Апофеоз
Шрифт:
Я взмахнул крыльями, набирая высоту, ускорился и рухнул вниз, на лету доставая посох из накидки, чтобы приземлиться точно между аватарами. Так получилось, что в момент моего стремительного пикирования Саэлис столь успешно подрезала своим клинком ногу Веслы, что та припала на колено, и второй клинок светлой богини уже опускался прямо на её голову. Моё приземление отбросило Веслу назад, а выпад Саэлис я парировал посохом и тоже оттолкнул её в сторону.
Оба аватара представляли собой удручающее зрелище: доспехи изорваны настолько, что края металлических пластин изогнутыми зубьями торчали наружу, некоторые детали отвалились, и было удивительно, что они вообще ещё как-то держатся, кровь покрывала девушек с головы до ног. Саэлис, однако, держалась на ногах крепко,
— Как ты смеешь мешать нам, щенок?! — воскликнула Саэлис с ухмылкой. — Неужели ты думаешь справиться со мной? — она расхохоталась. — Или пытаешься спасти свою драную любовницу?
Она хотела сказать что-то ещё, но я указал на неё посохом и спокойно провозгласил:
— Саэлис, я вызываю тебя на суд вселенной!
В ту же секунду шум сражения пропал, из какой-то точки над нами раскинулся купол, отрезая от материального плана и выталкивая прочь всех лишних разумных, всё померкло, и тут же тьму расчертила стерильно белая поверхность под нашими ногами, ровная, словно скатерть. Стало светло, только за пределами полусферы царила абсолютная темнота, ставшая чёрной стеной, ограничивающей это подпространство.
— Занятная способность, — сказала Саэлис, оглядываясь по сторонам, — но не думаешь же ты, что…
Внезапно она замерла и выпрямилась, будто её что-то схватило, а у меня перед глазами выскочило окошко:
«Внимание! Тело подсудимой занимают два сохранившихся сознания. На поединок вызывается сознание, контролирующее эту бессмертную большую часть существования на Оминарисе. Второе сознание — душа, отделена от тела на время суда и в случае признания виновной будет изгнана из этой вселенной. Частица божественной сущности из вселенной более высокого порядка не может быть изгнана, вследствие чего в случае признания виновной она будет уничтожена».
Из застывшего тела аватара выпорхнула призрачная фигурка молодой девушки в простом белом сарафане. Эльфийка, о чём можно было догадаться по острым ушам, широко раскрыла глаза и успела бросить на меня печальный взгляд, прежде чем столкнулась и пролетела сквозь меня. Я хотел было повернуться, чтобы посмотреть, куда она денется дальше, но вдруг меня скрутило от мощного потока воспоминаний, бурной рекой ворвавшихся в мою голову.
Вся жизнь девушки пролетала перед моими глазами, заставляя переживать её с невероятной скоростью, не уменьшая при этом яркость ощущений. Она родилась в маленькой деревушке на берегу моря и очень любила маму, папу и своего брата, который был младше её всего на год.
Простая беззаботная жизнь закончилась, по меркам эльфов, очень быстро, не прошли ещё и 30 лет со дня её рождения — что по меркам людей соответствовало примерно 10 — 12-летнему возрасту, — как в море появился драккар с намалёванным кровью шипастым кругом и восьмью стрелами, исходящими из его центра.
Эльфы тщетно сопротивлялись бородатым людям в рогатых шлемах: их было меньше и противостоять организованному набегу они не смогли. Мать с отцом пытались увести детей к лесу, но были пойманы и зарублены на месте. А вот детишек варвары посчитали симпатичными и уволокли к себе для утех.
Ограбив деревню и изнасиловав пленных, причём не разбирая пола захваченных (похоже, для грубых варваров эльфийские юноши мало чем отличались от девушек), бандиты двинулись дальше, опустошая на своём пути все встречные поселения.
Вернувшись после набега, варвары выгрузили пленных в своём поселении, удобно спрятанном среди гор в неприметной бухте, и там им пришлось очень несладко: люди держали их за скот, постоянно били и унижали, а сломавшихся и просто недостаточно покорных приносили в жертву идолам в пещере неподалёку от поселения.
Она не сломалась и ради брата вытерпела всё… как и он ради неё. А когда драккар снова отправился в набег, они умудрились сбежать. Всё-таки родители научили их выживать в лесу и в горах, и молодым
эльфам удалось скрыться. Несколько месяцев они скитались по дикой местности, а потом вышли к городу.В их деревне чтили Лаэриш, все эльфы считали богиню плодородия своей матерью, и юная эльфийка решила обратиться в храм в этом городе, чтобы сообщить о поселении бандитов, надеясь, что убийц постигнет наказание. Однако колючие взгляды местных, которые брат с сестрой частенько ловили на себе, ясно предупреждали, что им стоило бы поостеречься… но она была ещё по сути наивным ребёнком и верила в богиню и справедливость её служителей.
Она нашла храм, и там их даже приняли и выслушали. Вот только не поверили… или не захотели поверить. Это был людской город, и к эльфам там относились, мягко говоря, предвзято. После эмоциональной реакции девушки на отказ в поиске убежища варваров, их обвинили в клевете на людей, призвали в свидетели богиню и, не получив ответа, посчитали это достаточным основанием, чтобы признать вину длинноухих оборванцев. После чего их заковали в кандалы и продали в рабство.
Последовали несколько лет жизни в неволе в этом городе. И пусть здесь люди были не так чудовищно жестоки, как разорившие их деревню варвары, издёвок и унижений хватало, они даже стали в чём-то изощрённее. Их хозяева менялись, её из-за красоты больше использовали как шлюху, брат чаще был слугой… хотя его тоже несколько раз отправляли на утеху к церковнику, оказавшемуся тем самым жрецом Лаэриш, обвинившим их когда-то во лжи.
И она держалась, ведь у неё никого не оставалось, кроме брата; и он тоже держался ради неё… правда, угасал с каждым годом. Сознавая, что брат вот-вот сломается, обуреваемая страхом и жгучей ненавистью, она искала выход. А тут ещё и новый хозяин решил разделить их, отправив караван с самыми послушными красотками в соседний город.
Понимая, что брат умрёт, стоит ей покинуть его, она стала действовать решительнее и быстрее: в ход шло всё, любые действия, какими бы они ни были аморальными, подлыми или неприятными. И у неё получилось — за день до выхода каравана рабы подняли восстание. Ей очень хотелось добраться до храма, но гарнизон отреагировал слишком быстро, солдатня безжалостно расправлялась с рабами, и пришлось сломя голову бежать из города.
Однако даже в лесу им не удалось скрыться — за ними послали ловчих с очень толковыми следопытами. Рабы разделились на отряды, пытались устраивать ловушки и засады, но жестоким преследователям всё было нипочём.
В отчаянии она повела оставшихся в горы. Им казалось, что они наконец-то оторвались от преследования, но люди снова и снова выходили на их след, безжалостно преследуя тающую день ото дня группу рабов… казалось, они готовы были гоняться за ними вечно.
Их оставалось всего восемь, обессилевших, разбитых и голодных. А преследователи были всё ближе. Она едва не сходила с ума от отчаяния и ненависти, ненависти к людям, к богам, к Лаэриш, что закрыла глаза на страдания своих детей… Едва передвигая ноги, она взмолилась к самой вселенной, хоть к кому-то, кто способен помочь ей спасти брата.
И услышала шёпот.
Глава 27
Шёпот повёл её, а остальные пошли следом. Шёпот привёл в пещеру. Маленькую пещеру, в которую им пришлось протискиваться по узкому ходу меж камней. Когда они забрались в неё, своды пещеры озарил гнилостный свет от нарисованного на стене круга. Того самого круга с восьмью стрелами, который она уже видела на парусе драккара, принёсшего смерть в её дом.
Но ей было всё равно, ведь шёпот обещал силу, обещал власть, обещал месть… вот только ему нужна была жертва. И она скинула с себя изодранные остатки одежды и поманила к себе одного их своих спутников, которому, как она знала, она всегда нравилась. Когда же он повалил её на один из четырёх плоских камней перед рисунком, она нащупала рукоять ножа, удобно лежавшего рядом и будто прыгнувшего ей в ладонь, стоило только протянуть руку, а потом вонзила его в спину закатившего глаза от удовольствия мужчины, первым же ударом пронзив его сердце.