от более лёгкого к сложному.

Бывшие крестьяне, как и предполагалось, нашлись на площади; они как раз занимались парными боями на мечах. Увидев, что я не прошёл мимо, Хельга подошла и поздоровалась. Я сообщил, что хотел бы опробовать доспехи, староста кивнула, остановила тренировку и объяснила своим бойцам, что от них требуется.

Коротко посоветовавшись между собой, гвардейцы решили, кто будет первым. Один из них подошёл ко мне и представился как Алдорт.

— Что ж, Алдорт, нападай, — подбодрил я его, доставая посох из накидки.

Изначально я планировал просто позволить гвардейцу ударить меня несколько раз, по возможности заблокировать несколько ударов руками или, если всё будет совсем печально, посохом. Ну и махнуть для вида в ответ, чтобы было похоже на спарринг. Однако меч Алдорта просвистел рядом уже два раза, когда я с удивлением понял, что он промахивается.

Сам того не осознавая, на одних инстинктах, я уворачивался, причём достаточно было мелкого шажка или наклона корпуса, чтобы удары проходили мимо. Пока я раздумывал над тем, как сознательно подставиться, — надо ведь заставить тело не двигаться и получить удар, — Алдорт раскрылся после очередного выпада, и я не смог удержаться, чтобы не огреть посохом по беззащитному корпусу.

Ударил я легонько, без замаха и сдерживаясь, однако результат опять превзошёл все ожидания: раздался глухой стук, и гвардеец отлетел в сторону; он едва удержался на ногах, выронил меч и схватился за бок. Полоска его жизни просела почти на треть. Бросив взгляд в системное окно и заметив там уведомление о прошедшем крите, я убрал посох и бросился к мужику, чтобы направить в него поток позитивной энергии. Видение жизни ясно показывало: без особых усилий я одним ударом переломал ему рёбра.

Мужика я подлечил, но Алдорт явно не горел желанием продолжать бой. Похлопав его по плечу и приказав отдыхать, я позвал к себе двух гвардейцев помоложе. Йост и Бартель, представились они и с опаской посмотрели на меня. Я не стал доставать посох и приказал им нападать.

В этот раз дело пошло лучше. Я уже не сдерживался и уворачивался от большинства ударов, поражаясь, насколько легко у меня это получается, но всё-таки мечи стучали иногда по доспехам. Если позволяла ситуация, я парировал удары предплечьем, а когда бойцы слишком уж раскрывались, бил их кулаком. И судя по тому, как кривились их лица, урон им проходил даже через кольчугу… но хотя бы сражаться они не бросали и полоски их жизней уменьшались совсем чуть-чуть.

Когда я понял, что бойцы вот-вот выдохнутся, я остановил бой, поблагодарил их, не забыв окатить волной позитивной энергии, и осмотрел доспехи. Ни царапины, и все полученные удары отскакивали от брони, я убедился в том, что не получил ни единого очка урона.

— Теперь моя очередь, — улыбнулась Хельга, встав напротив и поднимая щит. — Доставайте посох! Только сильно меня не калечьте, Владыка.

Я с уважением кивнул, отмечая её храбрость, и материализовал посох. Староста взяла свой копьё тем необычным хватом, который я уже видел, и самоотверженно ринулась в атаку. Колола она, как мне показалось, со скоростью швейной машинки, и тут уже я смог увернуться лишь от последнего удара из серии. Правда и уколов я не почувствовал, удары гвардейцев вроде были даже посолиднее.

Отвечал я по-прежнему сдержанно, Хельга парировала мои удары щитом, с которого всякий раз стекали тёмные сполохи; староста морщилась, но урона не получала. Я видел, что от некоторых моих выпадов она вполне могла увернуться, но, видно, боялась рисковать. А вот по мне она лупила от души. Постоянно меняя углы уколов, днвущка, казалось, искала уязвимые места на моих доспехах, часто попадала в сочленения, пыталась целиться в подмышку. Под конец она издала зычный крик и провела мощный выпад, и этот удар я даже почувствовал. Правда, при этом здорово раскрылась, и в ответ я мог легко поразить её одним, а то и двумя ударами, но не стал этого делать, а остановил бой и поблагодарил талантливую воительницу.