Архонт росский

Как говорил когда-то Олегу отец: разделяй и властвуй.

Вардиг сразу устремился вперед. Ожидаемо. Сергею нетрудно было бы его обогнать, но зачем? Только что Вардиг сам обозначил свое положение: знаменосец. Равно как и Сергей — свое. Следующий за знаменем командующего глава делегации.

Он и подъехал как глава. Поздоровался по-ромейски и спешился только после того, как проэдр встал.

И назвался Сергей тоже вторым, после того как Евагрий представился сам и представил своего спутника:

— Благородный патрикий империи Николай Синадин!

Пиперат Сергея не узнал. Не удивительно. Сергей и подрос прилично, и имя, которым он представился, «Сергий», ничего патрикию не говорило. Равно как и титулование, ведь назвался он не просто Сергием, а архонтом и сыном белозерского конунга Сергием Вартиславом.

Спутника своего Сергей тоже представил. Но не архонтом, а князем плесковским. Мелочь, но мелочь важная. В прошлой жизни Сергея архонтами именовали не всех князей, а в основном тех, кто так или иначе взаимодействовал с империей и был ей более-менее лоялен. А князья, конунги… Пусть эти варвары как хотят, так себя и титулуют.

— Хакан киевский катархонт россов Олег уполномочил меня говорить и слушать, проэдр Евагрий. Я готов внимать слову автократора и василевса, — Сергей приложил руку к груди и поклонился.

Вардиг кланяться не стал. Замер столбом с мрачной рожей, сжимая в руке стяг с соколом. Хм-м… Ну, так и положено знаменосцу.

Проэдр Евагрий был опытным политиком, иначе не прислали бы. И как всякий опытный политик, умел распознавать нюансы.

Потому не упустил из виду, что в своем монологе переговорщик-скиф поставил себя выше его, Евагрия, но своего вождя — ниже императора Льва. А также продемонстрировал свою «договороспособность» и то, что переговоры следует вести именно с ним, архонтом Сергием, причем можно это делать на ромейском, так что прихваченный с собой переводчик не потребуется.

Более того, по интонациям юного скифа, по неким «ритуальным» жестам его Евагрий, к своему немалому удивлению, осознал: этот безусый юнец знаком с византийским протоколом (интересно, откуда?) и ведет себя так, словно они общаются не посреди пропахшего войной поля, а в одном из малых залов ведомства логофета дрома. И этим диковинный скиф-росс как бы намекал проэдру, что знаком с таким понятием, как дипломатия, и понимает, когда значение слов менее важно, чем интонация и поза, в которой они произнесены.

Нельзя сказать, что, осознав это, проэдр вздохнул облегченно. Но немного расслабился.

Все же играть по понятным правилам и на понятном поле проще, чем убалтывать вспыльчивых варваров.

Далее проэдр действовал строго по тому плану, который ему определил паракимомен Самонас по согласованию с василевсом: то есть разразился пространной речью о том, что россов никто в империю не звал, а уж чинить безобразия на византийской земле крайне рискованно, ибо гнев императора страшен, а то, что он до сих пор не превратил варваров в пыль и пепел, это лишь следствие невыразимого христианского милосердия автократора Льва. Иными словами, повторил речь первого посланца. Но только то тексту. А вот интонацией явно показал, что отыгрывает обязательную программу.

— О чем он говорит? — ревниво поинтересовался Вардиг.

— Что скоро здесь будут призванные с полудня войска ромеев, которые обрушат на нас гнев императора.

— И как скоро? — насторожился Вардиг.

— Сейчас узнаем, — пообещал Сергей.

Но сказал, естественно, другое.

Ровным, даже дружелюбным голосом Сергей поведал собеседнику, что причина нынешних событий — не более чем результат ошибочных действий неких имперских служащих, которые обижают купцов-россов и поддерживают золотом и оружием пацинаков, чтобы те нападали на земли россов и творили в них всяческие ужасы. Узнав об этом, катархонт россов хакан Олег, естественно, разгневался. И ответил симметрично: сделал на ромейских землях то, что непременно проделали бы пацинаки на его собственных, если бы мощь хакана Олега не повергла их в степную пыль. Однако Сергей особо подчеркнул: сделано сие не потому, что у катархонта нет уважения к василевсу, а исключительно для того, чтобы привлечь его внимание. Катархонт искренне надеется, что император ромеев просто не в курсе того, что творят его недальновидные подданные. И теперь, когда через посредство Сергея и благочестивого проэдра у катархонта появилась возможность донести до василевса информацию о творящемся беспределе, величайший из правителей Лев Мудрый склонит свой слух к росским обидам и сделает все, чтобы устранить недоразумение.

Проэдр «подачу» принял целиком. Включая подтекст о том, что россы у себя дома бесчинства пресекли, а император Лев — не сумел.

И прямой посыл тоже расшифровал: свиреп и беспощаден к врагам катархонт россов. Но — исключительно к врагам.

Принял, но усомнился и произнес еще одну пространную речь, суть которой сводилась к короткому «у императора о подкупе печенегов информации не имеется». Может, даже и не соврал. Не факт, что каждая финансовая стимуляция степняков доводится до императора. А в заключение проэдр «простодушно» поинтересовался: а был ли подкуп? Не обманули ли катархонта россов информаторы?

— То есть как это не было? — возмутился Сергей, старательно изобразив обиду.

Как же не было, если он, Сергий, доподлинно знает о встрече посланца империи асикрита Калиния Воги с пацинакским вожаком и о врученных тому дорогущих подарках — драгоценной посуде почти на три тысячи золотых?

Проэдр и Николай Пиперат переглянулись. Надо полагать, оба были в курсе миссии покойного асикрита.

— От кого же именно ты, архонт, узнал об этом? — спросил проэдр.

— От пацинакского вождя, которого мои люди пленили и расспросили, — ответил Сергей.

— Пацинак солгал, — немедленно парировал проэдр.

А вот Сергей ответил не сразу: сначала повернулся к нурманам и сказал:

— Романский жрец сомневается в том, что вы способны разговорить пленника.

Дёрруд и Грейп обменялись ухмылками.

— Скажи этому борову, что у нас даже немые начинают говорить, — сказал Дёрруд.

— Что он сказал? — вполголоса спросил Пиперат у одного из этериотов[1], судя по виду — нурмана.

Тот перевел. Пиперат кивнул.

— Моим людям не лгут, — сказал Сергей уже по-ромейски. — Но раз ты говоришь, что ничего подобного не было, я, конечно, верю тебе, а не словам какого-то пацинака. И сейчас мне совершенно ясно, что происшедшее недавно — просто недоразумение, возникшее между двумя государями.

Пухлая щечка проэдра чуть дернулась. Не понравилось ему, что Сергей новой репликой поставил на одну доску варвара-скифа и императора. Но проглотил. Уступка за уступку — это и есть дипломатия.

— Трудно назвать простым недоразумением гибель подданных императора, — заметил Евагрий. — Кто-то должен за это ответить.

— Пацинаки? — предположил Сергей. — Или, может, асикрит, который исказил поручение василевса? Я охотно выслушаю его версию.

— Это невозможно, — сухо произнес проэдр.

— Но ведь кто-то должен ответить! — перехватил инициативу Сергей. — Мы потратили немало сил, преодолели неблизкий путь сюда, чтобы добиться справедливости. А потом изрядно потрудились, пытаясь привлечь внимание василевса. Поверь, уважаемый, это очень непросто: много дней провести в походе, а потом делать то, что нам пришлось делать. А теперь ты говоришь: недоразумение.

— Я этого не говорил! — возразил Евагрий. — Это ты сказал!

— То есть ты не согласен с этим? — вкрадчивым голосом уточнил Сергей и поймал взгляд Пиперата. Перчик глядел уважительно-настороженно. Оценил.