Argumentum ad hominem

Сразу же выяснилось, что школами обучения мы почти не сходимся, зато есть, чем друг друга удивить. Даже в этом неожиданном, но таком странно естественном бою теней. Куда уж там даже самому лучшему тренажеру! И не нужно никаких технических приблуд, только умелая сонга, азартный противник да тихое место, где вам никто не…

Правда, тихое. И в наушнике звеняще тихо. Наверное, с того самого момента, как я переступил этот порог. А это случилось уже так давно… Считай, в другой жизни. И как бы ни была интересна и заманчива новая, обязанности и обязательства прежней никуда не денутся. По крайней мере, пока я не выполню их до конца. Значит, пора… Пора.

Наверное, это было не слишком вежливо с моей стороны, но последний импульс я отправил не своему противнику, а куколке, обозначая прикосновение кончиками пальцев к жемчужно-розовым губам. В том смысле, что хватит. И она поняла, мгновенно обрывая песни.

Без них первые секунды даже было как-то не по себе, словно мир оскудел и увял, утратив свои главные измерения. Зато стало возможным осмотреться вокруг уже привычным образом и понять, что к финалу мы вышли одновременно, плечом в плечо, оставляя до прямого контакта всего пару дюймов.

В наступившей тишине хлопки маленьких ладоней прозвучали почти оглушительно.

— Бра-во! Бра-во! Бра-во! Бис!

Забавно, но куколка, похоже, и правда в восторге. Только не в единолично своем, а…

Между ними чувствуется определенная синхронность. Или правильнее было бы говорить, синхронизация? По крайней мере, в настроениях уж точно: со своего места я могу хорошо видеть только лицо клерка, но степень удовлетворения, написанная на нем, удивительным образом перекликается с той, что звучит в голосе сонги, кажется, готовой пуститься в пляс заново.

— Вы славно потрудились, Лила. А теперь оставьте нас.

На этой фразе общая церемонность происходящего успешно закончилась, уступив место тому, что иногда называют женской истерикой:

— Ага, и вот так вот всегда! Как супом давиться, так на здоровье, а десерты — только для избранных?

— От десертов толстеют.

— Только не притворяйся, что заботишься о моей фигуре! Ты вообще на меня сегодня ни разу не посмотрел! Потому что тебе все равно!

— Лила…

— А я вот прямо сейчас пойду и себе найду кого-нибудь доброго, заботливого, внимательного… И он будет дарить мне вкусняшки безо всякого повода!

Я бы вежливо пялился в стену, но по лицу клерка табунами скакало столько разных чувств, что было жаль упускать из вида даже одно-единственное.

— И я буду с ним очень, очень-очень плохой девочкой! Такой плохой, что потом извиняться замучаешься!

— Лила, пожалуйста…

— И это будет самый завалящий кнехт, какой вообще только может быть! И тебя все так застыдят, что…

Он даже на мгновение зажмурился. Потому что ему, в самом деле, было немного стыдно. Но не перед мифическими «всеми», а только передо мной. Наверное, потому что хотел произвести впечатление и думал, что произвел, но в последний момент все рухнуло под туфельки некой капризной особы.

А ещё я вдруг понял, что клерк просто не сможет настоять на своем. По крайней мере, сейчас. Что где-то глубоко внутри ему слишком хорошо, чтобы даже решиться кого-то обидеть. Тем более, ту, которая всегда рядом.

Я ведь точно так же не возражаю Дарли. Никогда. Потому что не вижу повода. То есть, она может бывать странной, пугающей, дурной и злобной, но все равно остается собой, а значит, занимает в моем мире именно то место, которое должна. И не мне её прогонять. С другой стороны, если кто-то извне, из-за пределов обозначенного периметра попробует скорректировать ситуацию…

Да, иногда обязательно должен вмешаться кто-то со стороны. Например, сказать: «Брысь!».

Ну, как сказать… Больше сделать, конечно, мысленно или не очень подтолкнув куколку по направлению к двери.

Главное, что она тут же заткнулась, подарив мне нарочито долгий и, наверное, многозначительный взгляд. А потом посеменила на выход, ворча под нос что-то вроде:

— Говорила мне мама, выбирай черного, так чем я тогда слушала?

А клерк облегченно выдохнул. Но предположил:

— Похоже, мне снова придется извиняться?

— Не стоит.

— Никак не научусь с ней управляться. А сначала это ведь казалось хорошей идеей, с разницей в возрасте и вообще…

Он качнул головой, подошел к шкафу, порылся там и повернулся уже с бокалом в одной руке и бутылкой виски в другой.

— Выпьете?

Зачем? Маслянистая жидкость сейчас только усилит вязкость мыслей, и без того лениво-тягучих. Почти сонных.

— Пожалуй, нет.

— А я бы даже закурил, — признался клерк. — Но Лила не выносит запах табака и… Эх.

Сделал большой глоток, дождался, пока пойло камешком бултыхнется в желудок, и продолжил:

— Так что, могу понять ваш выбор. Меня поначалу тоже натаскивала старушка. Казалась такой, хотя, тогда ей было, наверное, лишь чуть больше, чем мне сейчас.

Он имеет в виду Дарли? Так я её не выбирал. И она меня тоже.

— Взрослая женщина хотя бы знает, чего хочет… Вам кто-то посоветовал, или сами решили?

— Мы попробовали. И у нас получилось.

Кивнул, снова поднося бокал ко рту. И отметил:

— Хорошая подготовка.

Имеет в виду академическую? Так она…

— Стандартная.

Хохотнул:

— Если стандарты и впрямь таковы, то кто-то из нас перфекционист, и это точно не я.

Так замысловато меня, пожалуй, ещё никогда не оскорбляли.

— В любом случае, благодарен. Честно говоря, до последнего не рассчитывал.

На спарринг? Ну, наверное, я мог и отказаться. Но зачем? Тем более, все обошлось без малейшего прикосновения.

— А вообще было удивительно встретить брата-рыцаря здесь. Не того уровня моя лавочка, хоть и неловко это признавать.

Так, в ход снова пошли непонятные слова. И не переспросишь ведь.

— Или вы с инспекцией?

В каком-то смысле, наверное. Но явно не с той, о которой идет речь. Да и, если вернуться к истокам…

— Небольшая спонсорская помощь. По личной просьбе.

— Понятно. Хотя, мог и сам догадаться: финансово Сантини вас не потянул бы, ни при каких раскладах. А она, должно быть, хороша…

Кто? Просьба? Или просящая? С этой точки зрения не могу сказать ничего, кроме нейтрального: