Архивы Конгрегации 3

Вот и неприметная деревянная дверь. Подергал: заперто. Ну конечно, чего еще ждать?..

— Его нигде нет, — развел руками Бруно, бегло осмотрев правый неф. Петер вернулся с осмотра левого с аналогичным результатом.

— Будем открывать, — заявил Курт, вытаскивая отмычки, — пока его нет, хоть осмотримся. Наверняка это дверь в его кабинет.

— Не лучше ли подождать окончания гуляний? — заметил Бруно, — авось объявится…

— Посмотрим, может, найдем что-нибудь интересное в его вещах, — буркнул Курт, присев на одно колено и сосредоточенно роясь в замке, — может статься, он и не подозреваемый…

— Тогда придется объяснять ему и еще паре разъяренных прихожан, почему мы залезли в его кабинет, — Бруно коротким кивком указал на косящихся на группу взломщиков крестьян, но остановить конгрегатов никто не попытался.

— Ничего, — отозвался Курт, — не впервой.

Дверь наконец поддалась, и Курт, Бруно и Петер оказались в маленькой комнатушке. Вещи расположились по полкам и столам в творческом беспорядке, скамья была завалена какими-то документами, у маленького окна, в которое проникал тусклый свет, стоял деревянный шкаф. Бруно заглянул: снова ничего, кроме документов, книг, письменных принадлежностей и каких-то тряпок обнаружено не было.

— Петер, ищи документы, связанные с наговорами, колдовством, описанием ритуалов и так далее, — скомандовал Курт, — а мы с Бруно поищем интересные вещицы, может статься, что-нибудь найдем.

Как бы то ни было, непродолжительный поиск ничего интересного не выявил. Основную часть библиотеки отца Александра составляли богословские тексты, некоторые сочинения на латыни, трактаты о медицине и записки собственного сочинения. Ничего крамольного конгрегаты не обнаружили, но тут внимание Курта привлек замотанный в кожу сверток, задвинутый в самый дальний угол шкафа.

Вытащив сверток и развернув кожу, Гессе сначала подумал, что то были очередные записки самого священника, но с удивлением узнал в письменах родной алфавит и, поднеся к бледному лучу оконного света потрепанный пергамент, начал читать.

«Двадцатое января. Сегодня еще один труп. Местный кузнец. С предыдущими смертями связи не замечено, кроме того, что труп обнаружен на том же месте (на берегу реки) в тот же день недели (четверг). Умер такой же смертью, как и другие жертвы: от обморожения. Икроножные судороги, глаза широко раскрыты, обе руки прижаты к яремной впадине. Вокруг яремной впадины круглый темный след, как будто вдавленный или выжженный. Тяжелыми недугами умерший, как известно, не страдал, не пьянствовал, поздним вечером из дома по обыкновению не выходил…»

— Не может быть, — пробормотал Курт, застыв посреди комнаты, вперившись взглядом в документ. Бруно и Петер, оторвавшись от поисков, подошли к Курту и, углядев письмена на немецком, с интересом принялись за чтение.

— Думается мне, это Келлер написал, — пробормотал Курт, — или же княгиня или сам Александр…

— Язык слишком грамотный. Не похоже на то, чтобы писал иностранец, — возразил Петер, — княгиня иногда в порядке слов путается, у Александра же (я, когда с ним говорил, заметил) проблемы со склонениями…

— Едва ли есть кто-то третий с отличным знанием немецкого, — нахмурился Курт. — Понятно. Наверняка записки Келлера. Выходит, Александр скрывал их от нас, как и то, что они оба исследовали трупы. Был у нас под носом, а мы и не заметили… — раздосадованно бросил Курт, заворачивая сверток и пряча его во внутренний карман куртки.

— Просто у тебя склонность к ведьмам из знатных родов, — подколол Бруно.

— Не время шутить, — отрезал Курт, — нужно найти его.

— Будем искать в толпе? Не проще ли подождать?..

— Ты прав, — вздохнул майстер инквизитор, — либо он уже ретировался, и мы его не найдем, либо остался, и в любом случае объявится. Мы с Бруно пойдем на праздник, а ты, Петер, останешься здесь караулить. Если объявится — постарайся потянуть время...

— Ну почему я?! — возмутился переводчик. — Мне тоже, может быть, хочется посмотреть…

— Мы ненадолго, в любом случае, — ответил Курт тоном, не терпящим возражений. — И — священник может быть уже там. Если увидим — будем задерживать, а ты только помешаешь.

— Ладно-ладно, — буркнул Петер.

***

Святослава гордо восседала на княжеском троне, возведенном на помост, рядом с мужем, князем Вячеславом, вернувшимся из путешествия по сбору податей аккурат к Масленице. Главная площадь бурлила весельем: тут и там затягивали масленичные песни, тут и там пристыженно гуляли юноши и девушки с колодками, по центру площади расположилась площадка с кулачным боем, окруженная особо громким улюлюканьем, а немного поодаль высилось громадное соломенное чучело Масленицы.

— Выглядит жутковато, — оценил Бруно, кинув взгляд на хтоническое соломенное пугало. Казавшееся невинным чучело даже и привыкшему к всяческой нечисти Курту почему-то внушало страх, то ли на нервной почве, то ли и впрямь творческие таланты мастеров пугала были настолько хороши, что пробирали в буквальном смысле до самых костей.

Толпа пребывала уже в изрядном подпитии, а не просто навеселе, потому конгрегатов никто не замечал, наоборот, невежливо пихали руками и ногами по неосторожности, поэтому Курт и Бруно, шипя себе под нос, медленно, но верно прокладывали путь к помосту, к князю и княгине. Добравшись, оба облегченно вздохнули и, поклонившись князю и княгине, устроились рядом на скамье. С помоста отлично проглядывались как и кулачный бой, так и танцующая толпа. Огромное чучело возвышалось над толпой, отбрасывая темную, почти прямую тень: солнце медленно приближалось к зениту.

Зазвонил колокол. Толпа перестала улюлюкать, кричать и танцевать и замерла, обратив внимание на чучело, под которым уже суетились мужики с факелами, довершая последние приготовления.

Курт поморщился.

Снова он. Огонь.

Бруно, заметив неудовольствие Курта, ободряюще пихнул его локтем.

— Спокойно, твое инквизиторство, — Курт раздражался от этого обращения, но сейчас неожиданно был благодарен помощнику за разрядку обстановки, — не нас же на сей раз на костер…

— Ну утешил, — мрачно отозвался Курт. — Все равно...

Под ногами у чучела заполыхала первая солома. Курт, стараясь не думать о страшных последствиях для соломенной девы, вперился взглядом в первое, что попалось на глаза: княгиню. Та не могла не заметить, поэтому обернулась, беззвучно спрашивая: «Что?»

Курт помотал головой, и княгиня перевела взгляд обратно на занимающееся пламя у ног Масленицы. Оно поднималось выше… и выше…

Толпа, улюлюкавшая, вскидывающая ввысь руки и кричащая: «Ура!» и «Масленица!», в мгновение замолчала, когда по площади прокатился душераздирающий, нечеловеческий крик.