Арена
Шрифт:
Тоном отца, объясняющего малышу, почему солнышко всходит и заходит, он продолжил:
— Ваша планета стала предметом Спора в… по вашему летоисчислению — в 1887 году. Спор выиграли далатиане, одна из рас, присоединившихся к Ассамблее относительно недавно. Было подано… э-э… если мне не изменяет память, четыре заявки. Применительно к планете, имеющей разумную жизнь, — удивительно мало. Предмет Спора — исключительные права на… простите, я пользуюсь вашей терминологией, в общем, на негласную эксплуатацию планеты с целью получения определенного дохода. Я точно не знаю, когда истекает срок действия полученных прав. Обычно такие лицензии выдаются на короткое время. От ста до двухсот ваших лет. Примерно за 10 стандартных… то есть чуть более 15 ваших суток до окончания срока полномочий
— И чем же занимаются далатиане на Земле? — спросил Борис, недобро прищурившись. На скулах его заиграли желваки.
— Ах, перестаньте изображать возмущение, — отмахнулся Дан. — Можно подумать, есть принципиальная разница в том, кто на самом деле стоит у руля ваших государств. Я не знаю, чем именно занимаются далатиане, мне известно одно — они не нарушают те законы, за исполнением которых я обязан следить. И потом, может быть, благодаря им вы сейчас имеете то, что имеете. Уровень развития… Еще лет сто-двести — и вы, возможно, получите право вступить в Ассамблею.
— А что они имеют с этого?
Лигов отвел глаза. Было совершенно очевидно, что говорить ему не хочется.
— Не знаю…
Внезапно в кармане у Петра запищал мобильник. Он поднес трубу к уху, выслушал короткое сообщение, нахмурился.
— Борис, тут есть телевизор? — спросил он.
— Есть конечно.
— Мне посоветовали его включить. — В голосе Петра звучали нотки растерянности. — И еще приказали вырубить мобилу. Навсегда.
— Ладно… Давай посмотрим.
Старенький, видавший виды «Фунай» стоял в соседнем помещении, служившем хозяину дачи спальней. По всей видимости, тот был большим любителем смотреть телевизор лежа. На комнатной антенне телевизор работал неважно, но, несмотря на рябь, слышимость была отличной.
— … Милиция просит помочь… — вещала с экрана молоденькая дикторша, поминутно поправляя очки. Голос ее дрожал от волнения — то ли искреннего, то ли профессионально наигранного. — Разыскивается группа особо опасных преступников. К сегодняшнему дню на их счету более тридцати жизней. Сейчас вы видите на экране их фотографии…
Почему-то Саша совсем не удивился, узрев на экране свой портрет. Не какой-нибудь там уродский фоторобот, а нормальную фотографию. Он даже знал, откуда она — со средней полки шкафа, где лежали пачками снимки, которые никак не доходили руки разложить по альбомам. Его фотографировала Леночка — редчайший случай, когда ее «творение» оказалось очень даже приличным.
«Трошин Александр Игоревич. Разыскивается за многочисленные убийства, в том числе иностранцев и женщин. Вооружен. Приметы…»
Фотография на экране сменилась.
«Угрюмов Михаил Алексеевич, бывший сотрудник МВД, обвиняется в убийствах, вооруженных нападениях, в том числе с целью захвата автотранспорта…»
Следующий кадр.
«Данилов Петр Григорьевич, руководитель детективного агентства „Видок“. Разыскивается за убийство…»
Один снимок сменял другой. Здесь были они все — кроме, разумеется, Лигова. Даже Игорь-длинный, следы которого никак не отыскивались. Даже Ниночка, которой инкриминировались какие-то совершенно дикие деяния — типа распространения наркотиков… А девушка говорила и говорила дрожащим голосом, перечисляя все новые и новые злодеяния, совершенные группой, которую сейчас разыскивали все сотрудники милиции Москвы, спешно поднятые по тревоге.
Убийство, террористический акт с применением взрывчатых и отравляющих веществ, снова убийство… Два дня назад перечисленные лица совершили поджог школы №… В дыму погибло трое детей… Вчера ими же убиты трое сотрудников ГИБДД, пытавшихся проверить у подозреваемых документы. Четвертый спасся чудом и в настоящее время находится в больнице с тяжелыми ранениями. Попытка угона боевого вертолета с военной базы — шестеро погибших солдат срочной службы, два офицера, поврежденный вертолет брошен… Заживо сожженный в собственной квартире подельник — некий Игорь Басов — видимо, он попытался возражать против приказов Трошина — главаря банды… Убийство депутата Филимонова, расстрелянного из автомата прямо посреди улицы. От пуль
погибли также трое прохожих, в том числе беременная женщина, семь человек доставлены в Склиф… Взрыв автомобиля, начиненного тротилом, у отделения милиции №… Двое милиционеров погибли, пострадали более десяти находившихся неподалеку граждан, в нескольких домах выбиты все стекла…— Интересно, что еще на нас повесят? — флегматично поинтересовался Борис, ковыряя в зубах деревянной зубочисткой. — Ишь, как круто взялись.
На экране появился массивный насупленный полковник Бурый. Он восседал за огромным столом, заваленном бумагами. Поминутно трезвонившие телефоны заставляли его, буркнув извинения, прерывать интервью, но каждый раз, бросив в трубку пару коротких, красиво и мужественно звучащих фраз, он снова возвращался к беседе с невидимым журналистом:
— … Угрюмов сразу показался мне скользким… У нас имелась информация о взяточничестве, о злоупотреблении служебным положением. Однако мы не успели подобрать доказательную базу… В этом, безусловно, наше упущение. Работа велась в плановом порядке, но все же недостаточно оперативно. И каждый из нас готов понести за это наказание. Однако сейчас делается все, чтобы задержать преступника…
— Имеется информация, что вместе с Угрюмовым в составе банды Трошина находится и еще один ваш сотрудник, это так? — не отставал журналист.
— Мне горько признавать это. — Бурый скорчил мину, которая должна была олицетворять собой вселенскую скорбь, но больше походила на гримасу от зубной боли. — Действительно так. Капитан Геннадий Одинцов подозревается в продаже оружия чеченским боевикам…
Бурый еще несколько минут талдычил, насколько опасны вооруженные бандиты… приняты все меры, чтобы задержать… привлечь… воздать… Ну и так далее. Попутно прозрачно намекал на какие-то давние истории, оглашать которые не имеет права в интересах следствия, — там прослеживается почерк мятежного старлея и его дружка-капитана. Речь полковника была довольно невнятной, не раз перемежалась матом, якобы демонстрирующим всю глубину чувств полковника, и содержала такое количество неувязок и нестыковок, что и у Михаила этот фарс вызвал улыбку.
Борис совершенно спокойно переключил телевизор на другой канал — там ту же новость подавали другие журналисты, сохраняя общую направленность. В Москве официально действует план «Перехват», все сотрудники милиции переведены на усиленный вариант несения службы, улицы патрулируют дополнительные наряды. Граждан призывали ни в коем случае не оказывать вооруженным преступникам сопротивления, при этом делался прозрачный намек на то, что свидетелей озверевший Трошин и компания все равно, как правило, не оставляют.
— Это произошло прямо у меня на глазах, — плакала в камеру пожилая женщина, в которой Саша с удивлением узнал соседку Стаса по лестничной площадке. — Я услышала шаги на лестнице, думала, что пришла Таня — это моя внучка… Глянула в глазок — и увидела… — Она зарыдала в голос, очень натурально.
Из ее сбивчивого, перемежаемого всхлипами и соплями рассказа следовало, что дверь Трошину, коего Анна Семеновна, безусловно, сразу узнала, поскольку он посещал ее соседа Стасика довольно часто, открыл как раз сам Стасик, а потом на лестничную площадку вышла и Наташенька, жена его. Они о чем-то несколько минут спорили — она слов почти не расслышала, но там было что-то про пластит и про ментов… А потом Трошин вдруг выстрелил в Стасика, и Стасик упал… А Наташенька завизжала, Трошин ее ударил, а когда она упала, то выстрелил в нее, лежащую, два раза… А потом пришли еще двое — она их не знает, но по фотографиям опознала — и куда-то Стасика и Наташу унесли…
На этой душещипательной сцене старушка разрыдалась, окончательно утратив способность связно говорить.
— Интересно, — глубокомысленно заметил Борис. — Тут у них немного того… концы с концами не сходятся. Стаса убили уже, почитай, больше недели тому как… А по их рассказу получается, что вчера вечером. Насколько я помню, Сашка как раз был в полной отключке. Забавно, забавно…
— Это что ж, мы за сутки столько натворили? — усмехнулся Трошин. — Школу взорвали, райотдел, Стаса замочили… Что там еще?