Арина Родионовна

К середине ноября Пушкин, измарав немало листов «третьей масонской» тетради, окончил-таки свои «недостаточные замечания о предмете столь важном, каково есть народное воспитание» (XI, 47).Под переписанным набело текстом, сшитым в специальную тетрадь (ПД № 1734), он поставил дату: «Михайловское. 1826. Ноябр<я> 15» ^[339] . (Позже, в декабре, царь, ознакомившись с рукописью, отметил, что пушкинские рассуждения «заключают в себе много полезных истинн»; XIII, 315.)

339

Цит. по: Летопись жизни и творчества Александра Пушкина: В 4 т. Т. 2: 1825–1828 / Сост. М. А. Цявловский, Н. А. Тархова. М., 1999. С. 202.

Отложив в сторону тягостную «презренную прозу» (XIII, 310),поэт обратился к стихам. Он и дописал пятую песнь «Евгения Онегина», и воспел — как бы откликаясь на услышанную по приезде чудную молитву — находившуюся рядом Арину Родионовну.

«Мысль его то и дело к ней возвращалась» (В. Ф. Ходасевич) ^[340] .

Существует весьма основательное мнение, что именно между 15 и 22 ноября 1826 года Пушкин сочинял послание <«Няне»> ^[341] . Оно было занесено чернилами в ту же «третью масонскую» тетрадь. Сохранившийся вариант стихотворения считается беловым автографом с авторской правкой:

340

Ходасевич.

341

Это знаменитое стихотворение датируется по-разному: кто-то относит его к 1827 году (П. В. Анненков), другие же считают, что стихи были написаны в 1826 году, но ещё в Москве — «в конце сентября-октябре» (Т. Г. Цявловская) или «в конце октября» (Р. В. Иезуитова). Мы же склонны доверять датировке, предложенной В. А. Елисеевой; обоснование её дано в статье: Елисеева В. А.К вопросу о датировке стихотворения Пушкина «<Няне>» («Подруга дней моих суровых…») // ВПК. Вып. 24. Л., 1991. С. 140–143.

Подруга дней моих суровых, Голубка дряхлая моя! Одна в глуши лесов сосновых Давно, давно ты ждёшь меня. Ты под окном своей светлицы Горюешь, будто на часах, И медлят поминутно спицы В твоих наморщенных руках. Глядишь в забытые вороты На чёрный отдалённый путь: Тоска, предчувствия, заботы Теснят твою всечасно грудь. То чудится тебе (III, 33).

Завершил ли поэт послание к «маме», поставил ли осязаемое единственно им, художником, многоточие посреди тринадцатого стиха или нет, — остаётся загадкой ^[342] . Мы знаем определённо только то, что Пушкин никогда не напечатал эти интимнейшиемихайловские стихи.

342

Ср.: «Стихотворение осталось как бы не законченным, и таковым считают его исследователи <…>. На мой взгляд, стихотворение закончено в художественном отношении. Эта кажущаяся незаконченность выражает незаконченность или, точнее, бесконечность любви» (Сумцов.С. 115).

(Одну из причин их сокрытия от публики — явно не главную, но существенную — следует, возможно, искать в изменившихся в конце двадцатых — начале тридцатых годов отношениях поэта к отцу и матери. После пушкинского возвращения из ссылки в разобщённой ранее семье — при посредничестве родни, друзей и приятелей Пушкина — постепенно и трудно стало утверждаться согласие. Сначала появились едва приметные признаки перемирия, потом был заключён хрупкий «худой мир», а в итоге повздорившие стороны сблизились настолько, что почти сдружились.

Однако некоторая обида всё же оставалась: ведь никаких поэтических произведений, обращённых к Сергею Львовичу и Надежде Осиповне, щедрый на мадригалы Александр так и не сочинил. Публикация взамен гимнов «дражайшим» (XIII, 329)родителям проникновенных стихов о крепостной «няньке» — «голубке» (!), которая к тому же «одна» (!!) тоскует по поэту, «одна» ждёт его, — была бы для самолюбивых стариков крайне болезненным ударом [343] . Отправляя послание «Подруга дней моих суровых…» в стол, сын мог учитывать, в дополнение к прочим, и это щекотливое обстоятельство.)

343

Все знали, что Надежда Осиповна, пытаясь облегчить участь сына, неоднократно писала прошения на высочайшее имя. А барон А. А. Дельвиг уверял 15 сентября 1826 года получившего свободу Пушкина: «Как счастлива семья твоя, ты не можешь представить. Особливо мать, она на верьху блаженства. <…> Они доказали тебе любовь свою» (XIII, 295).

Ровно две недели блаженствовала Арина Родионовна. 23 ноября 1826 года поэт расстался с ней и отбыл в Москву.

В дороге его коляска перевернулась, Пушкин серьёзно пострадал и надолго застрял в Пскове. «Псковские ямщики не нашли ничего лучшего, как опрокинуть меня, — сообщал он В. П. Зубкову 1 декабря, — у меня помят бок, болит грудь, и я не могу дышать» (XIII, 311, 562).До древней столицы Пушкин добрался лишь к вечеру 19 декабря.

По всей видимости, слухи об этом происшествии до няни не дошли. Иначе старушка натурально поспешила бы из сельца в близлежащий Псков — выхаживать хворого «ангела».

В первой половине января 1827 года Арина Родионовна тоже сподобилась попутешествовать: в силу какой-то надобности она ездила из Михайловского в Петербург.

Семейство Пушкиных жительствовало тогда в доме Устинова на Фонтанке, у Семёновского моста ^[344] . Свидевшись там с Надеждой Осиповной и Сергеем Львовичем, старушка узнала, что у супругов появилась какая-то надежда на замирение с Александром и посему они с нетерпением ждали прибытия своего блудного сына.

344

Зажурило В. К., Кузьмина Л. И., Назарова Г. И.

«Люблю тебя, Петра творенье…»: Пушкинские места Ленинграда. Л., 1989. С. 205.

К сожалению, тот молчал — словно в воду канул.

Жаждала обнять дорогого брата и «голубушка» Ольга Сергеевна, двадцатидевятилетняя и по-прежнему незамужняя дева. Она, соскучившись по любимой няне, толковала с Ариной Родионовной особенно долго и доверительно.

Однажды их усладительный t^ete-`a-t^ete нечаянно нарушила заглянувшая на огонёк «дама» — миловидная Анна Петровна Керн, с которой наша героиня познакомилась ещё в Михайловском и Тригорском. Едва поздоровавшись, приятельницы завели речь об Александре Пушкине — и сошлись на том, что он, несносный, «загулявшись» в Москве, позабыл решительно всех. Захотелось напомнить поэту о себе — и товарки тут же, не мешкая, стали на пару сочинять чувствительные строки [345] .

345

Позднее А. А. Дельвиг, переправлявший к Пушкину данное письмо, охарактеризовал его следующим образом: «…Если <оно> не тронуло тебя, то ты не поэт, а камень» (XIII, 318).Это коллективное женское послание не сохранилось.

Арина же Родионовна, и аза в глаза не знавшая, внимательно следила за эпистолярным таинством.

Повстречалась в столице няня и с другим своим воспитанником — Лёвушкой Пушкиным. Тому успел осточертеть канцелярский стул в Департаменте духовных дел иностранных исповеданий, он вышел в октябре 1826 года в отставку ^[346] и вознамерился служить по военной части. Выбрав Нижегородский драгунский полк ^[347] , Лев Сергеевич в начале 1827 года занимался преимущественно тем, что разъезжал по Петербургу и прощался с бесчисленными приятелями и приятельницами.

346

Майков Л. Н.Пушкин: Биографические материалы и историко-литературные очерки. СПб., 1899. С. 37.

347

Этим полком тогда командовал близкий друг Александра Пушкина H. Н. Раевский-младший. Из формулярного списка Л. С. Пушкина следует, что он «определился в полк» (то есть был туда зачислен) 14 марта 1827 года (Майков Л. Н.Указ. соч. С. 37).

Церемония проводов новоиспечённого воина, отбывающего на Кавказ, в действующую армию [348] , прошла и в родительском доме на Фонтанке. О ней есть упоминание в январском письме барона А. А. Дельвига Александру Пушкину: «Нынче буду обедать у ваших, провожать Льва. Увижу твою нянюшку…» (XIII, 318) ^[349] .

Вероятно, Лев Пушкин, «малый проворный» (XIII, 320),покинул Северную столицу в первых числах февраля 1827 года. Арина Родионовна выехала из города раньше и к этому времени уже находилась в Михайловском.

348

В то время Россия вела войну с Персией.

349

Т. Г. Цявловская полагала, что письмо А. А. Дельвига (важное и для биографии Арины Родионовны) было написано между 24 и 27 февраля 1827 года (Материалы к Летописи жизни и творчества А. С. Пушкина. 1826–1837: Картотеки М. А. и Т. Г. Цявловских. Т. 3. М., 1999. С. 90–91). Однако эта датировка вступает в противоречие со следующими фактами: 1) по дороге в Грузию Лев Пушкин заехал к брату Александру в Москву, и 8 февраляони, видимо, присутствовали на маскараде в Российском Благородном собрании (Шумихин С. В.А. С. Пушкин в Российском Благородном собрании в Москве // ВПК. Вып. 22. Л., 1988. С. 57); 2) пушкинская няня уже в конце январяобреталась в Михайловском (XIII, 318);3) 31 января1827 года отъезжающий Лёвушка зашёл к чете Дельвигов и попрощался с ними окончательно(Полвека русской жизни: Воспоминания А. И. Дельвига.1820–1870. Л., 1930. С. 74; Модзалевский Б. Л.Пушкин. Л., 1929. С. 203).

Оттуда 30 января она послала весточку своему «ангелу»: сообщила о столичных новостях, коснулась вскользь и прочих материй. Её незамысловатые речи положил на бумагу какой-то на медные деньги ученый селянин, который «наверно, не особенно переиначил слова старушки» ^[350] :

«Милостивой государь Александра, Сергеевичь имею честь поздравить вас с прошедшим, новым годом из новым, сщастием;: ижелаю я тебе любезнному моему благодетелю здравия и благополучия; а я вас уведоммляю, что я была в Петербурге: й об вас нихто — неможит знать где вы находитесь йтвоие родйтели, овас соболезнуют что вы к ним не-приедите; а Ольга Сергевнна к вам писала при мне соднною дамою вам извеснна а мы батюшка от вас ожидали, писма когда вы прикажите, привозить книгй нонемоглй дождатца: то йвозномерилис повашему старому приказу от править: то я йпосылаю, больших й малых книг сщётом — 134 книгй Архипу даю денег — [сщ<ётом> 85 руб.] 90 [351] рублей: присём любезнной друг яцалую ваши ручьки с позволений вашего съто раз и желаю вам то чего йвы желаете йприбуду к вам с искренным почтением

350

Лернер.С. 23–24.

351

По мнению Д. Д. Благого, эти цифры могут читаться и по-другому — как 35и 30 (VI, 319).