Argumentum ad hominem

Петер подвигал руками, словно подтверждая, что не сможет освободиться, и посмотрел на меня. Без каких-либо чувств, как обычно, только выглядело все это непривычно жутковато. Но раз уж начали, останавливаться не будем. Да и поздно. Потому что прежними мы после сегодняшнего уже вряд ли сможем стать. Даже рыцарь, перед которым мне нереально стыдно. И реально — тоже.

— Начнем?

Лео сглотнул. Белобрысый просто прикрыл глаза. А я…

Запела.

Сканирование пространства не требует особых навыков. Даже наоборот, это почти первое и самое простое, что учатся делать песенницы. Потому что именно этим ощущением тебя накрывает сразу же, как только дар достигает нужной спелости. Кажется, что кокон тела трескается, и то, что в нем томилось, сквозь тысячи, а может, и миллионы крохотных отверстий начинает познавать мир.

Поначалу это очень страшно, вот так отпускать свою суть, потому что думаешь: не вернется домой. Уйдет в безграничье и безвременье навсегда, а ты останешься, куцая, обгрызенная, недоделанная.

Причем, страшно не только в первый раз, но и во второй тоже. А в третий так вообще ужас ужасный настает. И если рядом не окажется умелых наставников, можно уехать крышей, только не наружу, а внутрь.

В какой-то момент, конечно, привыкаешь. Сперва к тому, что это твой личный прибой, в котором ты — море. Потом к ощущениям, которые призрачными водорослями, рыбками и обломками кораблей приносит к тебе твоя же песня. Это больше зрения и круче любой виртуальной реальности. Ещё одно измерение мира. В котором, правда, из одушевленных отражаются только те объекты, которые на это согласны.

Вот и сейчас, залив комнату песней, я поначалу не услышала эхо рыцаря. Но если для меня это уже было вполне обыденным нюансом, то Лео, вступивший следом за мной, заметно напрягся. Пришлось даже тронуть его за плечо, успокаивая: мол, не волнуйся, все будет пучком.

Хотя, когда в дотошно ощупанной среде субмариной всплывает новый объект, это все-таки дергает не по-детски. И я непременно сделаю белобрысому внушение на сей счет. Потому что нехорошо пугать старых больных людей такими хищными обводами и вообще. Но было красиво, да. Минуту, может, две. А потом случилось то, что заставило бы меня ожесточенно тереть глаза, если бы я видела это именно глазами.

Полностью проявившись в песенном поле, Петер позволил волнам несколько раз отразиться, причем, каждый раз — с новой силой, будто раскачивал качели. Чтобы, когда они наберут определенную скорость, вдруг из неприступной глыбы превратиться во взвесь песка и пропустить песню насквозь.

Но даже не это было самым удивительным, хотя и явно прибавило седых волос не мне одной. На обратном ходе волна, вернувшаяся домой, принесла с собой его тень. Тень рыцаря. Со всеми ощущениями, которые испытывало его тело. И на мгновение мы стали единым целым. То есть, стала я, почти утонув в этом потоке.

Глотнула.

Захлебнулась.

Откашлялась.

И все вернулось на свои места, оставив о себе очень странную память и ещё более странный опыт. Слишком большой, чтобы можно было его осмыслить, понять и принять. По крайней мере, в сжатые сроки. Но там, где я всего лишь задумалась, Лео…

Не знаю, что именно испытал он, столкнувшись с фантомом. Наверное, то же, что и я. Только это вызвало к жизни не размышления, а действия.

Я почувствовала это сразу же, когда его песня, уже не рассеянная, а сосредоточенная для удара, прорезала моё поле. И ринулась следом, даже не вспоминая предупреждений о том, что два резонанса сразу человеческий организм просто не…

Внутри все было по-прежнему. И пропасть, дно которой терялось в клочьях тумана. И бескрайнее небо, такое же светлое, как взгляд рыцаря. Рыцаря, который сидел на краю своего утеса и спокойно ждал, что случится дальше.

Я-то знала. Для себя. Я уже парила однажды в этом небе, потому крылья распахнулись сами собой, счастливо и просторно. Но не Лео.

Наверное, он никогда ещё не бывал так свободен, тем более, оперируя песней с человеком. Потому что в обычных случаях это больше похоже на осторожное карабканье по извилистому лабиринту, ощетинившемуся шипами. Только со временем и помощью ряда лекарственных средств можно добиться хоть сколько-нибудь прохожей тропы для себя. Но вот так, пробить стену и оказаться в абсолютно безбрежном мире…

Хотя, он ведь ничего не пробивал. Его пустили, как и меня. Даже не пригласили войти, а распахнули дверь настежь. Перед самым носом. Наверное, именно это и подвело: небольшая задержка могла бы дать время, помочь подготовиться, что ли. Да просто слегка притормозила бы, позволяя осмотреться, прежде чем.

У него не было ни секунды. И крылья не успели раскрыться. А я, с высоты своего полета, могла лишь видеть, как он падает. Прямо в клубящийся туман. Все ниже и ниже. Все быстрее и быстрее.

Я вряд ли смогла бы его догнать. А догнав, понятия не имела бы, что мне делать. Но все равно сложила крылья и упала следом. Успев пролететь не больше половины пути, потому что меня схватили за шкирку, как котенка, и вернули с небес на землю. На другую сторону пропасти, откуда едва можно было различить, как рыцарь дернул плечами и соскользнул вниз.

Это были самые долгие секунды ожидания в моей жизни. Закончившиеся просто и безыскусно: сначала из тумана к моим ногам вышвырнуло Лео, а потом вон выставили нас обоих. Со всеми нашими песнями, ожиданиями и обещаниями.

Но все равно, даже несмотря на осечку, он должен был понять, что это слишком хорошо, чтобы…

Я повернулась, чтобы посмотреть на Лео, и раньше всего остального увидела пистолет. Большой, железный и такой же лишенный чувств, как взгляд мистера Портера.

— Так не должно быть.

Он ещё и сам с собой разговаривать начал? Дело совсем плохо. Конечно, не особенно приятно получать щелчок по носу, но сразу хвататься за оружие?

— Это слишком опасно.

Да, он испугался. Я тоже чуть было не струсила. Только повод ли это для…

— Просто чудовищно.

Нет. Ну нет же. Опять завел любимую шарманку. И зачем, спрашивается, я столько времени перед ним распиналась? Зачем уговаривала? Зачем чувствовала себя дурой, а теперь ещё и предательницей?

— Это нельзя изучить и понять. Только пресечь.

Он ведь с самого начала был на это настроен. Нацелен. Задержался в машине, именно чтобы взять эту гадость.

Он мне не поверил. Ни до конца, ни даже чуть-чуть. Так почему я все ещё верю в него?

— Лео.

Как обычно нагнетают обстановку в медицинских сериалах? Ну да, криками типа: «Мы его теряем!» Так вот, мне впору уже даже не вопить, а выть сиреной. И вовсе не той, что из мифов, а пожарной. Но любой крик сделает только хуже.

Надо найти другой выход.

Надо хотя бы пойти.

Навстречу.

— Ты не будешь этого делать.

Пока я нахожусь на линии огня, уж точно нет. Главное, не останавливаться и не сворачивать. До самого конца. До прикосновения к руке, подрагивающей от тяжести то ли оружия, то ли решения.

— Дарли, пожалуйста, не…

— Именно, что не. Не сейчас. Не сегодня. Вообще никогда.

Это так по-мужски, разрушать. Странно сознавать, что мужчины вообще умеют делать что-то помимо руин и обломков. Например, жениться и растить детей.