Арабская поэзия средних веков
Шрифт:
* * *
Как в это утро от меня ты, Лейла, далека! В измученной груди – любовь, в больной душе – тоска! Я плачу, не могу уснуть, я звездам счет веду, А сердце бедное дрожит в пылающем бреду. Я гибну от любви к тебе, блуясдаю, как слепой, Душа с отчаяньем дружна, а веко – со слезой. Как полночь, слез моих поток не кончится вовек, Меня сжигает страсть, а дояздь струится из-под век. Я в одиночестве горю, тоскую и терплю. Я понял: встречи не дождусь, хотя я так люблю! Но сколько я могу терпеть? От горя и огня, От одиночества спаси безумного меня! Кто утешенье принесет горящему в огне? Кто будет бодрствовать со мной, когда весь мир – во сне? Иль образ твой примчится вдруг – усну я на часок: И призрак может счастье дать тому, кто одинок! Всегда нова моя печаль, всегда нова любовь: О, умереть бы, чтоб со мной исчезла эта новь! Но помни, я еще живу и, кажется, дышу, И время смерти подошло, и смерти я прошу. * * *
Вечером
* * *
О, если бы Лейла мой пламень в груди погасила! Слезами его не залью, и судьба мне постыла, И лишь ветерок из ее стороны заповедной Приносит порой утешенье душе моей бедной - Душе, где не зажили раны смятенья и страсти, Хотя и считают иные, что тверд я в несчастьи. Влечет меня в Йемен любовь, а блуждаю по Неджду, Сегодня я чувствую горе, а завтра – надежду. Да будет дождями желанными Неджд осчастливлен, Аллах да подарит ему жизнедательный ливень! Мы в Неджд на проворных верблюдах приехали рано, Приятным приютом он стал для всего каравана. Забуду ли женщин с пылающей негой во взоре, Забуду ли нам сотворенных на радость и горе! Когда они в сумерках ярким сверкали нарядом, Они убивали нас быстрым, обдуманным взглядом… И сильных верблюдов мне вспомнились длинные шеи, Дорога в степи, что была всех дорог мне милее, И там, в паланкине,- далекая ныне подруга, За пологом косы свои заплетавшая туго. От гребня ее, от кудрей с их волною живою То розами пахло, то амброй, то свежей травою… * * *
Ты заплакал, когда услыхал, как воркует голубка,- Извиненья ннкто не нашел для такого поступка. А голубка звала перепелку при солнце горячем, И на стоны ее ты ответствовал стоном и плачем. Та голубка на ветке, склоненной над влагой речною, Говорила об утре, наполненном голубизною, Будто время забыто,- без смысла те дни промелькнули,- Что я в Гейле и в Джизе провел и в тенистом Тауле… Друг сказал мне, увидев, что двинулось в путь мое племя: «Собирайся и ты,- иль еще не пришло твое времж» Но хотя я и проклял в отчаянье давнем судьбину, Я на что-то надеюсь и Лейлы края не покину. * * *
Что такое страсть? А вот что: если на длину копья Сердце к угольям приблизить,- сразу их сожжет оно! Газве это справедливо: как безумный я влюблен, А твоя любовь – ни уксус и ни сладкое вино. Если я и околдован, пусть с меня не снимут чар. От недуга нет спасеньж Так и быть, мне все равно! * * *
Если скрылась луна – вспыхни там, где она отблистала. Стань свечением солнечным, если заря запоздала. Ты владеешь, как солнце, живительной силой чудесной, Только солнце, как ты, нам не дарит улыбки прелестной. Ты, подобно луне, красотою сверкаешь высокой, Но незряча луна, не сравнится с тобой, черноокой. Засияет луна,- ты при ней засияешь нежнее, Ибо нет у луны черных кос и пленительной шеи. Светит солнце желанпое близкой земле и далекой, Но светлей твои очи, подернутые поволокой. Солнцу ль спорить с тобою, когда ты глазами поводишь И когда ты на лань в обаятельном страхе походишь? Улыбается Лейла – как чудно уста обнажили Ряд зубов, что белей жемчугов и проспувшихся лилий! До чего же изнежено тело подруги, о боже: Проползет ли по ней муравей – след оставит на коже! О, как мелки шаги, как слабеет она при движенье, Чуть немного пройдет – остановится в изнеможенье! Как лоза, она гнется, при этом чаруя улыбкой,- И боишься: а вдруг переломится стан ее гибкий? Вот газель на лугу с газеленком пасется в веселье,- Милой Лейлы моей не счастливей ли дети газельи? Их приют на земле, где цветут благодатные вёсны, Из густых облаков посылая свой дождь плодоносный… На верблюдицах сильных мы поздно достигли стоянки, Но, увы, от стоянки увидели только останки. По развалинам утренний дождь громыхал беспрерывный, А когда он замолк, зашумели вечерние ливни. И на луг прилетел ветерок от нее долгожданный, И, познав ее свет, увлажнились росою тюльпаны, И ушел по траве тихий вечер неспешной стопою, И цветы свои черные ночь подняла пред собою. * * *
Отправляется в путь рано утром все племя, Расстаются друзья – и на долгое время. Начинается перекочевка степная, Разлучая соседей и боль причиняя. У разлуки, чтоб мучить людей, есть искусство - Замутит она самое чистое чувство. «Меж Наджраном и Битей,- сказал мне влюбленный, Есть дождем орошенный приют потаенный». Неужели утрачу я благоразумье? С сединой на висках вновь познаю безумье? Был
я скромен и женщин стеснялся, покуда, Лейла, ты предо мной не предстала, как чудо. Жаждут женщины крови мужчин: ради мщенья Или это – их месячные очищенья? Говорят: «Среди нас избери ты подругу, А от Лейлы лекарства не будет недугу». Не понять им, что только ее мне и надо, Что погасну я скоро без милого взгляда. * * *
Куропаток летела беспечная стая, И взмолился я к ним, состраданья желая: «Мне из вас кто-нибудь не одолжит ли крылья, Чтобы к Лейле взлететь,- от меня ее скрыли». Куропатки, усевшись на ветке араки, Мне сказали: «Спасем, не погибнешь во мраке». Но погибнет, как я,- ей заря не забрезжит,- Если крылья своп куропатка обрежет! Кто подруге письмо принесет, кто заслужит Благодарность, что вечно с влюбленностью дружит Так я мучим огнем и безумием страсти, Что хочу лишь от бога увидеть участье. Разве мог я стерпеть, что все беды приспели, И что Лейла с другим уезжает отселе? Но хотя я не умер еще от кручины, Тяжко плачет душа моя, жаждет кончины. Если родичи Лейлы за трапезой вместе Соберутся,- хотят моей смерти и мести. Это копья сейчас надо мной заблистали Иль горят головни из пронзающей стали? Блещут синие вестники смерти – булаты, Свищут стрелы, и яростью луки объяты: Как натянут их – звон раздается тревожно, Их возможно согнуть, а сломать – невозможно. На верблюдах – погоня за мной средь безводья. Истираются седла, и рвутся поводья… Мне сказала подруга: «Боюсь на чужбине Умереть без тебя». Но боюсь я, что ныне Сам сгорю я от этого страха любимой! Как поможет мне Лейла в беде нестерпимой? Вы спросите ее: даст ли пленнику волю? Исцелит ли она изнуренного болью? Приютит ли того, кто гоним отовсюду? Ну а я-то ей верным защитником буду!… Сердце, полное горя, сильнее тоскует, Если слышу, как утром голубка воркует. Мне сочувствуя, томно и сладостно стонет, Но тоску мою песня ее не прогонит… Но потом, чтоб утешить меня, все голубки Так запели, как будто хрустальные кубки Нежно, весело передавали друг другу - Там, где льется вода по широкому лугу, Где верховья реки, где высокие травы, Где густые деревья и птичьи забавы, Где газели резвятся на светлой поляне, Где, людей не пугаясь, проносятся лани. * * *
Черный ворон разлуки, угрюмый и неумолимый, Ты и сам заслужил тяжкой боли вдали от любимой! Объясни мне, о чем ты кричишь, опускаясь на поле? Разъясни мне, что значит твой крик на заоблачной воле? Если правда – твои прорицанья, о вестник страданий, Да сломаешь ты крылья свои, задыхаясь в буране, Да изгоем ты станешь, как я, притесненьем разбитый, Да в беде не найдешь ты, как я, ни друзей, ни защиты! * * *
За ту отдам я душу, кого покину вскоре, За ту, кого я помню и в радости и в горе, За ту, кому велели, чтобы со мной рассталась, За ту, кто, убоявшись, ко мне забыла жалость. Из-за нее мне стали тесны степные дали, Из-за нее противны все близкие мне стали. Из-за нее возжаждал я дружбы супостата И тех возненавидел, кого любил когда-то. Уйти мне иль стремиться к ее жилью всечасно, Где страсть ее бессильна, а злость врагов опасна? О, как любви господство я свергну, как разрушу Единственное счастье, возвысившее душу! Любовь дает мне силы, я связан с ней одною, И если я скончаюсь, любовь умрет со мною. Ткань скромности, казалось, мне сердце облекала, Но вдруг любовь пробилась сквозь это покрывало. Стеснителен я, буйства своих страстей мне стыдно, Врагов мне видно много, зато ее не видно. * * *
Ты видишь, как разлука высекла, подняв свое кресало, В моей груди огонь отчаянья, чтоб сердце запылало. Судьба решила, чтоб немедленно расстались мы с тобою,- А где любовь такая сыщется, чтоб спорила с судьбою? Должна ты запастись терпением: судьба и камни ранит, И с прахом кряжи гор сровняются, когда беда нагрянет. Дождем недаром плачет облако, судьбы услышав грозы; Его своим печальным спутником мои избрали слезы! Клянусь, тебя не позабуду я, пока восточный ветер Несет прохладу мне и голуби воркуют на рассвете, Пока мне куропатки горные дарят слова ночные, Пока – зари багряной вестники – кричат ослы степные, Пока на небе звезды мирные справляют новоселье, Пока голубка стонет юная в нарядном ожерелье, Пока для мира солнце доброе восходит на востоке, Пока шумят ключей живительных и родников истоки, Пока на землю опускается полночный мрак угрюмый, - Пребудешь ты моим дыханием, желанием и думой! Пока детей родят верблюдицы, пока проворны кони, Пока морские волны пенятся на необъятном лоне, Пока несут на седлах всадников верблюдицы в пустыне, Пока изгнанники о родине мечтают на чужбине,- Тебя, подруга, не забуду я, хоть места нет надежде… А ты-то обо мне тоскуешь ли и думаешь, как прежде? Рыдает голубь о возлюбленной, но обретет другую. Так почему же я так мучаюсь, так о тебе тоскую? Тебя, о Лейла, не забуду я, пока кружусь в скитанье, Пока в пустыне блещет марева обманное блистанье. Какую принесет бессонницу мне ночь в безлюдном поле, Пока заря не вспыхнет новая для новой, трудной боли? Безжалостной судьбою загнанный, такой скачу тропою, Где не найду я утешения, а конь мой – водопоя.
Поделиться с друзьями: