Архивы Конгрегации 3

— Лилим — это убитые вами женщины? — уточнил Курт.

— Они, — подтвердил «меч Господень». — Вы же наверняка собрали достаточно сведений об этих тварях и заметили, что каждая из них источала и распространяла похоть, предаваясь сему греху и ввергая в него добрых христиан. Попустительство же в отношении подобных созданий ведет к тому, что в мире прибавляется демонической силы, кою лилим накапливают при каждом соитии, выпивая часть жизни из своей жертвы.

— И как же вы определяли, что перед вами дочь Лилит, а не простая смертная, погрязшая во грехе? — предчувствуя очередную порцию первостатейной ереси, продолжил допрос майстер Великий Инквизитор.

— Надежнейшим из способов! — воскликнул Клостерманн. Он вообще говорил охотно, будто не сознавался в преступлениях, а дозволял недалеким ученикам причаститься своей гениальности. — Ни одна смертная не сможет обольстить укрепленного щитом Его, дочери Лилит же это под силу, как ни тщился я устоять перед соблазном.

— Id est, вы заставляли женщин вас соблазнять, и если им это удавалось — убивали?

— Да. Ибо beatus vir, qui suffert tentationem, quia, cum probatus fuerit, accipiet coronam vitae, quam repromisit Deus diligentibus se (Блажен человек, который переносит искушение, потому что, быв испытан, он получит венец жизни, который обещал Господь любящим Его (лат.), (Иак., 1:12)).

— Господи, — устало вздохнул Курт, — отчего каждый еретик считает своим долгом переспорить инквизитора при помощи цитат из Писания?

— Много ли сможет инквизитор возразить доктору богословия? — пожал плечами арестованный.

— А как же «Unusquisque vero tentatur a concupiscentia sua abstractus et illectus» (Но каждый искушается, увлекаясь и обольщаясь собственною похотью (лат.), (Иак. 1:14))? — не выдержал Куглер. — И разве не сказано: «Et si scandalizaverit te manus tua, abscide illam: bonum est tibi debilem introire in vitam, quam duas manus habentem ire in gehennam, in ignem inexstinguibilem (И если соблазняет тебя рука твоя, отсеки ее: лучше тебе увечному войти в жизнь, нежели с двумя руками идти в геенну, в огонь неугасимый (лат.), (Марк 9:43))»?

— Satis (Хватит (лат.)), — чуть повысил голос Курт. — Итак, Клостерманн, с сердцами и печенью все понятно. А бедро подмастерья мясника вам для чего понадобилось?

При этих словах истребитель лилим вдруг смутился, порастеряв изрядную долю своего апломба.

— Вкусно, майстер Гессе, — развел он руками с чуть виноватой улыбкой. — Молодое мясо с красным вином и бобами… Через три дня начинается Великий пост, хотелось побаловать себя напоследок.

***

В рабочей комнате Висконти догорали свечи.

— Куда дел не обнаруженные нами тела, обвиняемый указал легко и охотно, и те из них, которые не были выброшены в реку, извлекли и похоронили, как полагается. Смотреть на казнь явился весь город, едва ли не с шутками и плясками. И в кои-то веки я с ними полностью солидарен. Остхоф с подчиненными теперь разгребают кипы агентурных отчетов с богословского факультета, хотя, по-моему, после столь доходчивого контраргумента как казнь за убийства и человекоедение, сторонников у идей профессора, если таковые и появились, должно поубавиться.

— А ведь кое в чем он был по-своему прав, — заметил Висконти. — Например, в том, что касается отказа от чего-то важного для тебя, а не от того, к чему и не тянуло.

— Был, пока не начал излишне вольно трактовать то, чему должно бы просто следовать, — покривился Курт. — Только избавь меня от дальнейших обсуждений персоны сумасшедшего убийцы. Этого я еще в Хайдельберге наслушался с избытком. «Как же так, такой разумный человек! Ах-ах, наш консультант. О Господи, кому теперь доверять…»

— Как скажешь. Хотя я бы нашел что-нибудь более оригинальное.

— Ad vocem, — сменил тему Курт, — Томаш Немец, молодой следователь из прошлого выпуска, отменно показал себя на этом деле. Подробности посмотришь в отчете, но я бы сказал, что третий ранг он честно заслужил.

— Отчет? — притворно удивился кардинал. — Вот так сразу, без долгих увещеваний, окуриваний должностными инструкциями и молений о ниспослании совести? Мнится мне, что сидение над бумагами благотворно на тебя влияет, Гессе. Ты как, уже готов вернуться к делам Совета или опять станешь сотрясать кулаком мой стол?

— А что, у нас кончились сложные дела? — в свою очередь удивленно поднял бровь Курт.

— Нет, — качнул головой итальянец, беря со стола явно заранее заготовленную стопку бумаг. — Зато на твое счастье у нас временно кончились срочные темы для обсуждения на заседании Совета. Так что держи, знакомься. Зайдешь утром, если будут вопросы.

Ночные ведьмы

Автор:Александр Лепехин

Краткое содержание: Мировая война равнодушно перемалывает жизни. Казалось бы, что делать лётчице, единственной выжившей из всего звена? Наверное, как и всем прочим: попытаться принять свершившееся, пережить горе и стиснуть зубы. Но тут растерзанная в жерновах войны судьба достает из рукава «джокер».

Вода ударила жестко, словно бетон. Ударила — и тут же расступилась, втянула скрюченное тело в свои теплые, мутные недра. Рев и свист воздушного боя тут же обложило ватой, словно стеклянные рождественские игрушки в коробке. Тишина и покой. Тишина и покой…

Анна повторяла последние слова про себя, пока от гипоксии не поплыли круги перед глазами. Тогда она разрешила паникующему телу сделать осторожный гребок. Голова в летном шлеме поднялась над ночным лиманом — едва-едва, только чтобы вдохнуть. По небу пронеслась стайка заполошных трассеров, где-то вдалеке утробно ухнуло. Тишина и покой…

«Покой, который ты не заслужила».

Стараясь не думать, не вспоминать, не присутствовать ни в материальном, ни в тонком мире, девушка медленно потянулась к берегу. Буквально через пару гребков под сапогами ощутилось вязкое, но почти твердое: лиман оказался ожидаемо мелким. Кромка воды плеснула совсем близко — и тут навалилась тщательно сдерживаемая усталость.

Едва не рухнув в заросли рогоза, Анна удержала равновесие и шепотом выругалась. Следовало тщательно избегать богохульств и проклятий: не дай Мироздание, та тварь почуяла бы… Образ, будто въевшийся в сетчатку магниевым блицем, вновь мелькнул перед взглядом. Девушка дернулась — но это снова оказались всего лишь трассеры. Надо было выбираться к своим.

Берег встретил неприветливо. Она пыталась не шуршать, не скрипеть, не хлюпать и не думать лишнего. Конечно же, вокруг и хлюпало, и скрипело, и шуршало, и мысли носились по периметру головы, жаля не хуже озверелой местной мошки. Будь рядом кто-то из своих, обязательно бы подошел и хлопнул по комбинезону: «Анька, фонишь!» Вот только никого не было. Все остались там, в черном безжалостном небе, разорванные в клочки вместе с техникой…

Луч фонаря оглушил не хуже близкого разрыва. Он смел все лишние мысли, заставил замереть одеревеневшее, разбитое тело. Дублетом звякнули антабки на винтовках.