Аркадиана

Немного подпалившись, мы плетемся в бар. Пока Вера ходит за пивом, ко мне подсаживается, грузно наклоняясь, вчерашний немец. Что говорит - неизвестно. Носителей языка вечно не поймешь... Жена и дочь тянут невдалеке из стаканов какой-то ерш из пива с пепси-колой. Я отвечаю по-русски. Общаемся, довольные друг другом. Приближается Вера, сдувая пену.

– - У тебя поклонник, - замечает она.

– - Это несвободный поклонник, - говорю я, открыто изучая его сосудистую физиономию.
– Будь он один, может, и был бы вариант... А так...

– - Размечталась, - говорит Вера, отпивая пиво.

В номер идем по мокрой облицовке, мимо водных горок. По самой крутой в ореоле брызг с истошным визгом несется русская женщина примерно шестидесятого размера одежды. Содержимое ее бюстгалтера выписывает в воздухе кренделя отдельно от самого бюстгалтера. Толпа мужиков, остановившись, как вкопанные, смотрят на зрелище, разинув рот.

После обеда отдыхаем. Потом являемся смотреть, как Леша развлекает публику водным поло. Лично мне противно лезть в бассейн, и я сижу на бортике. Леша как конь. Его немка еще дрыхнет, а он с утра, сражая дамские сердца застенчивой улыбкой, носится по жаре. Я заочно проникаюсь верой в его необыкновенные способности.

Вечером, сдвинув в холле плетеные кресла, играем в карты - я с Верой, Светка и Леша. Появляется Маша. Она волнуется. Садится, не глядя, и вытягивает шею в сторону лифта.

– - Сейчас за золотом поедем, - объясняет она.

В ее глазах, как в арифмометре, судорожно скачут цифры ожидаемых затрат, на которые она предполагает растрясти любовника.

– - Золото у них дрянь, - поясняет она.
– Мы у его родственника будем брать, он проверенный... но все равно дрянь... Бриллианты у них дорогие, слишком дорогие... у нас дешевле. Они бриллианты не добывают, завозят...

– - А золото добывают?
– спрашиваю я.

– - Я же говорю, дрянь, - продолжает Маша.
– За золотом надо в Эмираты... Его родственник сапфиры получает из Индии... рубины - из Бирмы... У нас таких нет, рубинов особенно... сапфиры - там цвет нужно подбирать...изумруды - они колумбийские, но низкого качества, мелкие... Или Замбия... Вон он, идет. Я пошла, - она бежит за ходячим кошельком, который вылез из лифта и двигаются к выходу.

– - Однако, - говорю я.
– В Череповце образование... а мы-то неграмотные.

Леша презрительно пыхтит. Вера задумывается, на этот раз я чувствую - всерьез.

– - Есть предмет для обсуждения, - говорит она.

Леша кривит морду.

– - Что за система, не люблю, - говорит он.
– Вы же русские девчонки...

Романтик, черт его дери. Идеалист.

– - Ну и что?
– спрашивает Светка вредным голосом.

– - Ничего. Просто обидно... Что вам, на месте не хватает? Приедут, прямо как с цепи срываются...

– - Ну а если не хватает?
– агрессивно говорит Светка.
– Чего хватать? Не просыхают, без копья... самим нянька нужна, да бантик для пеленок... Этих хоть воспитывают как мужиков...

– - Да ладно! Не там ищешь... На помойке шариться...

Я чувствую, у них давнишний спор.

– - Не ссорьтесь, ребята, - говорю я, а Вера нежно обнимает Лешу за обнаженные бицепсы. Видно, в мыслях она близко к теме.

– - Даша!
– зовет Светка дочку, та прибегает, являя разрисованное фломастером личико, и Светка проверяет пластырь на стертой ноге. Туземная раскраска детей во все цвета радуги здесь почему-то обязательна, как в далеком детстве красный галстук... Потом мы расходимся. У Веры на лбу крупными буквами написано засевшее сомнение. Я уже знаю, что ее пригласили через Машу.

– - Нет, я пойду, - говорит она.
– Нет, Нин, ну я пойду.

Будто я собираюсь отговаривать.

– - Да иди на здоровье, - говорю я. Лучше, чем ночами лазить по дискотекам.

– - А ты?
– спрашивает Вера с сомнением.

А что я? Не найду занятие? В крайнем случае залягу в номере и стану смотреть американский вестерн по украинскому каналу. Рядом с этим чудом меркнут даже родимые ток-шоу. Или отправлюсь смотреть, как Леша участвует в колхозной самодеятельности на космополитичный лад (на английском языке). Хвост налево, хвост направо. Тоже зрелище... А еще лучше, я пойду купаться. Здесь море или что?

Через пять минут я успеваю тысячу раз пожалеть. Лучше я б ее отговорила. Она собирается, как школьница на первое свидание. За ужином она не притрагивается ни к жареной, с аппетитной румяной корочкой, рыбе, ни к салату с ветчиной, а с тревожным видом ковыряет толстокожий пупырчатый апельсин. Она долго-долго принимает душ, напуская пар в комнату с хлипким кондиционером. Она перебирает свои духи и изобретает жутковатую пахучую смесь. Она делает прическу (зачем?). В общем, вытолкав ее из номера, я вздыхаю с облегчением.

Оставшись одна, я отчасти грущу. Я почти скучаю по Саше. Надо найти какое-нибудь занятие, а то я начну бросаться на дверные ручки.

Не торопясь, иду на пляж. Я эмпирически вычислила, что одного стакана пива, принятого по дороге, хватает, чтобы протрезветь в воде. Больше - рискованно. Лучше после добрать их самопальным Бейлисом или ромом "Баккарди", который они гонят из керосина.

Море сегодня волнистей. Шуршит вода, набегая на гальку. На розоватой поверхности рябь. Метрах в десяти от берега по-русски перекликается веселая команда, и от буйков сосредоточенно и молча плывут два немца в купальных шапочках. Не удивлюсь, если у них резиновые тапки на ногах. Добросовестный подход к делу...

Я огибаю банан и перелезаю через рельсы для подъема катера на ничейный пляж. Он просторней и не забит лежаками. Только я опускаюсь на полотенце и готовлюсь снять платье, раздается сухой шорох, и из кустов показывается маленький грустноглазый турок. Он протягивает неуклюже сжатый пальцами чахлый стебелек и говорит по-немецки. Насколько мне хватает скудных знаний, я разбираю только то, что он зовет осмотреть его дом в античном стиле. Когда человек сам не знает языка, понимать его легко. Я роюсь в памяти в судорожных поисках каких-нибудь немецких слов, но бесполезно: в голову приходят только фразы типа "Хенде хох", "Гитлер капут" и обрывки "Хорста Весселя" в объеме эпизодических сцен из советских фильмов.

– - Милый, - говорю я, принимая его трогательный цветочек.
– Шел бы ты по-хорошему. Иди себе... иди до фатерлянда.

И я быстро оставляю его, неподвижного, с печальным видом стоять на бархане. Не распускает руки, и на том спасибо. Следовало бы понять, что здесь нет резона выходить за забор.

Я возвращаюсь в охраняемую зону, сажусь, смотрю по сторонам, гляжу вдаль, пытаюсь рассмотреть какое-нибудь судно на горизонте, как вдруг дребезжит мой кирпич.

Снова я подлетаю со страха, и с бьющимся сердцем подношу к уху трубку. Что случилось?.. Мембрана озвучивает тот же голос, несколько более вежливый.