Аркадиана

– - На, пока есть, - говорит она. Похоже, смирилась с двухнедельным неизбежным. Два часа назад она говорила, что это не вино, а помои - но я в состоянии сама разобраться с местным винтажем, а пока он меня вполне устраивает. И не только меня. Я видела за ужином, как русский турист преспокойно наполнял из бочки двухлитровую пластиковую бутылку.

– - Мой пришел, - говорит Маша лаконично, поднимается с кресла на одной ноге, а второй совершает в воздухе лягушечьи толчки в пространстве. От лифта движется усатый турок, подходит к пожилому со стаканом. Оба о чем-то говорят. Сидящий упорно смотрит на Веру.

– - Он на тебя глаз положил, - замечает Маша, осторожно натягивая вторую вьетнамку.

– - А кто такой?
– спрашивает Вера, косясь на турка сладкими наглыми глазами.

– - Партнер, - отвечает Маша.
– Он совладелец. И его двоюродный брат, - она становится на обе ноги.
– Ну ладно, я пошла.

– - Рожи...
– тянет Светка и украдкой, прикрываясь поднятым плечом, показывает совладельцу язык. Совладелец не видит. Он пару минут не спускает с Веры неколебимых глаз, как с неживого предмета, а потом поднимается и уходит.

– - Ну что ж, - произносит Вера философски, рассуждая сама с собой.
– Не портить же отдых. Коль скоро нельзя ждать милости от природы...

Ее ожидания не оправдались. Аниматор, которого она мне хвалила, оказался временно занят - работал с немецкой клиенткой. Клиентку я сегодня видела - крепкая тетка с плечами как у лесоруба, она вылезла из номера часа в четыре дня, щурясь на белый свет, тупо смотрела на толстых баб, прилежно занимающихся на лужайке аэробикой, и на лице у нее играла улыбка злорадства и искреннего непонимания одновременно. Она не представляла себе, как можно на отдыхе так бездарно тратить время. Рассказывали, что, увидев Лешу - аниматора - она одним махом разорвала на груди футболку, кинулась на него как дикий зверь, а дальше поехало... Картинка, в общем, и у нас знакомая, хотя ничего, молнией поражающего, я в Лешиной внешности не заметила. Обычный парень с мягкой улыбкой и славянской внешностью. В Германии такие должны мелькать в каждом пивном баре.

Светка смотрит на часы.

– - Когда, ты говоришь, автобус будет?
– спрашивает Вера.

– - В десять, - отвечает Светка. Она упоминала, что повезет желающих на дискотеку.

– - Мы придем, - говорит Вера.

– - Я не приду, - говорю я.
– Давайте, девки, без меня.

Мне уже сказали, что обратно придется переться пешком. И я вообще не понимаю, что это за веселье - прыгать и скакать под немелодичный грохот. Онанизм какой-то. Избыток сил надо тратить на море и мужчин, благо, каждой субстанции навалом.

– - Ты что?
– налетает на меня Вера.
– А что ты тут делать будешь?

– - Плавать, - говорю я.
– За чем еще на море едут?

– - Ты же пьяная, - говорит Вера.
– Ты утонешь! Тебе нельзя одну оставлять!

– - Это тебя нельзя на дискотеке одну оставлять, - говорю я.
– Я меня в море можно. Я и днем была пьяная, не утонула ж. А и буду тонуть, так вытащат. Спасатели бдят.

Я плавала весь день. Я чувствую, что у меня вареный нос, даже под слоем крема от загара.

Вера, глядя куда-то в себя, провожает глазами ушедших.

– - Не знаю, - говорит она озабоченно.
– У меня еще ни разу не было обрезанного мужчины... Было бы любопытно... Правда, он уже в возрасте... А у тебя были?

Я пожимаю плечами. Может, и были. В миру живем, всего не упомнишь.

– - Нет, - говорит Вера капризно.
– Мне нравится не он. А его миллионы.

– - А есть они?
– говорю я.
– Тебе ж сказали: страна бедная... Коньяк в диковинном написании льют в пластиковые стаканы... Мы ж не на заработки.

– - Одно другому не мешает...
– произносит Вера.
– А сколько у тебя было мужчин?..

Теперь задумываюсь я.

– - Пожалуй, что ни одного, - говорю я подумав.

– - Это как?
– спрашивает Вера.

Мы уже изрядно надрались.

– - Среди них не было настоящих мужчин, - говорю я.
– Пожалуй, я еще девственница.

– - Я тебя люблю, - говорит Вера.

Я трясу головой.

– - Увы, не западаю, - отвечаю я, собирая колоду.

Мы поднимаемся и лавируем между столиков, стараясь не качаться. Какой-то немецкий мужик лет пятидесяти берет меня, когда я огибаю его кресло, за руку и что-то говорит. С ним сидят две женщины - похоже, жена и дочь. Они снисходительно улыбаются.

– Я тебя внимательно слушаю, красавчик, - говорю я ему ласково, глядя прямо в глаза.
– Только ни фига не понимаю. Nicht verstehen , знаешь ли.

Он еще чего-то говорит, и все трое смеются. Жена скользит по мне благосклонным взглядом.

– - Только вас мне не хватало, - говорю я, деликатно прилагаю рычаг к локтевому суставу, освобождая руку, и мы идем дальше.

– - Зачем столько пить?
– говорит Вера.

– - Так семечек же нету, - бормочу я, обращаясь к голубым полотняным полоскам ее спины.
– Дикая страна... Семечек не держат... Кто они после этого...

Поужинав, мы гуляем, пьем кофе, снятый с углей, сидим в дальнем углу детской площадки, переговариваясь, и в десять Вера уезжает.

Я провожаю их маленький уютный автобус и, двигаясь по курсу его уплывающих габаритных, выхожу из отельной калитки. Бреду по тротуару мимо лавочек, захожу то в одну, то в другую. Начинается горячее время - туристы гуляют толпами, смотрят, торгуются, покупают пирсинги, покрывала и барабаны для негритянских плясок. В лавочках по двое продавцов - один говорит по-немецки, а второй по-русски. Узкая специализация.

Я рассеянно бреду мимо развала, сопровождаемая толстым турком. Русскоязычный работник куда-то сгинул, а мне попался германист с легким налетом англомании. Утрированно улыбается, мучая межзубные звуки. То, что к нам бесполезно обращаться на немецком, они уже знают.

Я рассматриваю ониксовые шахматы, кружки, веера, дикарские бусы, как вдруг внезапно падает темнота, на всей улице гаснет свет, а меня хватают чьи-то руки, и я чувствую, что в зад больно вонзается корявый палец. На ухо турок мне шепчет какую-то полуанглийскую галантную муть. Я так удивляюсь, что сразу не бью его по башке, и пару мгновений не знаю, что делать. Кругом хрупкий товар, а если я все переколочу... в турецкой тюрьме не отделаться кривыми пальцами. Пока я подвожу баланс и принимаю решение, свет зажигается, я вырываюсь и вылетаю из лавки, как первый паровоз. Неудивительно, что все погасло - провод у них висит под матерчатым пологом на соплях. Им бы хороший ливень с мокрым снегом на эту лампочку Ильича, вредно думаю я, вот была бы иллюминация...

Во избежание дальнейших международных конфликтов я опускаю глаза долу, приглаживаю юбку и возвращаюсь в отель. Внутри еще чувствуется след от чужого пальца. Этот снайпер и попасть не может, куда надо. Или извращенец... Может, он меня за мужика принял? За мужика в сером платье... Фу. Надеюсь, они хоть моют руки время от времени. Надо срочно искупаться...

В номере я накидываю на плечи, словно горжетку, полотенце и иду к морю. У бара, отбрасывая ногой дынную корку, фокусирую на себе лазерные прицелы досужих взглядов. Вокруг стойки шум, гам, рев и не протолкаться. С большим трудом протискиваюсь к дозатору. Передо мной стоит синюшный незагорелый дядька, ест глазами стакан, в который бармен-турок цедит ракию, и приговаривает: