Архивы Конгрегации 3

— Как я понимаю, личность жертвы установить все же удалось? — уточнил майстер инквизитор, проходя к окну и приваливаясь к подоконнику спиной, ничуть не возмутившейся подобным обращением.

— Да, — подтвердил молодой следователь. — Хельга Краузе, белошвейка. К ней много кто ходил…

— И судя по тому, что я услышал, не только за шитьем, — кивнул Курт.

— Именно! — опять замахал руками Немец. — И я вот уже Герману говорил — знаете, что любопытно? О предыдущих жертвах кто-нибудь непременно тоже рассказывал нечто подобное. Хелена Вальдманн — дочь лавочника, девица на выданье, про которую открыто поговаривали, что давно уж не девица; Эрика Штайгер — молодая жена плотника, о ней тоже сплетничали, что на сторону от мужа шастала; Элиза Шмит — и вовсе представительница древнейшей профессии, была весьма популярна в своем районе, кстати сказать. Всех убитых женщин объединяет молодой возраст, приятная внешность, цвет волос (все блондинки) и эта самая легкость нравов, — подытожил следователь.

— А всех убитых мужчин — то, что они были хорошими людьми, о которых никто всерьез дурного слова не говорит, — задумчиво проронил Курт, потирая ноющий лоб. — Ты уже вскрывал тело?

— Да, майстер Гессе. Говорю же: картина прежняя. Разве что здесь можно с определенной степенью уверенности утверждать, что перед смертью покойная имела coitus (Соитие (лат.)). По прежним телам что-либо на эту тему сказать было невозможно — они сперва промерзли, потом размерзлись…

— А с кем она провела последнюю ночь, выяснить не удалось? — перебил Курт.

— Увы, — развел руками Немец. — Соседи говорят, что на ночь глядя наша белошвейка куда-то ушла, больше ее не видели. Тело обнаружили магистратские на берегу реки. Возможно, убийца хотел столкнуть труп в воду, но что-то ему помешало.

— Майстер Гессе, — подал голос молчавший доселе Куглер, — вы полагаете, что эти два дела связаны?

— Все может быть, — медленно проговорил майстер Великий Инквизитор. — Больно уж все сходится… Томаш, а что можешь сказать о порезах на лице жертвы?

— Они… неравномерные, — пожал плечами молодой следователь. — Ни в какие узоры или символы по-прежнему не складываются. Постойте! — подался он вперед всем телом. — Вы думаете, не той ли рукой они нанесены, которая потрошила того парня? А ведь не исключено… Сравнивать, конечно, сложно, но здесь тоже линии аккуратные, четкие, явно оставленные твердой рукой. Порезы кривые и изогнутые, да, но это скорее чтобы исказить черты, чем из-за неловкости их наносящего.

— Все еще вопрос мотива, — вздохнул Куглер. — Пока что у меня складывается впечатление, что некто взялся избавлять Хайдельберг от женщин, замеченных в недостаточно нравственном поведении. Но это же бред.

— «Во имя великой цели»… — пробормотал Курт, ощущая, как головная боль, нахлынув напоследок, отступает.

— Простите, майстер Гессе? — непонимающе приподнял бровь старший следователь.

— Этот профессор Клостерманн вчера высказал любопытную мысль, — пояснил Курт, выпрямляясь, — что за действиями всякого человека стоит некая великая цель, каковой может быть любой бред. Если взглянуть на ситуацию под таким углом, то избавление города от гулящих красоток вполне тянет на «великую цель».

— Допустим, — кивнул Куглер. — Но это не приближает нас к ответу на вопрос, кто этот неведомый борец за нравственность и похититель сердец, если принять как версию, что это одно и то же лицо.

— Как знать, как знать… — пробормотал Курт рассеянно. — Пока принимаем как рабочую версию о том, что мужчин и женщин убивает один и тот же человек. Томаш, постарайся выяснить, куда все же отправилась минувшим вечером наша белошвейка свободных нравов; вдруг кто-то что-то слышал или видел, или хоть думал… Ad vocem (Кстати (лат.)), — добавил он, когда Немец уже сделал полшага к двери, — а где ты был этой ночью?

— У себя на квартире, — пожал плечами тот.

— А прошлой ночью?

— Там же.

— Кто это может подтвердить?

— Квартирная хозяйка… А в чем дело? — прищурился молодой следователь.

— Да так… Надо было версию проверить, — передернул плечами Курт.

— Майстер Гессе! — задохнулся Немец от возмущения.

— А что, версия не хуже прочих, — хмыкнул Куглер. — Уж у тебя-то рука точно поставленная, и в Хайдельберге ты чуть больше полугода… Доверяй, но проверяй, да, майстер Гессе? — с невеселой усмешкой обернулся он к Курту; тот кивнул:

— Именно так. Ладно, Томаш, положимся на слово твоей квартирной хозяйки.

— Второе тело за два дня, — проронил Куглер, когда за насупленным Немецем закрылась дверь, и придвинул к себе стопку листов из сундука покойного служки. Вторая, куда меньшая, состоящая, по всей видимости, из просмотренных записей, разместилась на краю стола. — Да еще после того, что обнаружилось на той неделе… Боюсь, эдак в городе скоро начнутся волнения.

— Прежде в нем начнется комендантский час, — зло выговорил майстер Великий Инквизитор. — Сейчас я направлюсь к Остхофу, а потом в магистрат. Постарайся покончить с этими бумажками до моего возвращения.

Обер-инквизитор поддержал решение легко и охотно; с магистратом уже привычно пришлось повозиться. Господа бюргермайстеры попытались апеллировать к неизбежному ущербу для торговли, недовольству и скверной управляемости многочисленных студентов, но статус Великого Инквизитора быстро перевесил аргументы и исчерпал возражения.

***

Следующий день оказался богат на ходьбу и разговоры; с самого утра Немец, теперь работающий по делу вместе с Куртом и Куглером, догадался сбегать в магистрат и вытрясти из тамошних дознавателей списки пропавших без вести за прошедшие осень и зиму. Таковых оказалось в общей сложности восемь, из них три женщины.

— Не сходится, — объяснил свое решение молодой следователь. — Мужских тел много, а женских всего четыре. При этом последние находки показывают, что после каждого мужчины следует женщина.

— Как будто на качелях качается, — поморщился Куглер. — На каждого хорошего человека — дурной, на каждого мужчину — женщина. Похоже это на великую цель, майстер Гессе?

— Слишком мало точных дат для столь однозначных выводов, — возразил Курт. — Мы не знаем, кто именно и когда именно был убит. За исключением последних двух тел, кои нашлись сразу же, и части осенних находок, где можно утверждать с точностью до нескольких дней. Но Томаш поступил верно, а теперь мы все пойдем говорить с очередными родственниками очередных жертв. Быть может, это позволит нам более точно выстроить временную зависимость. Разделимся по кварталам. Мне те трое, что жили в северной части города, Герман, трое вблизи университета твои. Томаш, на тебе двое, но их дома наиболее далеко друг от друга.

На сем господа инквизиторы разделились, условившись возвратиться в отделение сразу по окончании опроса.

Когда же все трое собрались в рабочей комнате обер-инквизитора, дабы объединить обсуждение с докладами, новости звучали по большей части тревожные и неутешительные.

Город бурлил, особенно теперь, когда инквизиторы стали являться не только к родичам найденных убитыми. Стали слышны разговоры о каре Божьей, происках Сатаны, малефической секте, собравшейся принести в жертву адским духам весь Хайдельберг с его студентами и вольнодумцами. Порою из различных версий слухов получалась такая мешанина, что впору было ловить болтунов и пороть за ересь, ибо большего, чем хорошая порка, такая глупость просто не заслуживала.